Кто-то играл на фортепьяно.
Скорбный голос музыки лился подобно струям фонтана — ровно, спокойно, разлетаясь каплями под конец. Ремус медленно, боясь спугнуть, двинулся к двери и прижался к ней ухом.
Мелодия — цветок меж двух пропастей. Он распушил лепестки, нежась в дотлевающих лучах уходящего солнца, но стоило небесному светилу скрыться за горизонтом цветок опустил бутон, роняя росу в тоске по теплу.
Ремус вышел в коридор и ступил на лестницу, медленно спускаясь в гостиную, откуда и доносился звук. Он прекрасно знал, кто играет на фортепьяно, но соната буквально сковала его — Люпин застыл на пороге, не осмелившись беспокоить маэстро.
Сириус играл с закрытыми глазами, положив голову на крышку. Казалось, он вслушивается в вибрации, разносимые по инструменту с каждым нажатием клавиш, совсем как Ремус, который только что прижимался ухом к двери. Он тоже закрыл глаза, буквально осязая мелодию всем телом, чувствуя её величественную силу, мощь, пробирающую до самых костей. [3]
Слёзы сами скользнули по щекам — Ремус не пытался их скрыть. Он не шевелился, не дышал, полностью поглощённый звучанием, и не сразу понял, что мелодия стихла и в комнате воцарилась тишина.
Зашелестели шаги, и Ремус ощутил горячее прикосновение к своей скуле. Сириус стёр с его лица слезу и тихо, неразборчиво сказал:
— Присоединитесь ко мне за шахматами?
Ремус опустил на Сириуса влажный взгляд и молча кивнул. Ни к сонате, ни к утреннему происшествию они никогда больше не возвращались.
Комментарий к Глава пятая, о внезапных смертях и голодовке
1) Джон Филд — Nocturne No.18 in E Major
https://www.youtube.com/watch?v=fwFTdsvU9yE
2) Людвиг ван Бетховен — Für Elise
https://www.youtube.com/watch?v=c1iZXyWLnXg
3) Людвиг ван Бетховен — Piano Sonata No. 14 (Moonlight)
https://www.youtube.com/watch?v=yULhzaEwOeE
========== Глава шестая, о том, как приручить бездомного пса ==========
Ремус уже не помнил, когда отпустил своего камердинера погостить у родственников, собрал вещи и перебрался на площадь Гриммо. Это произошло слишком быстро и казалось столь естественным, что он не придал переезду никакого значения. Разумеется, он навещал родные пенаты раз в неделю, но только чтобы убедиться, что дом всё ещё стоит на том же месте.
Лондон окутала промозглая осень, забарабанили дожди, и Ремусу пришлось отказаться от прогулок с книгой по парку — это помогало ему остыть, обдумать все насущные проблемы. И признаться себе в том, что жизни без Сириуса Блэка он теперь и вовсе не представлял — даже несмотря на перемены настроения, на недовольство и критику, то и дело срывающуюся с губ, на шлепки по рукам, которыми Сириус очевидно злоупотреблял, и множество других мелочей, составляющих сущность Блэка. Ведь маэстро неизменно находил способ извиниться, не произнося заветного слова.
Ремус стал на многое обращать внимание. Например на то, как Сириус улыбается ему с утра украдкой, тут же скрываясь за газетой или чашкой чая. На то, как Сириус невзначай касается его руки, передавая что-то, плеча, приободряя или хваля, спины, проводя по ней ладонью и подсказывая направление.
Однажды, сидя в залитой солнцем гостиной, Ремус заметил седину, пробивающуюся сквозь тёмные густые локоны, небрежно обрамляющие худое лицо. Сириус тогда читал, сильно склонившись над книгой, и лучики путались, игриво золотя серебро его волос. Ремус до сих пор не задумывался, сколько Блэку лет, однако бесцветные пряди скорее добавляли ему шарма, чем выдавали возраст, не играющий никакой роли.
Ещё раньше он отметил руки пианиста, гибкие длинные пальцы, перебирающие в равной степени быстро клавиши и нотные листы, но совершенно не умеющие держать столовые приборы. В тот единственный раз, когда Сириус, пребывая в прекрасном расположении духа, спустился на кухню и деловито предложил помочь, Ремус обрадовался, но после пожалел об опрометчивом решении — даже с его неловкостью он не был таким стихийным бедствием, каким был Сириус. Тот, казалось, вовсе не знал, как работает печка и как вскипятить воду. Блэк быстро сдался и остаток времени просто сидел на стуле, разглагольствуя о том, что у него всегда была кухарка и слуги, которые хорошо знали своё дело, поэтому разбираться в таких глупостях ему совсем необязательно.
Тогда-то Люпин и предложил нанять экономку. Он подсовывал Блэку газеты с отмеченными объявлениями, приносил письма с рекомендациями и делал всё, чтобы доказать: этому дому нужна женская рука. О том, что сам Ремус оказался здесь только из-за отсутствия оной, он уже не вспоминал. И Сириус всё-таки согласился рассмотреть несколько кандидаток, однако способствующую этому ситуацию едва ли можно было назвать удачной.
Несмотря на необычайно жаркое лето, осень выдалась холодной и ветреной. Густые тучи цеплялись за верхушки деревьев, вызывая желание поплотнее закутаться в шарф и вернуться домой, к камину и чашке ароматного чая.
Однако Блэк был другим. Одним утром он, проигнорировав завтрак, выскочил из дома в расстёгнутом пальто и помчался в неизвестном направлении, шагая прямо по лужам. Позже зарядил дождь, не унимавшийся до самой ночи, и Ремус начал волноваться, не зная, что думать. Куда так спешил маэстро, где он пропадает и когда вернётся? В конце концов Сириус появился на пороге промокший до нитки, дрожащий и хмурый. Бросил что-то невнятное, скинул пальто и поднялся к себе. Ремус отнёс ему горячего чая и ужин, но Блэк не притронулся к подносу — он выпутался из влажной одежды, закутался в несколько одеял и уснул, будто ничего не случилось.
Последствия не заставили себя ждать. Инфлюэнца настигла Сириуса следующим же утром, приковав его к постели лихорадкой. Он кашлял, стонал, громко ругался и кидался в Ремуса подушками, стоило тому только упомянуть врача.
— Я настаиваю, — Люпин потряс табличкой, успев на этот раз одёрнуть руку, и удар пришёлся в пустоту. — Я пошлю за доктором. Кричите сколько угодно.
Через пару часов мистер Помфри, врач из местной больницы, не без труда осмотрел больного, его домашнюю аптечку и покачал головой. Он выписал несколько рецептов и поспешил покинуть спальню Блэка в надежде никогда туда не возвращаться.
Напоить Сириуса пахучими и крепкими настойками тоже было непросто. Он воротил нос, отказываясь не только от лечения, но и от еды, что никак не способствовало выздоровлению. Стоило жару спасть, Блэк зачем-то вылез из-под одеяла, чудом миновал коридор и практически преодолел лестницу, однако в какой-то момент силы покинули его — и Сириус с грохотом скатился с последних ступеней.
Ремус злился. Ему приходилось возиться с Сириусом, находиться подле круглые сутки, выполнять любые прихоти, которых меньше не становилось. И всё было не так. Некрепкий чай, несвежий суп, чёрствый хлеб, горькие микстуры. Но когда Сириус швырнул в него пиалу с куриным бульоном, терпение Люпина лопнуло.
— Прекрасно, — буркнул он, даже не удосужившись взять в руки табличку или тетрадь. — Болейте, капризничайте, делайте что хотите. Лекарство на столе, авось дотянетесь сами. А я найду вам сиделку. Уверен, когда вы наденете ей на голову кастрюлю с супом, она это тоже не оценит.
Люпин забрал посуду и вышел прочь, нарочито хлопнув дверью, — в ту минуту он вовсе позабыл, что это не возымеет никакого действия. Внутри всё клокотало от обиды, казалось, давно прошедшей. Ремус действительно надеялся, что всё изменилось, ведь столько всего случилось за последнее время.
Они по-настоящему сблизились: Сириус порой невзначай обсуждал свою семью, рассказывал что-то и даже спрашивал — Ремус охотно отвечал и не стеснялся в выражениях, исписывая тетрадь историей своей жизни. Между ними возникла связь, которую Блэк своими поступками решительно намеревался уничтожить. Иного объяснения Люпин не находил и предпочёл ретироваться в редакцию газеты, чтобы подать объявление. После он долго гулял, не обращая внимания на дождь и ветер, вырывающий зонт из рук.
Ночью его разбудил громкий не то стон, не то плач. Ремус прислушался и, не задумываясь, прямо босиком и в одной ночной рубашке поспешил в спальню Сириуса. Того лихорадило, он сбил все простыни и беспомощно метался по постели. Истощённый, голодный и совершенно жалкий. Ремус вздохнул и опустился рядом.
