Все ее работнички отворачивали лица и только Пэм не успела спрятать душивший ее смех.
- Серж, ну, что ты издеваешься?! Покажи, как правильно резать лук, изверг!
Маркус, оказывается, тоже трясся от смеха. Оказывается, до прихода Анны он рассказывал какой-то забавный случай, потому на лицах присутствующих не умещалась улыбка.
- Иди, не мешай! - шепнул Серж на ухо Анне, сунул ей в руки поднос с бисквитами и подтолкнул к двери.
- Я мешаю?! - беззвучно, губами повторила Анна.
Она удивленно выгнула брови, в полном изумленнии провожая взглядом, лицо своего шеф-повара, который, судя по всему, в кое то веке получал удовольствие от творящегося бедлама на его кухне.
Когда за окном стемнело и зал, наполовину заполненный посетителями был погружен в тихий гомон бесед, Маркуса наконец таки выпустили из лукового гетто. Он вышел из дверей кухни, вокруг талии и у него был повязан блинный белый фартук, рукава рубашки закатаны до локтей, открывая руки с узловатыми, подтянутыми мышцами. Анна возилась за стойкой, около жаровни с песком, что-то смешивая в медной турке.
Маркус медленно прошел к высокому стулу, обводя взглядом интерьер присел и облокотился на деревянную столешницу локтями. Умиротворяющая обстановка на пару с приятной усталостью обложили неподъемным грузом язык. Говорить не хотелось. Хотелось только смотреть, ощущать, запоминать.
- Устал? – спросила Анна.
Дэнвуд кивнул, не сводя с нее полуприкрытых, улыбающихся глаз.
- Хочешь кофе? У меня есть без кофеина! – Анна со своей стороны тоже оперлась руками на стойку, оставив расстояние между их лицами не больше десяти сантиметров.
Снова легкий кивок.
- Тебе хорошо? – последовал новый вопрос и тут же раздался легкий стук чашек где-то внизу, когда Анна нырнула под столешницу.
- Ты даже не представляешь насколько, - послышался его бархатистый с хрипотцой голос.
Дагерт понимающе отодвинулся подальше со своими бесчисленными стопками и стаканами, которые безустанно натирал полотенцем.
- С чем тебе его сделать?
- А что есть?
Поочередно доставая с полки пухлые прозначные банки с герметичными крышками Анна протягивала Маркусу специи, чтобы он, ощутив аромат, сам выбрал добавку. Он осторожно дотрагивался до рук Анны, притягивая к себе, наклонялся, нюхал содержимое, вдыхая восхитительные ароматы.
Посетители открыто глазели на эту картину: одни с мимолетными любопытными взглядами, другие – тяжелыми, изучающими. Репутация Анны Версдейл многим мозолила языки и смена любовника с Соэна Ленгрема на неизвестного мужчину, только лишь подстрекала к развитию излюбленной темы для разговора у местных сплетников.
К стойке подошли двое парней, всем своим видом требуя к себе внимания – Дагерт был неудел, потому что мужчины заказали кофе.
- Анна, два кофе «Эльхам»! – сказал Дагерт.
Анна нехотя оторвала взгляд от Маркуса и с вежливой улыбкой, кивнув в сторону клиентов, предупредила, что надо будет подождать минут пятнадцать, после чего подошла к ним и предложила каждому по длинному короткому листку с перечнем специй, которые по желанию посетителя добавлялись в напиток.
Удобно усевшись полубоком к стойке, Дэнвуд перехватил мимолетный взгляд Анны. Она показала, что сожалеет, что не может уделить ему время, на что он сделал короткий жест рукой, чтобы она не беспокоилась.
Интересно было наблюдать за ней в естественной среде обитания, привычной и каждодневной. Приятная музыка расслабляла, приглушенный свет придавал обстановке уют.\
Неприятный утренний разговор с матерью Анны, казалось, остался где-то в прошлой жизни. Было ясно, что ее семейство уже оповещено об опасности со стороны «мерзавца» Дэнвуда и настораживало только одно – отсутствие реакции.
Подпольный, кулуарный режим ведения войны всегда представлял собой большую опасность, чем открытое нападение. А то, что решительные действия со стороны старших Версдейлов будут, в этом, даже, не приходилось сомневаться.
Анна заметила, что Маркус уставился в одну точку, а на лбу пролегла складка. Она выставила на стойку чашки с кофе, кивнув на благодарственные слова мужчин и подошла к Маркусу. Она поставила перед ним крохотную чашечку кофе и слегка прикоснулась к его руке. Уголок его рта едва изогнулся в полуулыбке, а в глазах застало извиняющееся выражение.
- Пойду покурю.
Он подхватил чашку с кофе и улыбнулся Анне словно приободряя ее, но одного только в не силах был скрыть — обреченности в глазах, которая нарастала все больше и больше.
Не привыкший выносить на поверхность свои переживания, Маркус Дэнвуд предпочитал замыкаться в себе, отгоняя людей холодностью и мрачностью. Многолетняя привычка не могла так просто сдаться.
Он вышел на улицу, морозный воздух мгновенно вцепился в тело, но это хотя бы немного облегчало мысли, которые каленым железом прожигали Маркуса изнутри. Он прикурил сигарету и задержав дыхание, почувствовал невероятное облегчение. Выдыхая медленно и долго табачный дым, он словно избавлялся от отравляющего его разум отчаяния и страха. Глоток чудесного напитка, который приготовила Анна бальзамом пропитал нутро, согревая и отвоевывая у холода право на жизнь.
Когда он вошел обратно, Анна отметила, разительную перемену. Маркус, словно снеговик с ледяным сердцем, не мог обходиться без холода внешнего, который щедро дарит непогода. От того и убежище себе нашел на севере, где и лета толком не бывает. И сейчас он зашел в зал, снова уселся на высокий стул и Анна увидела на его щеках легкий румянец, а в глаза потеплели, скрыв до поры до времени противоречивую суть своего хозяина.
Когда через пару часов, ряды клиентов стали редеть, Серж выглянул с кухни, грозно зыркнул на Анну и кивнул, таким нехитрым образом давая понять, что теперь они сами могут поужинать. Маркус едва смог оторваться от беседы с Анной. Ее тихий голос непринужденно повествовал ему историю своей жизни: сытое детство, разбавленное строгим воспитанием, сознательное юношество, дополненной пьянящим чувством свободы от путешествий по Европе, молодость, приправленная независимостью. Она была баловнем судьбы и ясно это осознавала...
Трудно было скрывать рвущуюся наружу улыбку, когда с поразительными интонациями в смешливом голосе Анна рассказывала, как они с братом Тони, Джон сторонился столь дерзких выходок, решили подшутить над пастухом Версдейлов – Филом Геквиллом. За глаза вечно дремлющего на пастбище старика гвали Галилео. Прозвище к нему прицепилось, когда, перебрав с дешевым виски, Фил решил закурить. Борясь с расслабляющим эффектом спиртного, он присел на деревянный чурбан, на котором обычно промасливали детали от косилок и прочей техники на ферме. Но так как мистер Геквилл и в полумертвом состоянии стоил десятка пастухов вместе взятых, он запреметил, что-то неладное с одним из животных – корова прихрамывала. Понесся помогать животному, а сигарету неподумав положил на пенек, которы мгновенно вспыхнул, подпалив Филу зад.
Фил никогда не злился на мелких проказников, его реакцией неизменно были цветастые чертыхания и показные догонялки.
Анна прерывалась время от времени, чтобы самой отсмеяться, после чего продолжала рассказывать дальше.
Так вот… Однажды, когда солнце отмерило уже большую часть неба и послеполуденный зной, наполняли запахи травы, животных и мелкая мошкара, коровы разошлись по пастбищу, покачивая широкими отъетыми боками. Одни дремали, чуть ли не стоя, другие – уложившись на землю.
Анна и Тони были предоставлены себе и свободно слонялись по всей территории фермы. Единственное помещение, куда путь им был заказан без сопровождения взрослых, было здание сыроварни. Поэтому было принято решение поиграть в «Иные цивилизации», для чего из подсобки украли банку с известью и пару широких кистей.
Дети подползли к огороженному пастбищу, буквально на пузе, у каждого в руках было по банке с разведенной известью. Флегматичные животные безбоязненно подпускали к себе ребятню, равномерно работая челюстями и доверчиво хлопая длинными ресницами.