А она дура и эгоистичная су*а, даже о нем не знала.

***

Максим со смиренным спокойствием наблюдал за происходящим, и не смел вмешиваться в действия врачей, но внутри весь закипал медленно и верно.

Они давали ей таблетки, успокоительное или еще что-то, — он не врач, не разбирался, — но от всего этого его девочка становилась пассивной и равнодушной. Отворачивалась от тех, кто был рядом и просто молча смотрела в стенку.

Может быть, видела там что-то, или думала о чем-то, он не знал и спрашивать не рисковал.

Но со стопроцентной уверенностью мог заявить: Соня взвалила всю вину на себя. И, если сейчас, под действием медикаментов, не так остро это проявляется, то позже, когда ей перестанут все это давать, она «съест» себя живьем, зароет себя же в доказательной базе, и вынесет обвинительный приговор. А в купу ко всему этому, сама же приговор приведет в действие.

Она могла на него не смотреть, но ему этого и не нужно. Достаточно того, что Соня вся лежит, окутанная трубками, и напряжена до предела, только сжимает кулаки неосознанно и губы закусывает до крови. Даже не замечает этого.

И не нужно.

Его бедная девочка.

Они вместе натворили дел, и еще спорный вопрос: кто виноват, в сложившейся ситуации, больше.

Но чего он точно не даст ей сделать, так это отвернуться и отказаться от помощи, и винить только себя.

Пусть она отрицает наличие между ними отношений, но в проблемах между двумя людьми всегда виноваты двое, — степень просто разная.

И во всем этом, он виноват не меньше.

Максим забыл про безопасность, когда дорвался до ее тела. Даже мысли не было, чтобы ограничить чувствительность. Он ее всю хотел: каждую клеточку ощущать, полный контакт, — и то ему мало было. Ему бы под кожу ей влезть, и то не факт, что и этого будет достаточно.

Так что, он виноват не меньше.

Пытался с ней говорить, но бесполезно. Сейчас.

Не услышит. Не поймет.

А скоро и вовсе начнет его прогонять. И будет иметь на это полное право.

Он ей никто: ни муж, ни жених. Чужой человек, который без нее не может жить.

Она ведь гордая. Как только сможет говорить нормально, прогонит прочь и даже припомнит то, как он сам ее прогнал, пусть со стороны это выглядело немного по-другому.

Только Максим за время их разрыва понял одно — если любишь, по-настоящему, — принимаешь человека полностью. Со всеми плюсами и минусами, позволяешь видеть себя сильным и слабым. Становишься опорой и поддержкой, а также слабостью своей половинки, больным местом. Если любишь, то проникаешь в человека полностью, без остатка. Это страшно вот так раствориться в другом и быть зависимым от улыбок, взглядов, касаний и слез. Но эта зависимость, — самое потрясающее в мире чувство, которое вообще может испытать живое существо на планете.

И ему посчастливилось полюбить невероятную женщину. Пусть он понял это не сразу, но понял же.

Теперь осталось дело за малым.

Вытащить ее из «зала суда», и вынести «оправдательный приговор».

****

У каждого есть предел. Запас прочности, который рано или поздно заканчивается.

Видимо, у его девочки он закончился, его солнечная малышка сдалась на пятый день.

Элька только ушла, увела за собой растерянного и обеспокоенного Сергея и, наверное, это стало пиком ее титанической выдержки и ослиного упрямства.

Соня вся затряслась на кровати, но из-за переломов не могла двигаться, а ей хотелось что-то сделать.

Она вся покраснела, глаза наполнились слезами, ее колотило мелкой дрожью. Датчики пищали, пульс участился, она хватала ртом воздух и смотрела на него.

А он не знал, чем помочь.

Только прилег рядом, обнял как мог, чтоб не причинить вреда, и гладил по щекам, стирая слезы.

Она сипела, задыхалась и плакала.

— Тихо, маленькая, тихо, — шептал ей в волосы, а у самого от ее боли ком в горле стоял, — Поплачь, Соня, поплачь. Станет легче. Немного, но хоть чуть-чуть.

— Я… мне… не смогла…. Я… — она задыхалась, но шептала, хрипела и неосознанно тянулась за его пальцами, гладящими ее кожу, — Не сберегла…

— Это не твоя вина, малыш, не твоя, — хрипло ответил, и пришлось приложить усилие, чтобы и дальше говорить спокойно, — Ты не знала.

— Это меня не оправдывает, Максим.

Соня успокоилась, паника отступила и теперь она смело смотрела в голубые глаза мужчины, которого, черт возьми, любила еще сильней, чем прежде.

— Я и не оправдываю, а говорю, как есть. То, что случилось — это ужасно, малыш, да. Но жизнь на этом не закончилась. Ты этого не забудешь, я не забуду. И, всё же, давай попробуем справиться вместе. Пожалуйста.

Это был один из тех поворотных моментов в жизни, которые происходят и меняют все. Что-то переключается в голове и начинаешь видеть все под другим углом.

Ужасные ошибки и ситуации остаются ужасными, но не все так категорично.

Из любой ошибки, главное, вынести свой урок.

Максим предложил ей попробовать пережить все вместе.

Она действительно какая-то странная. Только что ведь ревела и билась в истерике от боли и разочарования, обвиняла себя и ненавидела.

А сейчас подумала: а вдруг? Вдруг это все на нее свалилось, чтобы она, наконец-то, поняла: если любишь, — простишь все, и примешь все.

Он ведь не ушел. Не обвинил. Остался.

Обнимает ее. Утешает и предлагает попробовать нечто невозможное, но такое желанное.

Вдруг получится? Вдруг они смогут?

— Давай попробуем, хорошо.

Ее обняли чуть сильней и поцеловали в многострадальный лоб.

А потом идиллию нарушила медсестра, что пришла впендюрить Соне очередную дозу препаратов.

Ну и ладно, не все сразу.

Они еще все успеют обсудить и обговорить.

Главное, что вместе.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ (ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ)

***

Спустя месяц после аварии.

Соня с трудом, но все же вышла из зала суда. Да, опираясь на элегантную трость, но вышла, причем сама и без поддержки.

И только, когда большие деревянные двери сомкнулись за ее спиной, сумела набрать воздуха полной грудью и медленно выдохнуть, выплескивая все напряжение.

Все, как учил ее психотерапевт.

Да, теперь она посещает психотерапевта. И Максим тоже. Одного и того же, но по отдельности.

Он помогает им пережить потерю ребенка и наладить отношения.

Когда речь вообще впервые об этом зашла, ох что было!

Крики, ругань. Очередная истерика у нее, и бешеная ярость у Максима. Но не потому, что он не хотел ходить к мозгоправу, а потому, что ее никак заставить не мог. Ни уговорами. Ни посулами различных благ, и так далее.

Уперлась рогом, и все тут.

Она лежала в больнице. Ее пичкали таблетками, и она не могла самостоятельно даже в туалет сходить. А тут еще и он со своим «давай поговорим». Ужас, да и только.

А Соне хотелось просто тишины немного. Подумать, как жить дальше, что делать.

Правда, потом пришла уже Вика Шахова и притащила за собой на аркане затюканного очкастого спеца по мозгам.

Все. Точка. Даже добавить нечего.

Первые сеансы были в палате. Позже Соня была способна на коммуникации с внешним миром. Почти.

Максим теперь был ее незримой тенью. Всегда и везде. Неотлучно. Неустанно. Было ощущение, что он не спит, не ест, не работает, а иногда даже не дышит.

Когда он все успевает, осталась загадкой, и Соню тревожило все же.

Как бы она не думала, и не пыталась себя убедить, но чувства штука упрямая, — она волновалась о нем.

Максим практически поселился в больнице. Ему и кровать организовали, разрешили компьютер притащить и даже вай-фай администраторский подключили.

В общем, он с комфортом и без вреда для бизнеса, бдел за ней.

И это его практически молчаливое, но постоянное присутствие, сделало своё дело. Она перестала видеть в нем того, кто обидел, бросил, ушел. И вновь воспринимает его, как неотъемлемую часть себя самой…

И вот он снова рядом, как и всегда.