Вот за поворотом показалась улочка гвардейских мастеровых. В нос ударили резкие запахи: кожи, металла, кислот, красителей и тому подобного. Кхайнэ даже не поморщился — кровь и кишки некоторых тварей порой воняют хуже. Не задерживаясь, он шел в самый конец улицы, на звук давно и хорошо знакомого молота.
Как всегда, присел на выставленный возле открытой двери кузни чурбак, не став отвлекать мастера от работы. С одного бока припекало солнце, с другого поджаривал ровно пылающий горн. Кузнец не любил подмастерьев и предпочел вместо того, чтобы постоянно орать на «криворуких охламонов», немного раскинуть мозгами и продумать автоматическую систему подачи воздуха. Эйранес закрыла глаза на непредвиденные расходы и запросы кузнеца, когда его клинки стали в несколько раз прочнее и гибче. И, скорее всего, требованию Хранителя она не обрадуется.
Но Кхайнэ так или иначе все равно собирался его высказать.
Мерный звон молота стих, раздалось шипение воды в бочке. Кхаэль поднялся и замаячил в дверном проеме.
— А, Кошак! — мастер отложил работу остывать, снял рабочий фартук и вышел навстречу. — Заходи. Зачем явился?
— За тобой, — без обиняков отрубил Кот.
— Здрасте, — уставился на него мастер. — С чего бы это?
— Семь вероятностей, — коротко и четко ответил Кхайнэ. — Три из них — взрыв здешнего Источника. В четырех других он гаснет сам в ближайшее время. Тан-эйр Эльхар, соответственно, сразу же начнет наступление, как только оборона острова рухнет. И ты для меня важнее, чем весь этот кусок суши с его населением, поэтому сворачивайся. Я не буду ждать, пока его взорвет кто-то чужой.
— Етить твою мать… — пробурчал себе под нос Димхольд. — Погодь. Пошли в дом. Здесь шастают всякие, не дай Стихии услышат.
Он на минуту скрылся в глубине кузни, чем-то загремел, притушил горн и появился снова.
— Поди голодный? — буднично спросил он, делая вид, что никаких намеков только что не звучало.
— Нет, мне некогда. Чая хватит, и то…
— Ладно, сбор найду.
Скромный, но аккуратный дом притулился тут же. Когда-то он был белым, но неизбежные сажа и копоть перекрасили стены в навечно въевшийся серый цвет — обычная чистка и побелка уже не помогут, а магической хозяин не занимался.
Время и дар Кота превратили Димхольда Райегара из вихрастого мальчишки в неподвластного времени взрослого мужчину-кхаэля, зыркавшего на людей красновато-карими глазами, желтый отблеск в которых обычно списывали на свет пламени в горне. Массивный, казавшийся с виду тяжелым и неповоротливым великан двигался неожиданно легко и плавно, с точной лаконичностью хищника.
Дар изменил его почти до неузнаваемости, но помог хорошо влиться в ряды кузнецов-оружейников. Ни Кхайнэ, ни сам Димхольд не жалели о предложении, прозвучавшем после ухода из той глухой деревушки и навсегда изменившем жизнь кузнецова сына. Без малого пятьдесят лет Дим кочевал из страны в страну, оседая там, где старшему другу, учителю и мастеру требовались не вызывающие подозрений глаза и уши, а то и руки артефактора-оружейника. Многие, приходя с заказом, остаются поболтать — знай слушай да вовремя поддакивай. Кто же заподозрит, что простой, как сапог, кузнец все слухи и сплетни потом пересказывает другу не первый десяток лет.
Димхольд видел его всяким — веселым и домашним на отдыхе между рейдами, сумрачно-злым после кровавых зачисток, а то и разорванным почти на куски в луже собственной крови. Видел, как Кхайнериар терял разум, превращаясь или в блаженного тихого дурачка или в зверя, живущего лишь инстинктами. Зашивал и выхаживал напару с Айфиром, если требовалось. Ни одна баба из тех, с которыми спит мастер, этой сети шрамов не видит — он мороки грамотно вешает.
Вот чего он щас опять смурной сидит?
Не иначе, задница, в которой он один за всех барахтается, стала еще глубже.
— Рассказывай, — потребовал Димхольд, с грохотом поставив на плиту самолично сделанный металлический чайник с прихотливым цветочным орнаментом. — Это ж ты шороху навел в Канси?
— Я, — не стал отрицать кхаэль. — Да, немного шумно получилось…
— Ни хрена себе немного, — покачал головой кузнец. — До сих пор весь город на ушах стоит, Тан-эйр в ярости — как же, камень из храма сперли, дяде его жены кто-то не то яйца оторвал, не то вовсе весь хрен откусил, не то кишки выжрал… Не ты ли, часом? Чего тебя вообще дернуло в тот гадюшник полезть?
— Не я, — Кхайнэ покачал головой. — Очередная жертва сиятельного эйра, Жнецам его на корм! Малыш дарри. Черный. Двух лет еще нет. Его из борделя продали этому ублюдку.
— Да е… — Димхольд выронил чайную ложку, которой собрался зачерпнуть сушеный травяной сбор из жестянки и выругался длинно, зло и не повторяясь, так что досталось всем родственникам вельможи до седьмого колена. — Что у них там вместо мозгов, дерьмо кипит?! Уже на малолеток перешел, скотина, и чьих!
Репутация у покойного вельможи была весьма громкой, невзирая на внешние приличия. Слухи о его жестокости и постельных предпочтениях упорно не рассасывались, как ни старались их замять в кругах аристократов.
— Вседозволенность. Малой меня доорался, считай, на последней минуте жизни. Пришлось вмешаться, не то еще чуть, и отлетел бы. Я его продержал на прямом контроле, пока туда не добрался.
Кузнец стиснул челюсти и покачал головой, еле сдерживаясь. От гнева человеческий облик сползал с него, как мятая тряпка.
— Это ж как орать надо было…
— Громко, Дим. Да и не все так просто… Его зов прошел через Жнецов. И он их чует. Только понять не может, что именно видит и слышит.
С каждым словом глаза Димхольда становились все больше.
— Неужто… Смертоносец?
— Пока неясно, — Кхайнэ покачал головой. — Дар спящий. Слабый или нет, сказать я не могу, не некромант. Если судить по воспоминаниям, Жнецов он видел исключительно под дурью, которой его накачивал хозяин. Что будет с его рассудком дальше, я тоже пока не знаю. Если не сойдет с ума, если дар разовьется, если Маар его примет, и, если сойдется еще с десяток разных условий — да, он станет Смертоносцем.
— А если нет? — кузнец внимательно уставился в глаза учителя. Тот смотрел на него спокойно, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки.
— Нас ждет крах, — сказал Кот. — Он нас в любом случае ждет, но с этим мальчиком мы сможем протянуть подольше. Динтар захлебывается Смертью, а работать там, несмотря на обилие некромантов, толком некому. Представь, что будет, если планета поднимется, Дим.
Кхаэля передернуло. Ему встречи с Даэрасашевыми химерами на всю жизнь хватило, а тут Кот намекает на мир-нежить. Экая радость! А ведь это тоже центральный мир…
— И что ты будешь с ним делать? — с явным сомнением в голосе спросил Димхольд. — Не учить же?
— Нет, — Кхайнэ шевельнул ухом и потянулся к плите за чайником, в котором успел закипела вода. — Я его усыновлю.
Вот тут кузнец замолк надолго, и взгляд его из просто недоумевающего сделался озабоченным. Он в упор не замечал, что пальцы гнут ложку, закручивая ее в спираль.
— Ба… Из тебя ж батя мелкому, как из меня танцулька княжеская — курям на смех! И вроде тебя по голове ничем тяжелым не били, с чего это ты удумал родителем заделаться?
Кот поморщился и залил кипятком чай. Дожидаться правильного настоя не было времени, и он позволил себе себе это самое время слегка поторопить.
— Во-первых, он уже не мелкий. Когда я вернусь в крепость, он, скорее всего, будет выглядеть уже не на десять, а на все пятнадцать. У этого даэйра не было, нет и не будет детства, Дим. А уж объяснить все, что нужно, я смогу. Не настолько безнадежен, как ты думаешь.
— Почему тогда?
Кхаэль не шутил. И взгляд его желтых глаз был тяжелым.
— Знаешь, при моей сволочной работе очень хочется иметь надежный тыл. Чтобы было место, куда можно приползти отлежаться. И кто-то в этом месте прикрыл тебе не только спину. Чтобы не надо было через день-другой подрываться снова бежать, потому что оставаться на месте просто-напросто небезопасно. Я хочу хоть иногда не вздрагивать от каждого шороха и не хвататься за меч. И я хочу, чтобы было кому встряхнуть этот мир. Он получит Родовую защиту, я — верного союзника.
