Я понимающе киваю.

— А после операции я тоже не смогу играть, — огорченно заявляет Гас. — Пройдет весь сезон, прежде чем я вообще смогу играть.

Его разочарование ощущается как удар под дых. И вместе со всем, через что он прошел и проходит до сих пор, единственное его желание — быть со своими друзьями на поле.

— Ты должен пойти на игру, — говорю я.

— Но все сказали, что я не могу играть, — отмечает он, оглядываясь на Амели.

— Это не значит, что ты не можешь туда пойти и быть частью команды. Занять место на скамейке запасных. Быть стержнем команды.

— Какой в этом смысл?

Я перевожу взгляд с Гаса на Амели. То, что она сказала раньше, заполняет мой разум.

— Потому что ты все так же являешься игроком. И твои товарищи по команде все еще нуждаются в тебе. Без стержня команда ничто.

Амели улыбается мне, а затем поворачивается к Гасу.

— Тебе нравится эта идея? Мы можем пойти и посмотреть. Я буду подбадривать команду вместе с тобой, — предлагает она, взволнованная тем, что Гас сможет быть частью своей команды, даже если и в ином качестве.

Гас смотрит на меня.

— Пойдешь с нами? — спрашивает он меня.

Такого предложения я не ожидал. И судя по тому, как Амели реагирует на мое удивленное лицо, у меня не получилось хорошо его скрыть.

— Cheri, я уверена, у Адама есть дела, которые нужно сделать… — начинает она, предлагая мне выход из этой ситуации.

Выход, о котором раньше я бы мечтал. Выход, в котором я больше не уверен.

— Конечно, парень, — слышу я свои слова.

Амели смотрит в мою сторону, и во второй раз за сегодняшний день я различаю знакомую эмоцию во взгляде. Которую хочу видеть снова и снова.

Радость.

— Круто! — восклицает Гас. — Мы играем на поле «Данмор». В шесть часов, да, мам?

Она снова смотрит на Гаса, ее улыбка становится шире от его волнения.

— Да, Cheri.

— Классно. Пошли готовиться. Я хочу надеть свою форму! — Он хватает руку Амели и практически тянет ее за дверь. Слишком быстро, чтобы она успела сказать что-то еще, слишком быстро, чтобы привлечь еще больше внимания к тому, что произошло между нами. Но последний взгляд, который мы дарим друг другу, говорит нам о том, что мы также и не хотим забывать об этом.

Как только они выходят за дверь, я разворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Льюисом и его очередной гребаной ухмылкой.

— Не начинай, — предупреждаю я.

— Не начинать что?

— Ничего, — вру я. — Давай просто забудем об этом.

Льюис сжимает губы и кивает, пытаясь сдержать улыбку, но у него не получается.

— Что? — Я закипаю. — Что такого смешного?

Его смех затихает, когда он складывает руки на груди.

— Я просто думал, что человеком, который напомнит тебе о том, кем ты являешься, будет женщина. Но я ошибся.

Я прищуриваюсь.

— А это все парнишка, — объясняет он. — Оказалось достаточно парня, который нуждается в герое, чтобы напомнить тебе о чем-то очень важном.

— И что это? — спрашиваю я, притворяясь, что слегка заинтересован.

— Что ты особенный.

После поиска места на парковке, я направляюсь в сторону бейсбольного поля. Я слышу, как крики и подбадривания с каждым шагом становятся все громче и громче. Родители хлопают и кричат с каждым звуком удара биты о мяч.

Черт. Игра уже началась.

Я смотрю вниз на свою руку, на причину моего опоздания.

Я замедляю шаг, внезапно занервничав и почувствовав себя невероятно глупо.

Это не свидание.

Я здесь, чтобы посмотреть игру в бейсбол десятилетних парней. Я здесь, чтобы поддержать парнишку, который, скорее всего, нуждается в этом намного больше, чем остальные игроки на этом поле. Но когда я вижу ее, сидящей на трибуне, с солнцезащитными очками, скрывающими ее прекрасные глаза, хлопающей весте с остальной толпой родителей, я знаю, что это не единственная причина.

Амели замечает меня, когда я взбираюсь на трибуну. Даже несмотря на то, что ее глаза скрыты очками, я чувствую, что она смотрит на то, что находится в моих руках. Я не говорю ни слова, когда протягиваю ей одну красную розу.

Она принимает ее с простой улыбкой, которая все же говорит больше тысячи слов. Больше тысячи слов, которые мы только можем услышать.

Я занимаю место рядом с ней, стягивая капюшон. И когда я сажусь, то специально прижимаю свою ногу к ее. Мне становится легче, когда она не сдвигается с места, чтобы отодвинуться.

— Как у нас дела? — спрашиваю я.

— Отвратительно, — отвечает она с гордостью. — Мы уже проигрываем. Но посмотри на него. — Она кивает в направлении скамейки запасных, на которой сидит Гас, одетый в свою форму; он болтает и смеется вместе с товарищами по команде. — Он не перестает улыбаться.

Чувство теплоты проносится сквозь меня.

— Ты сделал это, — заявляет она с благодарностью.

Я качаю головой, но не продолжаю этот спор. Вместо этого решаю насладиться этим моментом.

— Спасибо за розу, — говорит Амели тихо, удерживая в руках длинный стебель между нами; темно красные лепестки становятся ярче из-за лучей заходящего солнца.

— Подходит к твоей блузке, — говорю я, отворачиваясь обратно к полю. Но краем глаза замечаю, как отрывается один лепесток и плавно опадает на землю. Мы оба смотрим, как лепесток приземляется на зеленую траву у нас под ногами.

— Только этот, — говорит она, осматривая цветок. — Остальные… идеальные.

Я киваю и отворачиваюсь к полю. Я не могу ее видеть, но знаю, что она улыбается. А также, скорее всего, кусает губы. Я знаю это потому, что помню, какой эффект раньше производил на красивых женщин. Эффект, который оказывает мужчина на женщину.

Возможно, я и не герой, как меня поспешно прозвал Гас или Льюис. Возможно, я не прекрасный принц, которого из меня делает Амели. Возможно, я даже не чудовище, которым сам себя сделал. Сегодня, впервые за долгое время, я ощущаю себя Адамом. Я ощущаю себя мужчиной. И когда Амели медленно кладет руку на мое колено и там и оставляет ее, я знаю, что все еще могу быть мужчиной, который производит эффект на красивую женщину.

История о зыбкости границ и о двух потерявших надежду душах, нашедших способ заключить мир с чудовищем внутри себя. В конце концов, жить трудно, но умирать труднее.

От быстрых, точных ударов ножа я кричу в темноту моей комнаты. Это всего лишь очередная ночь смерти другого человека, а не мое убийство. От невыносимых ощущений из меня вырывается стон, а руки скользят вдоль тела, убеждаясь, что я все еще цела.

Дама в белом стоит в углу моей комнаты и держится за живот так же, как я держусь за свой. Она призрак, парящий и прозрачный, но я могу разглядеть ее черты и кровь, окрашивающую платье на ее животе.

Мы плачем вместе. Я стараюсь, чтобы мои стоны и всхлипы звучали тише. Стараюсь изо всех сил, но из-за непрекращающихся ударов ножа это становится делать все труднее.

Дверь в мою комнату распахивается так быстро, что ударяется о стену. Широко раскрытые глаза моей матери полны тревоги, а светло-каштановые волосы растрепаны. Ее худое тело не заполняет и половины дверного проема, зато крик разносится по всему дому.

— Ведьма! Убирайся из моего дома! — Спотыкаясь, она подходит ко мне, из-за выпитого ее ноги ступают неуверенно. Костлявой рукой она сжимает мое предплечье и дергает вверх. Я пытаюсь вырвать руку из ее хватки, но она усиливается каждый раз, когда я падаю от очередного приступа боли после удара невидимого клинка.

Моя мать не сдается. Она отпирает входную дверь и выталкивает меня в ночь.

— Держись отсюда подальше, ведьма! — Она вышвыривает за дверь мой рюкзак и захлопывает ее позади меня.