Только сидел в коридоре здания суда, и ждал ее. А стоило увидеть, подскочил с места и бросился помогать.

— Ты вот не могла там посидеть, за людьми посмотреть, что ли? Я бы тебя потом спокойно вынес. Зачем себя напрягаешь?

Ворчит. По-доброму так. Как она уже привыкла к этому слегка снисходительному тону и уверенным родным рукам, которые обхватили за талию и практически подняли над полом.

И все. Потащил к выходу.

— Поставь меня, я еще не закончила! — вежливо попросила, но кто б ее слушал, — Макс!

Где-то сзади снова открылась дверь, зашумели люди. Послышались щелчки затвором фотокамер.

— Поставь, говорю, тут журналюг немерено!

И только это убедило этого засранца ее отпустить. Но руки с талии не убрал. На губах — располагающая профессиональная улыбка. И ей пришлось тоже сделать оскал поприятней.

Журналисты кругом.

— Софья, мужчины рождены, чтобы носить женщин на руках. А таких, как вы, вообще из рук выпускать нельзя, — вдруг своруют?!

Корзухин стал рядом с ними. Его приемная дочь держалась за крепкую руку отца и улыбалась сквозь слезы. А потом не выдержала и бросилась к ней. Чуть с ног не сбила, и спасибо Максу, что поддержал.

Света ее обняла. Стиснула в объятиях.

— Спасибо вам огромное! Вы нас спасли! — Соня от такой искренней благодарности растерялась, покраснела и неловко обняла девочку в ответ.

— Света, отпусти Софью, ей тяжело стоять, — Корзухин улыбнулся дочери, затем пожал Соне и Максиму руки, — Мы еще увидимся. И спасибо вам, вы меня действительно спасли!

Такие слова от такого могущественного человека немного пугают. Однозначно.

Корзухин пошел вперед. Решительно и смело. Так, будто те, кто впереди расступались перед ним, так и должны делать, потому что он — король, а они никто.

Так и было, по сути…

Она провалялась в больнице кучу времени, но это не значит, что самое резонансное дело за всю ее карьеру, Соня упустила из виду.

Руководила всем прямо из палаты. Опять спасибо Максу за помощь и организацию рабочего процесса. Сегодня же было последнее заседание, на которое не явиться она не могла.

И пришлось искать трость, учиться с ней ходить и не падать. Нанимать визажиста, потому что не все синяки с лица сошли, да и на руках кое-что осталось.

В общем, Соня довольна проведенным днем, и делом. Теперь можно было думать о другом, и о других.

— Теперь все? Отпуск? Длительный желательно!

Максим снова обнял крепче, давая ей опору. И не только при ходьбе. А вообще. Вся эта ситуация с аварией, травмами и потерей ребенка, дала им двоим возможность заново стать близкими. И пусть Соня не говорила громких слов, но она уже не могла представить своей жизни без него.

Да, еще будет много ссор, споров, размолвок. Но ее опора в этом мире — это Максим. Как так получилось?!

Месяц был тяжелый. Нервы. Стресс. Боль. Вина. И поедом себя жрала, и никого не слушала. Но рядом всегда он. И все эмоции, все переживания делились на двоих, даже без ее на то желания.

Он был и остается ее мужчиной. И у него есть непоколебимое право заботиться и оберегать. А у нее любить и тоже оберегать.

И теперь отпуск. Что в нем будет? Они двое точно. А к чему они в итоге придут? Не ясно.

Любят друг друга, да. Снова верят друг другу, да. Но что-то мешает. Ей мешает сделать последний шаг. И от этого обидно и снова больно. Горько. И страшно.

Как он в прошлом боялся привязать ее к себе и инвалидной коляске. Так и ей было страшно быть рядом с ним и гадать: будут ли у них дети. Потому что… ее здоровье основательно пошатнулось. И слабость в ногах — это лишь верхушка айсберга. Главное не решилось — будут ли у нее дети?

Страшно. Дико и невыносимо, до ужаса и потных ладошек.

— Да, теперь отпуск, дело то я закрыла.

— Закрыла-закрыла. А спасибо кому? Правильно, мне. Ну и где моя благодарность?

Максим все это говорил в шутку, заметил, что Соня снова ушла в себя, о чем-то думая. Нерадостном, точно.

С ней это часто случалось, как накатит, — хоть волком вой.

И он понимал все. Травмы. Ребенок. Дело. Стресс. Смерть мамы. Все навалилось, и ее плечи от этой ноши едва не сломались. Но теперь то все пошло на лад. И между ними лёд сдвинулся.

Но эти ее мысли, что не давали ей покоя, пугали. О чем она думает и чем не может с ним поделиться?

Он бы потребовал от нее откровенности, но пока еще не мог. Пока рядом с ней он на птичьих правах, но он наделся, что скоро это изменится.

— Благодарность, — она задумчиво повторила за ним, посмаковала это слово на своих розовых очаровательных губках, и озорно вдруг улыбнувшись, приблизилась к нему, практически нос к носу, — Будет тебе благодарность, ночью!

Просто шепнула, легонько коснулась своими губами его губ. Он чуть с катушек не слетел.

Ведь не трогал ее, почти не касался. Только целовать себе ее позволял, не больше. Боялся больно сделать. А она, значит, вот так, да? Ночью? Да он же чокнется окончательно!

— Ну ты… ты… нахалка, Соня! Я от тебя такого не ждал!

И больше ничего не говоря, он потащил ее на улицу, а затем к машине. Соня же хохотала, и плевать было на журналюг. Счастье людям показать не стыдно, а остальное в тот момент не имело значения, абсолютно.

Через час с небольшим они почему-то приехали в дом Сергея, заметили машину Гриши. Значит, вся семья считай в сборе. Максим был рад нереально. Соня же не понимала, что происходит, но неторопливо следовала за своим мужчиной.

Но стоило им только войти, как Макс со всего духу заорал:

— Дядя Сережа, можно я уже на этой ведьме женюсь, а?

На кухне что-то упало, но Соня решила, что это ее челюсть об пол стукнулась.

Че-че-чего вот это сейчас такое было?

— Ма-максиииим? — она смотрела на него так жалобно и испуганно, что тот не сдержался и опять начал ворчать.

— Ей-богу, женюсь на тебе, и все! — прозвучало угрожающе.

— Что все? — очумело переспросили его.

— Просто ВСЕ! Конец тебе тогда, Софья! Никаких тебе страхов не оставлю! Только счастье, ясно?!

Соня офигела от такого напора и такой экспрессии. И все никак понять не могла… это как же так она его довела, а? Чем?

Тут из гостиной вышел хохочущий Сергей, из кухни высунулась, и обратно испарилась белокурая голова Эльки, тоже хихикающей, кстати.

— Не знал, что у меня две дочери и обе ведьмы, — Сергей опять зашелся в хохоте, — Будете вторыми, детки, становитесь в очередь!

— В смысле, вторыми?

Но Сергей ответить не успел, из кухни вышел довольный, как слон Григорий, он тащил за собой упирающуюся Эльку.

— Вторыми, это в смысле, после нас. Дядя Сережа нам свое благословение даст, а потом вам.

— Я не согласная! — возмущенно заныла Элька.

— Ведьмам слова не давали! — рявкнул Григорий и вопросительно посмотрел на будущего тестя.

— Не смотри на меня так, я ее воспитал нормальной, это ты успел испортить…

— Еще не успел, — брякнул, не подумав Гриша, грустно так, а Элька вся покраснела, даже уши.

— Ну ты и… — слезы на глазах, и сестра убежала наверх.

— Извините, я сейчас, — Гриша рванул следом.

Соня молча проводила влюбленных взглядом и опять ошарашенно уставилась на Макса.

— Не, дядь Сереж, мы походу будем все-таки первыми, — Макс покачал головой, притиснул Соньку к себе и поцеловал в макушку.

Он бы, конечно, сделал все по-другому. И с кольцом, — кстати давно купил, — с цветами, свечами и прочей лабудой.

Но она ж сама виновата. Ночью ему, значит, благодарность? Ага. Ему ночи мало. Ему вся жизнь нужна.

— Ну, тогда совет да любовь, дети мои!

Но момент был испорчен, сверху что-то грохнулось и послышался крик:

— Я за тебя замуж не пойду, так и знай! В грехе жить будем!

Секундная тишина и грозный рев ей в ответ:

— А дети? Тоже в грехе?

— Какие дети?

— Наши! А не пойдешь замуж сама, заставлю!

— Ну и ладно, заставляй!

Что было дальше, история умалчивает, но Гриша потом опять ходил, как довольный слон, а Элька сверкала счастливыми глазами.