— Давным-давно я сбежал, и не хочу быть найденным.
Я так много всего хочу сказать, хочу задать так много вопросов, но не делаю этого. Я знаю, что должна ценить этот маленький кусочек честности. Кажется, он оценил это.
— Джулс, — шепчет он, и я поднимаю на него взгляд. — Спасибо, что спасла мне жизнь.
— Похоже, что мы оба здесь, чтобы спасти друг друга.
Он улыбается, и это прекраснейшее зрелище.
Когда полностью заканчиваю с перевязкой, я обвожу взглядом комнату.
— Здесь не особо много чем можно заняться. Отец даже не дал тебе телевизор?
— Здесь довольно одиноко. Ну, уже не так сильно, с тех пор, как у меня появилась собака.
— Его зовут Бадди, и давай будем честными, он не особо компанейский. — Пес приподнимает уши, когда я говорю это. — Без обид, Бадди.
Джеймисон смеется, и это еще более прекрасно, чем его улыбка.
— Я наслаждался чтением книг, но сейчас это немного трудновато делать. Я не могу выбрать удобную позу, чтобы одной рукой удерживать книгу открытой.
На другом краю кровати лежит открытая на середине книга в мягкой обложке. Я поднимаю ее и вижу, что он читает «Красавицу и Чудовище», в оригинальной версии. Это интересное издание, интересный выбор, но я не дразню его этим. Вместо этого я спрашиваю:
— Могу я почитать ее тебе?
— У тебя нет ничего поинтереснее, чем можно заняться в свой шестнадцатый день рождения?
На ответ мне требуется не более секунды.
— Нет.
Меня удивляет, когда он улыбается и отвечает:
— Тогда, да. Почитай мне.
***
— Джеймисон, привет. — Как только я выбираюсь из лимузина, сразу же бегу в сторону гостевого домика, в котором он сейчас находится.
Когда я вхожу внутрь, он удивляется, что я заглянула к нему. Он сверху вниз осматривает мою форму, от бантика на моей шее до гольф и черных балеток на ногах.
— Как в школе? — спрашивает он, а потом сжимает зубы, схватившись за бок.
Я бросаю на пол рюкзак и забираю у него из рук гаечный ключ.
— Тебе нужно сесть. — Я пытаюсь подтолкнуть его в сторону стула, но он не сдвигается с места.
— Я не могу. Если твой отец увидит, то я тут же буду уволен.
— Ты спас меня от тех парней. Я не постесняюсь сказать ему о том, что произошло.
Джеймисон едва не рычит.
— Ты должна пообещать, что никогда ничего не расскажешь. Если ты хоть на секунду поверила в то, что он примет мою сторону, а не их, то ты глубоко ошибаешься.
— Почему бы ему не поверить тебе?
— Посмотри на меня. — Он практически рычит, поэтому я поднимаю на него взгляд и осматриваю его. От взъерошенных волос на макушке к длинной бороде на лице. Он сложен как танк, и он держится так, будто всегда готов к обороне, как зверь, который всегда начеку. И все же, несмотря на его внешнюю жесткость, безразмерную одежду и растительность на лице, это прекрасный мужчина с высокими скулами и красивым носом. У него полные губы и волевой подбородок, это не считая самых добрых глаз, какие я когда-либо видела.
Я беру его руку. Она грубая и мозолистая. Скользя большим пальцем по его ладони, я поднимаю взгляд к его глазам и говорю:
— Я смотрю.
Я поднимаю гаечный ключ, зажатый в другой руке.
— Покажи мне, что ты пытаешься сделать. Я буду помогать тебе, пока твой бок не заживет.
Он смотрит на меня, и что-то меняется в его взгляде. Выражение его лица смягчается, глаза загораются, а на губах появляется крошечная улыбка.
— Сейчас я научу тебя, как ремонтировать карбюратор.
***
— Расскажи мне о Париже.
От вопроса Джеймисона я едва не падаю со стула. Я сижу за стойкой в гараже, наблюдая за тем, как он работает. Последние две недели я каждый день прихожу сюда сразу после школы. Сначала я это делала потому, что он нуждался в лишних руках. Сейчас же я прихожу сюда просто потому, что мне здесь нравится.
Обычно я рассказываю о том, как прошел день. Неважно, это экзамены, практика или даже какие-то школьные сплетни, то, что мне обычно не интересно, но сейчас это дает мне возможность рассказать ему о чем-нибудь. Если я задаю ему вопрос, он всегда отвечает на него, но это первый раз, когда он инициатор разговора.
Я закрываю учебник по истории и поворачиваюсь на стуле лицом к нему.
— Он романтичный, ну, не то чтобы я много знала о романтике. — Ничего не могу с собой поделать, когда думаю о городе, которым восхищаюсь — у меня сразу появляется слегка мечтательный взгляд. — Это город с удивительной архитектурой старого мира и историей, которая до сих пор очень даже жива. Ты можешь посидеть в кафе, пока читаешь книгу, и поглядывать на Эйфелеву башню, или можешь прогуляться по мосту над Сеной и осмотреть Собор Парижской Богоматери. Окрестности переполнены уличными артистами и писателями, но есть и другие районы, заполненные элитными бутиками. Ты можешь провести ночь в подпольном джаз-клубе, и давай не будем забывать о еде. Сыр. Вино…
— Вино? — говорит он с ухмылкой.
Ненавижу, когда он говорит что-нибудь такое, что сразу напоминает мне о том, что я младше его. Но я понимаю, что он имеет в виду.
— Мама позволила мне попробовать вино, когда мы были там.
— Вы часто путешествуете?
— Три раза в год. По-настоящему, по всему миру. В этом году мы катались на лыжах в Вэйле, а через несколько недель поедем в Барселону. К счастью, на Рождество мы будем в Париже. — Я чувствую, как мое лицо озаряется от воспоминаний. — Что насчет тебя? Где ты был?
Краска заливает его щеки.
— Я никогда не покидал штата.
Я тут же ощущаю себя полной дурой. Пафосной дурой. Даже при том, что я живу в особняке, а он обитает в маленькой комнате без кухни, я изо всех сил стараюсь не превосходить его. Потому что я и не превосхожу его. Только я пока еще не знаю, как показать ему это. Я размышляю над тем, что бы еще рассказать такого интересного.
— Северное сияние, — говорит он, отчего я с интересом поднимаю на него взгляд. — Если бы мог поехать куда угодно, я бы поехал посмотреть на Северное сияние. — Он прислоняется бедром к боку машины и скрещивает руки на груди. В такой позе он выглядит так сексуально.
Стоп. Я что, на самом деле подумала об этом?
Он продолжает:
— У них есть эти иглу [5], в которых можно спать. Ты лежишь под меховым покрывалом и смотришь на ночь через стеклянную крышу. К слову о романтике. Не могу придумать ничего более привлекательного, чем смотреть на ночное небо, затянутое чарующим свечением.
Он отводит мечтательный взгляд, пока я, не отрываясь, смотрю на него. На то, как скрещены его лодыжки, как зубы покусывают полные губы. Он делает так, когда сконцентрирован на работе, или прежде чем начать есть. Теперь я знаю, что он делает так, когда думает о том, чего действительно хочет.
— Могу я показать тебе кое-что? — спрашивает он, и я тут же спрыгиваю со стула.
— Да, — говорю я со слишком большим энтузиазмом. — Я имею в виду, конечно. Что это?
Он выпрямляется и делает шаг ко мне. Его лицо становится серьезным.
— Ты должна пообещать, что не расскажешь об этом ни одной душе.
— Обещаю.
Он берет меня за руку и ведет через гараж, вверх по лестнице в свою комнату. От одной только этой мысли у меня сердце из груди выскакивает. Я была там раньше. Только один раз, когда принесла ему торт и читала ему книгу в кровати, но в этот раз все выглядит более волнующим.
Он отпускает мою руку и проходит через всю комнату к окну, открывает его и становится на карниз. Оглянувшись, он протягивает мне руку.
Я берусь за нее и выбираюсь наружу. Карниз достаточно широкий и достаточно большой для нас двоих. Сбоку к стене прикреплена железная лестница. Он подталкивает меня идти первой, поэтому я так и делаю. Медленно добравшись до лестницы, я забираюсь на нее и на трясущихся ногах начинаю подниматься вверх. Взобравшись на самый верх, я перелезаю через ограждение на крышу.