Сделав над собой усилие, кхаэль поднялся на ноги и, пьяно шатаясь, попытался дойти до бассейна. Янос тут же поддержал, помог спуститься. Туника из тонкого шелка теперь годилась только на выброс, но ирлерр никогда не обращал внимания на подобные мелочи, если дело касалось Кхайнэ. И убеждать его, что правителю не подобает самому спрыгивать в воду и браться отмывать грязь и вычесывать колтуны из волос — тоже бесполезно.
Затяжная война и почти полное истребление вида меняют приоритеты и ценности. Птицы еще пытались «сохранить лицо», еще цеплялись за старые традиции и привычный образ жизни, но сам Янос Джанрейв сурр Аэрон давно смирился с тем, что он — последний в череде владетелей Небесного Престола. Ирлерр вместе с детьми осталось меньше тысячи, о каком соблюдении статуса может идти речь? Торжественно отстояв коронацию, он тут же снял парадное облачение, в нарушение всех правил обрезал волосы по самый затылок и велел навсегда запереть тяжелый венец предков в сокровищнице.
Кхайнэ не смел сопротивляться его заботе только потому, что это действительно превратилось для пернатого почти в смысл жизни…
— Извини, я тебя не ждал, и ужина нет, — предупредил он, доведя Кхайнэ до гостевых покоев, которые тот всегда занимал, оставаясь в птичьем дворце надолго. Это были довольно небольшие комнаты, обставленные проще, чем принято у ирлерр и куда более массивной мебелью. Светильники были притушены, а низкий лежак в спальне завален подушками и пледами.
— Мне кусок в горло не полезет, — слабо отмахнулся Кот, забившись в дальний угол под несколько пледов разом. — Дай отоспаться, раз уж вытащил.
— Сколько захочешь, — крылатый склонил побитую ранней сединой голову. — Я займусь твоим лечением, пока ты будешь спать.
В ответ кхаэль пробурчал что-то невнятное и почти тут же уснул. Крылатый со вздохом ушел переодеваться и наводить порядок. Как раз за это время сон станет достаточно глубоким, и пациент не будет мешать работе, а ее там на несколько часов, не меньше.
Мунейро-ви-Иллесс, Последний Приют, спал. Все, от еще не оперившихся, «не обретших лица» птенцов до подростков-слетков и взрослых смотрели уже второй-третий сон. Ментал затих. Благословенное время, когда вождь мог вздохнуть свободно, избавиться от всеобщего внимания и почтения, даже какого-то порой противоестественного обожания, которое стало ощущаться постоянно, едва завершился изнурительный ритуал в Зале Вождей. Вся без малого тысяча его сородичей, исключая, может быть, совсем маленьких детей, повела себя, как слепые детеныши, к которым внезапно вернулась отлучившаяся надолго мать. Даже хуже. Они преклонялись перед Великим Вождем, хотя до этого многие, особенно старшее поколение, не воспринимали его всерьез. Они обожали. Они жаждали. Они тыкались в его разум, мечтая не просто прикоснуться — слиться с ним. Вынужденный олицетворять собой живое воплощенное величие, Янос едва не валился с ног от усталости и резкой головной боли. Помочь и поддержать было некому — верный друг диким зверем сидел в лесной глуши и сам нуждался в помощи, а старший брат Реортан Джанрейв не посмел оспорить ни выбор их отца, ни пойти против уже завершившегося ритуала… Почему?
Янос очень хотел бы это знать. Право, из брата получился бы гораздо лучший правитель. Можно было бы сдать ему управление, а самому заняться тем, к чему тяготела душа, оставаясь формальным главой народа, но вскоре после коронации Реортан пропал. Просто исчез, не оставив никаких следов. Его супруга, не перенеся потери мужа, скончалась меньше, чем через дюжину дней. На попечении Яноса остался их тринадцатилетний сын Илле, уже почти сменивший детский пух на перья. Талантливый, добрый и бойкий мальчик. Как бы хотелось, чтобы у него было хорошее будущее. Чтобы оно вообще было.
Казалось, из обитателей Последнего Приюта он один воспринимает дядю, как обычное живое существо, которое может заболеть, устать, имеет право быть печальным, растерянным или злым. Все остальные непременно ждали от Великого Вождя решений, указаний, опеки, защиты… Иногда Янос начинал думать, что они скоро будут не в состоянии справить естественную нужду без его подсказки.
Что сделало их такими? Неужели война с алден так надломила волю народа? Неужели грозящее вымирание заставило их сложить крылья? Ведь можно же бороться и дальше! Но они предпочитали умирать. Угасали, когда теряли супругов, когда по какой-то причине ломали крылья. Безвозвратно канули в прошлое большие семьи, многие пары просто не могли иметь детей по непонятным причинам. Целители разводили руками, да и сам Янос не мог выявить этих причин. Все, чего он хотел — это покой. И спокойная жизнь для единственного оставшегося в живых родного существа. Но… ни того, ни другого.
А значит, он должен постараться сделать хотя бы так, чтобы Кхайнэ мог получить помощь, поддержку и совет, когда нужно. Или скорее, когда получается.
Тихо войдя в спальню, Янос присел на край кровати, положив одно крыло на ноги спящему. Темнота никак не мешала, даже наоборот. Проникавшего в высокое окно лунного света было вполне достаточно.
Янос глубоко вздохнул и медленно выдохнул, освобождая разум от лишних мыслей и мешавших сейчас эмоций, настраиваясь на долгую кропотливую работу. Все необходимые действия отточены веками практики, заучены до состояния рефлексов. Проснулось и налилось жаром магическое ядро в солнечном сплетении, силовой поток хлынул по рукам. Пальцы целителя пробежались по лицу, шее, груди, плечам, животу, ногам спящего, оставляя за собой тонкую, слабо светящуюся сложную сеть. Крайние силовые нити плетения подключались ко всем жизненно важным центрам и начинали подкачивать энергию в истощенный кокон ауры. Какое-то время она будет попросту вытекать обратно во все дыры, но подпитка сейчас необходима, иначе не миновать сбоев в работе организма. Когда сеть полностью замкнулась и начала активно считывать состояние пациента, Янос взялся латать дыры в ауре. И не просто дыры… Кто-то пытался добраться до глубинных слоев, словно выдирая и выгрызая целые куски и пласты оболочек души. Как хищник, рвущий еще живую жертву в стремлении добраться до лакомой печени или сердца. И, судя по размерам ран, хищник был не один.
Видимо, Кхайнэ начал терять контроль над собственным телом, и тогда твари смогли жрать его физически…
«В каких же клоаках ты пропадаешь?»
С какой радостью Янос бросил бы все и оказался рядом с другом Там. Ему пригодился бы хороший боец-напарник. Но Кхайнэ всегда стремился прикрыть близких своей широкой спиной — он никогда и никому не позволял и не позволит рисковать ради себя. А самого Яноса удерживают слишком крепкие узы и долг, не столько перед народом, сколько перед племянником.
Он осторожно приподнял исполосованную шрамами руку, обхватил широкую ладонь — потеплела. Это хорошо. Значит, отданная энергия все же усваивается хотя бы отчасти. Черные крючья когтей опасно блеснули в лунном свете. Сколько за всю жизнь они рвали плоти, и в этот раз наверняка тоже…
А возле печени совсем большая дыра. Еще чуть, и она бы отказала. Тут фигурным шитьем по ауре не обойдешься… Янос усилил поток энергии в поврежденную область, заполняя ею разрыв и закрывая рану. На висках выступила легкая испарина, но это еще ничего не означает, вполне можно продолжать работать. И он, прикрыв глаза, чтобы физическое зрение вообще не отвлекало, заполнял пробои, шил и штопал или сращивал прямо так — там, где раны были мелкими и при небольшой подпитке затягивались сами.
Вдох-выдох.
Сводка диагностики удручающая. Организм тратит силы на регенерацию чуть ли не постоянно. Много старых переломов. Много колотых, резаных, кусаных, огнестрельных ран, некоторые зажили плохо или еще не до конца. Незначительные, но грозящие со временем накопиться сбои в работе внутренних органов, еще пока никак не давшие о себе знаь. Следы многократных отравлений, которые организм переборол сам, переохлаждений или наоборот тепловых ударов, громадных энергетических перегрузок.
Еще не сказавшаяся на общем здоровье, но уже внятная для целителя картина нарастающей катастрофы.
