Затем, девочка выступит на суде и чин по чину поведает всем о том, как ее родная мать (мразь последняя) уговаривала родную дочь лечь под приемного отца, а потом сказать, что он ее изнасиловал или приставал (как получится), и вынести этот скандал на федеральный уровень.

Света — хорошая и добрая девочка, зашуганная матерью до ужаса, послушно пошла к приемному отцу и выложила ему все, как было.

Тот взбесился и началась ссора.

Прокурорские выбивают ордер на арест. Корзухин в СИЗО на нарах, мать в ток-шоу на всю страну рассказывает, что ее муж насильник и педофил, а бедная девочка бежит из дома.

Занавес. Аплодисменты.

На Корзухина заводят второе дело, которое хуже первого, попытка изнасилования несовершеннолетней.

И все поверили. Об этом заговорили. Заголовки газет. Ток-шоу на телевиденье и прямые эфиры на радио. Громогласный резонанс дела. Куча экспертов, которые ни хрена не понимают в том, что происходит на самом деле, им лишь бы больше было эфирного времени для их самовлюбленных персон. Им плевать на девочку, которая лишилась отца и матери.

Отец в тюрьме и не может защитить, а мать… мать добровольно кладет ее под мужика, делая из девочки шлюху.

Ситуация, зашибись.

И Соня в эпицентре медийного скандала с элементами уголовщины. Круто. Улёт просто.

Теперь осталось разыграть полученные козыри, как по нотам. То есть, при чужих людях, абсолютно не знакомым, но жадным до денег и власти, Светлане придется рассказать и заново пережить те дни дикого отчаянья и страха, когда ее родители забыли о ней и с удовольствием вцепились друг другу в глотки.

Идеальная семья. Пример для подражания.

И как тут можно оставаться спокойной и равнодушной.

Виски запульсировали с двойной силой. Голова болела еще сильней, еще яростней, кажется, в отместку за испытанные эмоции и стресс.

Последняя буква, — и документ готов.

Взглянула на часы.

Половина десятого. Практически ночь. Надо ехать домой.

Но не хотелось.

Там Максим. Ее сердечная рана. Ее душевная боль.

Он такой смешной, такой наглый и самоуверенный.

Можно подумать, только от одного его желания и волшебного «люблю» она должна в ноги ему падать.

Конечно, он так не думал. И себя так не вел.

Максим упрям и невыносим в своей уверенности, что она его любит.

Любит! Любит его, и что? Дальше что? Легче ей от этого стать должно, что ли?

Он ушел. Переступил через нее, надумав себе какую-то проблему, комплексы, и ушел. Плевать на нее. Ее чувства. Ее надежды. Ее мечты.

А теперь вернулся… и что делать?

У нее сил на прощение нет. У нее сил для жизни нет. Переживет день и ночь, — хорошо. Не переживет…, и ладно.

А Макс… он же в душу лезет. Не может не лезть. Ему сию секунду надо все изменить, все исправить и снова жить долго-счастливо.

Но, так не бывает. Не бывает. Потому что она живой человек. Она не может просто взять и забыть свою обиду, свою боль. Не может. Или не хочет…

Эта мысль испугала.

Соня, ведь, никогда не была злопамятной. Гордой да, упрямой, однозначно, но не злопамятной. А сейчас?

Мир перевернулся. И она тоже. Перевернулась.

Перед глазами потемнело. Мир закружился. Перевернулся. И не понять, где теперь верх, а где низ.

Минутная слабость. Прошла. Но Соня так и держалась, побелевшими пальцами, за край рабочего стола.

Она устала. Надо ехать домой.

***

У Максима складывалось ощущение, что он бьется башкой о бетонную стену.

По сути, так и есть.

Они где были, там и остались.

Несколько дней прошло с разборок в клубе, а сдвига никакого. Оба застыли, будто кто-то кнопку на пульте нажал.

Пауза, чтоб их всех.

Пауза в отношениях — это так теперь принято говорить. Так ему сказала его любимая женщина.

«Давай сделаем паузу и подумаем».

Окей, отлично. Он ушел, хлопнув дверью, думать, и она пошла думать…, но не о нем, а о своей работе, у нее же дело крупное, важное. А их отношения, запутавшиеся вконец, это фигня полная, так, ерунда сущая.

Макс понимал. Все, причем. И сестра с ним согласилась, что да, Соня его сейчас просто не готова прощать.

Ему не надо вымаливать прощение, стоять на коленях или закидывать ее обручальными кольцами.

Это не так работает.

Будто он и сам не знает.

Только…, ждать было невыносимо. Ждать и слепо верить, что она вернется домой в свою квартиру, к нему.

Пусть даже не к нему, но просто приедет домой ночевать, а не останется в офисе со своим чертовым боссом, который что-то там к ней чувствует.

Это ревность. Да, черт возьми, ревность. Отрицать глупо.

Бесновался как раз из-за гребаной ревности. К треклятому начальнику. Который, в отличие от Макса, не обижал любимую женщину до такой степени, что она на него смотреть не хочет.

Соня на него перестала смотреть.

После клуба. После «я так больше не могу» он потерял ее глаза. Ее взгляд.

Она отворачивалась. Каждый раз, пытаясь с ней поговорить, она отворачивалась от него, прятала глаза, и он сходил с ума от того, что не видит ее серое безумство.

Три дня, как чужие люди в одной квартире.

Завтрак и поздний ужин.

Вежливые слова без эмоций и полное равнодушие к окружающему миру.

Погрузилась в работу, а внутри вся кипела и не говорила ему ничего, даже выговориться или проораться не попыталась.

Кипела только, а он замер в ожидании, когда уже, наконец, рванет, чтоб с фейерверком эмоций, с чувством, с расстановкой.

Ему мало ее тела. Ему ее эмоции, ее душа нужна, а этого она не давала.

Механическая близость. Отвратительная и мерзкая.

Большего он не заслуживал. Это и тупому ясно.

Но решил пока еще подождать. Тоже погрузился в работу, хорошо, что ему для этого достаточно мощного компа под рукой и безлимитного Wi-Fi…

Сегодня Соня его довела. Десятый час, а ее нет. Трубку никто не берет. Звонил в офис, сказали, что уже ехала.

Какого черта тогда?

Куда она делась?

Внутри что-то тревожно замерло, забилось в предчувствии тревоги.

Снова набрал ее номер.

Длинные гудки и вот, наконец, ему ответили.

Незнакомый голос. Сухой и безэмоциональный.

Авария. Не справилась с управлением. Бетонное ограждение. Подушки безопасности. Больница.

Максим срывается с места и, кажется, впервые с того дня, как умерла бабушка, молится Богу.

Живи! Пожалуйста! Живи!

Я все сделаю. Уеду. Никогда больше не побеспокою.

Только живи! Умоляю! Живи!!!

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

В этом мире нет ничего хуже, чем бессилие.

Бессилие тогда, когда ты ничем и никак не можешь помочь любимому человеку, потому что некомпетентен в том вопросе.

Максим не врач, и близко никогда к медицине не был, даже в школе биологию с трудом переваривал, его «железки» интересовали, компьютеры, процессоры и материнские платы.

Сейчас сидел в коридоре приемного покоя городской травматологической больницы и в полной мере «наслаждался» своим бессилием и своим незнанием ситуации.

Он не мог своей девочке помочь, не мог.

Обзвонил всех врачей, которые его самого на ноги ставили, всех. А они ему: карта нужна, снимки, и тогда они могут ему что-то сказать. От злости из-за всего этого чуть телефон в стену на запустил, но остановился.

Вике позвонил, сестра то уж точно что-то сможет сделать.

Приехала вся запыхавшаяся, бледная, Шах сзади, мрачной тенью шагал за женой и недовольно на медицинский персонал зыркал.

— Ну что там? — сестра присела рядом, за руку его взяла, в глаза тревожно заглянула.

— Не знаю, увезли куда-то, а мне ничего не говорят… я… не муж и не родственник, мне ничего не скажут.

Это бесило еще больше.

Какая к черту разница, муж или не муж? Он ее любит больше жизни. Пока сюда ехал, чуть не свихнулся от тревоги, от страха за нее. А они ему «вы не родственник, не имеем права».

Орать было без толку. Денег не взяли. Оставили сидеть в коридоре и ждать. Чего ждать? Ему ж вроде не положено что-то там знать о состоянии его любимой женщины, б*ядь?!