— Твой отец — не плохой человек, принцесса. Он просто получает много плохих советов от тех людей, которые хотят видеть наших людей в еще большем отчаянии. Сделать книги незаконными — один из способов дестабилизировать нас. Чем меньше мы читаем, тем меньше сомневаемся. Я не верю, что он сделал это из злости. Думаю, он это сделал по незнанию. И его советники думают, что если мы с тобой будем читать, то будем сопротивляться разделению на классы, что было бы плохо для них, — отвечает Самсон, проводя пальцами по своим губам. Я стараюсь не пялиться на шрамы, покрывающие его кожу, которая должна быть гладкой.

Я прочищаю горло и опускаю взгляд на свои руки. Возможно, мы не такие уж и разные.

— Я была молода. Я действительно не понимала, что происходит, пока не стало слишком поздно. Все люди на вашей — на нашей — стороне отвернулись друг от друга. Взрывы, перестрелки, всеобщая война… и с каждым днем становилось только хуже. Когда мне исполнилось восемнадцать, я решила, что не принадлежу к миру элиты. Я хотела быть смелой. Хотела за что-то бороться. Так что, я ушла. Мой лучший друг Годрик и я начали воровать книги. Сначала это были просто глупые, мятежные поступки, которые я совершала после того, как восемнадцать лет жила в роскоши. Затем это переросло в нечто большее, и я стала зависима от адреналина. И от историй. — Я делаю паузу и смотрю на него. — Мародеры не защищают искусство — они грабят дома и сжигают вещи, убивают людей, — шепчу я, — ну, по крайней мере, это именно то, что мне о них рассказывали.

Самсон только ухмыляется. Его лицо, хотя и в шрамах, но не лишено явной привлекательности. Острый нос, угловатая челюсть, пухлые губы и самые голубые глаза, которые я когда-либо видела.

— Мы ни разу не причинили вреда ни одной живой душе. Наша репутация была испорчена людьми твоего отца.

— Отец сказал мне, что мародер убил мою мать. Он сказал мне…

— Он солгал, — перебивает меня Самсон.

Мое лицо бледнеет.

— Почему? — спрашиваю я тихим голосом. От колючего взгляда Самсона меня бросает в жар. Он смотрит на меня со странным выражением на лице. Возможно, это сострадание? Все, во что я верила, пока росла, было ложью. Человек, которого я хотела убить этим утром, теперь мне помогает. Я не знаю, что с этим делать.

— Ты уже поела? — спрашивает он, выгнув бровь.

Я киваю.

— У меня пропал аппетит.

Он смеется.

— Ты всегда была такой драматичной, или это появилось в тебе недавно?

Я улыбаюсь.

— Кажется, это побочный эффект от пребывания рядом с тобой, — хмыкаю я в ответ.

Он наклоняет голову и хватает меня за руку. Его тепло шокирует меня, и я пытаюсь отстраниться, но его улыбка становится шире, и уголок его губ с одной стороны заговорщицки приподнимается. Черт.

— Пойдем со мной. Я хочу кое-что тебе показать.

Мы выходим из столовой, и я следую за Самсоном по стеклянному коридору. Он выпустил мою руку всего несколько минут назад, но я все еще ощущаю грубые мозоли и жар его тела. Мы молча поднимаемся по винтовой лестнице. Собака убегает вперед и начинает вилять хвостом, когда мы приближаемся к ней наверху. Я до сих пор перевариваю слова Самсона. Почему отец лгал о смерти мамы? Самсон ведет меня через еще один лестничный пролет к верхнему этажу склада. На мгновение я останавливаюсь, думая, что, возможно, это все ловушка. Как только собираюсь спросить, куда мы идем, Самсон резко оборачивается, и я почти сталкиваюсь с его твердым телом.

— Знаю, Мейбелл, ты считаешь меня врагом, но я — не враг. Во всяком случае, не для тебя. — Он слабо мне улыбается, и лишь на секунду за шрамами я вижу мужчину.

Сейчас его голос мягче, чем раньше. Я открываю рот, чтобы ответить, но не знаю, что сказать. Он продолжает:

— После того, как мы убедим твоего отца, мне понадобится твоя помощь в преодолении пропасти между богатыми и бедными. Ты можешь остаться в качестве мародера, или я могу помочь тебе получить лучшую работу в городе. — Он ухмыляется, и мое сердце трепещет в груди.

— Ты даешь мне выбор? — шепчу я, изучая металлические перила и потрескавшиеся зеркала, висящие вдоль стены в коридоре позади нас.

— Я не собираюсь держать тебя в плену, если ты об этом.

Я смотрю ему в глаза.

— Я просто подумала… из-за прошлой ночи… — Я отстраняюсь от него, чтобы пройти мимо по коридору к моему таинственному сюрпризу, но Самсон мягко притягивает меня к себе.

— Я… я пытаюсь найти людей, которые смотрят в будущее так же, как и я. Я хочу жить в мире, где у каждого есть доступ к искусству и образованию — к книгам, музеям, танцам, музыке, университетам, паркам. В мире, где нет людей, которые стремятся уничтожить эти знания и все, в чем они выражаются. Я должен что-то сделать. Я должен его защищать. Без искусства мы будем более бездушным обществом, чем уже стали. Мне нужна твоя помощь, Мейбелл.

Меня одолевает сомнение, я делаю резкий вдох, а он продолжает:

— Я признаю, что мои методы прошлой ночью были экстремальными, но если ты не хочешь иметь со мной ничего общего, я тебя полностью пойму. Это будет не в первый раз.

Я прикусываю нижнюю губу и опускаю взгляд.

— Я хочу помочь. Действительно хочу. Просто не знаю, могу ли тебе доверять.

Закончив говорить, я снова смотрю на него. Наши взгляды встречаются, и мое лицо начинает гореть. Он ждет ответа.

— Как мне убедить тебя помочь? — спрашивает он, его голос звучит как жидкий бархат. Я всматриваюсь в отметины на его лице. Хочу провести по ним пальцами… те, что на его губах… — Мейбелл?

Стряхнув наваждение, я прочищаю горло и качаю головой.

— Как насчет того, чтобы я дала тебе ответ к концу недели? Таким образом, я смогу придумать план, чтобы убедить отца, а ты сможешь доказать, что действительно тот человек, за которого себя выдаешь.

Он улыбается.

— Достаточно справедливо. — Самсон отступает, улыбаясь мне, затем поворачивается и открывает две двойные двери. Я следую за ним в самую большую комнату, которую когда-либо видела. Когда мои глаза приспосабливаются к темноте, я вскрикиваю, прижимая руки к груди.

Это не просто комната.

Это библиотека.

Радостное хихиканье слетает с моих губ, и я прыгаю вперед, устремляясь к ближайшей полке. Первые издания, вторые издания, специальные юбилейные издания… Твердые переплеты, мягкие обложки… Я никогда не видела настоящую книгу. Никогда за все те годы, когда их воровала. Однажды Годрик видел один оригинал, но ему не удалось его заполучить. Я пробегаюсь пальцами по кожаному переплету, блестящей надписи, пытаясь понять, что же в ней скрыто. Вытаскиваю одну из книг, хотя не уверена, на каком же языке она написана, и возбуждение от изучения настоящей книги посылает дрожь по моей спине. Она слегка скрипит, словно ржавая дверь, и страницы, боже мой, страницы… я поднимаю к лицу книгу и вдыхаю.

Блаженство.

— Каждый раз, когда мы проводили рейд, я приносил книги в эту комнату. Большинство людей, у которых я их позаимствовал, были не такими, как ты, Мейбелл. Они не ценили — не могли оценить их. — Он смотрит вокруг, и я следую за его взглядом. — Это место является результатом многолетней организации и систематизации, изучения языков, покупки зданий в городе, в которых мы могли бы эти книги разместить, если сможем убедить твоего отца. В идеале я хочу, чтобы он издал королевский указ, который предоставит амнистию тем, кто еще владеет каким-либо произведением искусства. У каждого человека должны быть книги, картины, музыка… они больше не должны быть вне закона, — бормочет Самсон и подходит ко мне. Я чувствую его запах — смесь табака и ванили.

Мой взгляд скользит между ним и рядами книжных шкафов. Какому искушению я должна поддаться в первую очередь?

— Я согласна.

— По всему городу, несмотря ни на что, процветало искусство. И ты можешь это подтвердить. Даже в темные времена люди стремились к нему. И, надеюсь, скоро все это будет в свободном доступе для каждого.