— Да! — рявкнул Шах в трубку так, что захотелось нажать отбой и позвонить позже, но дело превыше всего.

— Савелий Петрович, дорогой, ты что такой злой с утра? Как жена, дочка? Здоровы?

— Гриша, какого… тебе надо в такую рань? — в трубке послышался женский голос, возмущенный и недовольный, — Золотце, мы сейчас продолжим ругаться дальше, подожди, я с человеком переговорю.

— Виктории Леонидовне мое почтение, извини, что отвлекаю от домашних дел, но вопрос срочный.

— Давай резче, Гриша, я с женой поругаться хочу.

Странно было такое слышать, Гриша, когда с Томкой ругался в таком веселом настроении не пребывал, злился, в ярости был, бешенстве. А Шах вот, ругается с женой, с удовольствием.

Любовь у людей, аж зависть берет.

— Я вчера встретил брата твоей жены в интересной компании. Хотелось бы узнать про компанию девушек. Одна, такая рыжая, красивая и воинственная. Вторая, ее сестра, блондинка, умная, но глупая и очень рисковая.

Молчание затянулось, Шах задумался.

— Про рыжулю забудь, откусит тебе яйца и не подавится. Адвокат. Дело Корзухина ведет, если помнишь такого, и насколько я знаю, ее труды не прошли даром, его под залог отпустят.

— Не хилый, должно быть, залог будет.

— Тебя сумма не смутит, не волнуйся. Софья, моя будущая невестка, так что, зря губу раскатал.

— Да мне как-то не она нужна. Мне сестра ее интересна.

— Сестра, так сестра. Я в дело не вникал, сам понимаешь, оно мне не надо. Сестра Эльвира Новгородская, инфу сам пробьешь. Знаю, что у них мать умерла недавно, отсюда все проблемы, если они есть.

— Ясно, понял. Спасибо!

Отвечать еще что-то Шах не стал, просто сбросил вызов.

Ну и ладно. Григорий понимает. И не осуждает. Шах и не на такое право имеет.

Эльвира Новгородская, однако, имечко родители дали. Элька она. Безбашенная. Бесстрашная. Рисковая. Не умеющая контролировать свои эмоции. Неспособная подумать о том, что может случиться.

Но ничего… Гриша ее научит. Осталось только продумать все в деталях.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

****

Эля нарезала круги по своей комнате уже битый час. Смотрела не телефон. Опять ходила. Злилась. Негодовала. Снова смотрела на молчавший телефон. И опять начинала нарезать круги по комнате.

На ковре точно будет заметно, как она тут, нервничая, ходила и места себе не могла найти.

А телефон все молчал.

И она сама к аппарату не тянулась.

Только смотрела на него. Тянулась рукой. А потом зло выдыхала и начинала снова ходить.

Эта злость, что в душе копилась и не находила выхода…, она была ее постоянным спутником. Ярость не утихала. И казалось, что время, которое прошло со смерти мамы, совсем ее не убавило. Даже, наоборот, стало только хуже.

Эля злилась на всех. На папу, который закрылся в себе, перестал нормально кушать, спать, говорить. Ходил по дому бледной тенью и спал на диване в гостиной. Никак не мог в спальню вернуться, даже не заходил туда, после похорон, его вещи лежат в комнате Соньки, прям так и валяются грудой на кровати. Папа только их гладит, перед тем как одеть.

Эля злилась на мир. На весь чертов мир! Потому что жизнь идет, не рухнуло ничего, катастрофа не произошла. Мир живет дальше. А ее мамы нет.

Почему так?

Почему они все живут дальше? Почему небо до сих пор голубое? Почему солнце продолжает светить?

Как такое могло случиться?

Почему никто…, никто абсолютно не видит этого несоответствия?

У нее в жизни случилась такая…такая ужасная трагедия…, а мир живет дальше и, кажется, даже не заметил потери родного ей человека.

Она злилась и ненавидела всех знакомых, которые считали правильным и должным приезжать к ним домой без предупреждения, привозить еду, продукты и сочувствовать.

Всем сочувствовали. Ей, папе, Соне. Но никто из них не понимал. Просто не понимал, что еще чуть-чуть, и она будет на них орать благим матом, потому что они не помогают.

Ее папа сам в состоянии купить продукты. Приготовить еду. Она тоже умеет готовить, пусть ни ее друзья, ни знакомые этого и не знают. Она все умеет, просто не любит этого делать.

Мама… мама ее всему научила. Всему. Как готовить, убираться, даже как рубашки гладить, чтоб манжеты и воротничок были красивые и гладкие.

Мама ее всему научила, но считала, что, раз она не хочет пока этим заниматься, значит, не хочет. Выйдет замуж, заведет свою семью и тогда все эти знания и умения пригодятся. А пока, мама сама заботилась о своей семье, о своих родных.

Эля ненавидела свою злость. Ненавидела. Но поделать ничего с этим не могла.

Она работала в отделе продаж, мама бы порадовалась, что она так удачно устроилась. И еле себя сдерживала при разговоре с начальством, коллегами и покупателями. Чуть ли не рычала сквозь зубы, когда натыкалась на эти взгляды, полные сочувствия.

Вот какого хрена они ей сочувствуют? Понимают? Нифига они не понимают. Не могут понимать. Они даже ее маму не знали, как они могут тогда что-то понимать?

Это так эгоистично с их стороны, так неправильно.

Эля задыхалась от злости. Она ее душила, не давала дышать, плакать, кричать. Злость просто была в душе, и все. И пыталась вырваться наружу. Иногда вырывалась. Недавно вырвалась.

И Эля впервые, после смерти мамы, увидела отца живым, полным негодования и отеческой любви.

Когда Максим с Соней привезли ее домой, папа вышел их встречать. Обеспокоенный. Нервный. Постаревший.

Соня все рассказала. Взяла и сдала ее.

Хотя нет, не все рассказала. Только откуда и в каком виде она забрала Элю.

И Эле было стыдно перед отцом. За свой внешний вид. За свое поведение и за то, что от нее несло алкоголем.

Она просила прощения и обещала больше так не поступать.

Но сейчас понимает, что вряд ли сдержит свое обещание.

Только, когда Эля не помнила себя, злость уходила и становилось все равно. На все. Равнодушие. Отупение. И полная тишина в душе и в мыслях.

Она хотела этой тишины. Страшно хотела покоя. Чтобы не злиться. Прекратить ненавидеть.

Эля ненавидела. Себя. Соню. Папу. И…, и… маму. Больше всего она злилась и ненавидела маму.

Потому что ушла. Ее больше нет. Ей все равно. Она их бросила. Она их оставила. Как она могла так поступить с ними? Зачем? Почему? Что плохого было в их жизни, что мама…

Неправильные мысли. Неправильные!

«Никто не виноват! Так просто случилось, Элька. Нам нужно жить дальше!»

Сестра была мастером по части утешительных речей. И не только утешительных. Любых речей.

Но эти слова стали последней каплей.

КАК ЕЙ ЖИТЬ ДАЛЬШЕ???

Как можно такое говорить? Сонька совсем умом тронулась?

Эля не могла нормально говорить с сестрой, после. Не могла на нее смотреть. Соня так на маму похожа. Не внешностью. Характером. Словами, которые говорила. Как голову поворачивала…, или вот обнимала.

А Эле это было не нужно.

Утешение. Объятия от сестры. Ничего этого не нужно. Ей мама ее нужна. Ма-ма, а не сестра.

Эля и сама понимала, что перегнула палку. Что сестра не виновата ни в чем, что ей тоже больно, ведь она старше, она маму дольше знает, дольше любит. Ей тяжелей. Соня сейчас разрывается на работе, Эля про то дело слышала, еще папа и она, а теперь Максим откуда-то взялся.

Объективно она все это понимала. И пыталась вести себя по-другому. Контролировать.

Но как только замечала этот сочувствующий взгляд, срывалась.

Напивалась и ехала в клуб в компании незнакомых людей.

И в последний раз она совсем потеряла связь с реальностью.

Но…этот мужчина… она даже не знала, как его зовут… он так смотрел. С желанием. С предвкушением. Он ее не знал. Не знал ее жизни. Ее потерь. И с ним она могла обо всем забыть, хоть на какое-то время.

Он ее просто хотел. Как мужчина хочет женщину. Без всякой лишней белиберды.

И ей это было нужно. Хоть и было немного страшно, но она тоже его хотела. В глазах темных тонула. И ей было приятно его целовать, пусть у него даже борода немного колючая, но ей и это в нем нравилось.