Канцлер проводил партнёршу назад, к столику графа и графини Дантрэ и, коснувшись губами её перчатки, бесстрастно произнёс:

- Благодарю вас за доставленное счастье.

Не удержавшись, Камилла проводила его взглядом. Граф хохотнул.

- Что, задал загадку наш чудак Канцлер? Думаете, что это его дёрнуло приглашать вас? Я объясню. Он намеривался потанцевать с вот этой благородной дамой, - муж похлопал графиню по руке. - Но, видимо, заметив меня, в последний момент оробел. Знаете ли, леди Камилла, что шесть лет назад за этот прекрасный цветок ваш покорный слуга дрался с Канцлером на дуэли и победил? Да-да, танцует он, может, и недурственно, но когда дело доходит до старой доброй рапиры... да... хотя фон Штосс, говорят, был чемпионом корпуса в своё время, - граф снова весело рассмеялся, но поймав холодный взгляд жены, несколько умерил пыл. - Правда, виконт Клари рассказывал мне, что был на турнире в Вернеце и узнал канцлера, тот выступал под вымышленным именем, представляете? И, честно говоря, правильно поступил, потому что не прошёл даже до четвертьфинала. Хотя, я слышал, что он взял к себе в дом старого учителя фехтования, которого выгнали из лиги. Видно, старикан совсем сдал.

«Мой добрый друг! - писала Камилла всего неделю спустя. - Вы оказали Отечеству неоценимую услугу, позволив добиться перемирия в этой таможенной войне. Нам повезло, что сердечная страсть министра финансов позволила Сивфам диктовать свои условия. Но объясните, как произошло, что принцесса ответила ему взаимностью до такой степени и согласилась бежать?»

«Моя дорогая Камилла! - отвечал Канцлер. - Если уж начистоту, всё обстояло не так просто. Король Кордолиса не настолько беспечен, чтобы доверить министерство финансов такому горячему молодому человеку, как герцог. На самом деле, руководит министерством его дядя, Веласкин. Старик хитёр, как лис, и прекрасно понимал, что мы сколь угодно долго можем меряться пошлинами, но малоразвитый пока в финансовом отношении Кордолис теряет на поставках зерна несоизмеримо меньше средств, чем Сивфы на изделиях наших кузнецов, а хлеб закупать придётся, если не в Кордолисе, то в Илларике. Пришлось сыграть на сентиментальной привязанности Веласкина к племяннику, обещав тому семейное счастье. Старик, однако, требовал гарантий, и просто выкрасть девушку было недостаточно. Несколько месяцев я писал принцессе стихи от имени влюблённого министра, заваливал цветами, драгоценностями и прочими безделушками. Это было бы сложно сделать втайне от её матери, однако консул, нуждаясь в деньгах, заложил фамильные драгоценности своей жены, просрочил платёж, а я их выкупил. Уверив его в честных намерениях юноши, я предложил ему не только обеспечить семейное счастье дочери (даром, что у него их ещё трое), но и сохранить своё собственное. Герцог получил подробный список пристрастий и антипатий своей будущей супруги, а также несколько десятков стихов романтического содержания. Дальнейшее зависит от него. Мы получили, помимо налоговых льгот, отсрочку войны на семь лет и одного моего приятеля, сидевшего в королевской тюрьме. Надеюсь всё же, что благодарное Отечество никогда не узнает о моих перед ним заслугах, поскольку кесарь вряд ли простит мне соблазнение его племянницы, пусть и от чужого имени».

Однажды, проработав всё утро в канцелярии, Камилла заехала домой, и секретарь сообщил, что её дожидается человек с письмом от канцлера. Она не особенно удивилась - почту ей доставляли самыми разными путями - и распорядилась предложить гостю отобедать с ней. Переодевшись, леди посол спустилась в столовую. Увидев её, молодой человек встал и учтиво раскланялся. Он был замечательно красив: мягкие локоны тёмно-каштановых волос обрамляли лицо с тонкими правильными чертами, общее впечатление дополняли выразительные карие глаза, необыкновенно пушистые ресницы и лёгкий румянец.

На юноше был простой штатский камзол, а рядом с ним стоял небольшой чемоданчик, с какими обыкновенно ходят врачи. Девушка даже смутно припомнила этого молодого человека, выходящего из соседского дома - вероятно, у отставного офицера опять разыгралась подагра.

Письмо оказалось на сивфском. Это сразу насторожило.

«Дорогая Камилла! - писал Канцлер. - Случилось так, что в связи с пошатнувшимся здоровьем я был посажен доктором Вартеком под домашний арест с поистине драконовским режимом. Я здесь отчаянно скучаю и прошу вас прислать мне из канцелярии несколько книг, чтобы я хоть чем-то мог занять себя». Далее следовал список книг и подпись. Камилла ещё раз перечитала короткий текст, пытаясь найти подвох или иносказание, но не преуспела.

- Вы, вероятно и есть доктор Вартек? - обратилась она к молодому человеку с лучезарной улыбкой.

Тот подтвердил, что да, именно так оно и есть.

- Канцлер пишет, что воспользовался вашим профессиональным мастерством. Серьёзно ли он болен? Могу ли я навестить его?

Юноша, заметно смущаясь, отвечал, что Канцлер, верно, был серьёзно болен, однако кризис уже миновал, и он уверенно идёт на поправку, и что посещение такой очаровательной дамы вряд ли сможет повредить, особенно человеку, обращающемуся к ней «Дорогая Камилла!»

Она удивлённо подняла брови.

- Вы знаете содержание письма?

Доктор, окончательно смущённый, тут же заверил её, что совершенно случайно заметил только обращение, поскольку Канцлер писал в его присутствии.

«Вот оно что, - подумала Камилла, - вероятно, этот юноша не только врач Канцлера, но и друг. Зная, что я буду расспрашивать о нём, он не хотел ставить Вартека в неудобное положение, колеблясь, можно ли отвечать на мои вопросы».

«Дом на холме» и окрестности, 32 г. э. Леам-беат-Шааса

Солнце только ещё начало клониться к закату, когда сенатор Камилла добралась до деревни, ближайшей к «Дому на холме», однако тут её ждало неожиданное разочарование. Как оказалось, недавно здесь прошла сильная снежная буря и дорога к усадьбе была расчищена очень условно. Было очевидно, что экипаж, запряжённый четвёркой прекрасных тонконогих лошадей, придётся оставить в деревне. Камиллу это не смутило - она была хорошей наездницей, а коренастые мохнатые лошадки местных жителей казались способными совладать с намеченной тропинкой. Но как только хозяин животного слышал о цели поездки, на лице его отображалась смесь ужаса и жалости к непутёвой бабёнке, лезущей к волку в пасть. Очень быстро сельчане вообще стали разбегаться от неё.

Выручил Камиллу деревенский староста. Он не только предложил переночевать у него, но и обещал утром выделить свою собственную лошадь.

- Не серчайте на них, - посмеивался старик, потчуя девушку ужином, - дурачьё безмозглое. Хозяина боятся до одури, хоть он ни одного пальцем не тронул никогда. Иной помещик с провинившихся шкуру кнутом спускает, али магам для опытов отдаст, а и то не так боятся. Потому дело привычное. А наш хозяин и голоса не повысит никогда. Да что, мы его и не видим почти, сидит на холме, проездом разве тут покажется, в столицу, али ещё куда. Ну, девки, бывает в грибы пойдут, видят, как он на коне проскачет, без седла, без узды, индо дух лесной. Да многие его за духа и почитают. Зверьё его, говорят, слушается. Ну, это, сам не видел, врать не буду.

- За это и боятся?

- И за это тоже. А пуще того... ну вот как тебе то сказать. Непонятный он. А сам ты у него вроде как на ладони. Скользнёт по тебе взглядом, даже и не задержит, а будто всё про тебя знает, добро ли, лихо ли. Ну, вот для примеру... прислали нам в земство начальника стражи нового. Сам он из простых, да дочку за вельможу какого-то выдал. Прислали и прислали... а человек он так себе оказался, прямо скажем, дрянь человек. Лихим людям на откуп пошёл. Стали по нашим лесам разбойнички гулять, а он промеж пальцев на то смотрит... Говорили ему и я, и другие люди бывалые, мол, закона не боишься, так неба побойся - не послушал. Потом Рогнар к нему приехал, это садовник ихний, - староста мотнул головой в направлении усадьбы. - Что там ему Рогнар говорил, мне неведомо, а только солдатик, что на карауле был, сказывал потом, что приказал начальник стражи Рогнара с лестницы спустить и вслед кричал, что хозяин твой мне не указ, у меня мол, заступники такие, что самого его в порошок сотрут. Ну, Рогнар ничего, сел на коня да уехал. Прошёл день, два, а там и все четыре, а и приезжают из столицы солдаты, берут начальника стражи под белы руки и ведут в карцер, а там и трибунал. Как так, где же заступники? Узнали мы потом, окольными путями, вестимо, не такая новость, чтоб в газетах писать, что проведал государь наш кесарь: зять начальника нашего злополучного к супруге кесаря наведывается, через что и силу взял. Её, знамо дело, в монастырь, грехи замаливать, любодея - на плаху за государственную измену, а там и до нашего докатилось...