Отчаянная радость на секунду прогнала страх.

Маркус?!- сонливость сменилась явным удивлением. - Что-то случилось?

Просто ребята меня тут по городу катают, не спится мне..., - нервная улыбка заиграла на губах Дэнвуда.

Что-то я не припомню, чтобы подобные прогулки входили в программу по защите свидетелей.

Не важно. Можно вопрос задам, а то меня тут депрессия преследует? Почти буквально, - Маркус снова улыбнулся своей шутке и глянул в зеркало, которое только и отражало красно-синие огни полицейских сирен.

Конечно! У тебя, что там сирена воет?

Я все правильно сделал, что сдал в суд компанию и улики на убийство Магды? Хотя скорее это все окажется пустым... Или нужно было тихо исчезнуть и все?

Что за дурные мысли! Что.... Конечно ты поступил правильно, не вешай нос, я с тобой! Что у тебя там происходит?

Все хорошо, Сезар. Спасибо тебе, - Маркус был рад услышать голос человека, который был одним из немногих, кто был близок ему и важен.

Проглотив комок в горле, Маркус глубоко вздохнул, чтобы прогнать дрожь в голосе.

Завтра заскочу к тебе на работу.

Идет! Не катайся там долго и РЕБЯТАМИ... Доброй ночи!

Недовольный, бурчащий голос друга смолк.

Доброй....Прощай, Сезар.

В телефоне послышались короткие гудки.

Вокруг была агония и паника, но в внутри сразу растеклось непонятное тепло и жестокий мир, который обрушился всей своей лицемерной сущностью на Маркуса, перестал рвать его легкие, слух и зрение... Он понял, что не увидит своего сына, не увидит никогда лицо Анны, не разделит с ней жизнь и надежда, которая переполняла его до этого мгновенья была просто жестокой шуткой в его грязной, никчемной жизни, которая только и могла, что избавить этот мир от другой жизни, жуткой и мерзкой, не имевшей правды на существование — жизни Шарлин.

Дыхание выровнялось, руки намертво вцепились в руль. Стрелка спидометра рванула к цифре 250.

Раздался истошный женский вопль, полный ужаса.

Маркус закрыл глаза и в ту же секунду перед ним возник образ матери... Она приветливо улыбалась и протягивала к нему руки, спеша утешить, как когда-то в далеком детстве, если ее неугомонный сын попадал в очередную неприятность...

30-31 глава

-30-

По улицам проходили все те же люди, практически в одно и то же время.

Каждый день Анна, не смотря на ухмылки на знакомых лицах, как ни в чем не бывало отправлялась на прогулку не боясь косых взглядов городских сплетников. Скрывать беременность уже было бессмысленно, выпирающий живот и отсутствие кольца на пальце, свергли Анну с пьедестала образца для подражания, на который она никогда не стремилась взгромоздиться.

Слух о том, что богач из Франции попользовал святошу Версдейлов и обрюхатив, умчался без оглядки, стал излюбленной темой всего города.

Двадцать первый век наступил не для всех, можно даже сказать больше – для единиц. Провинция, особенно, английская глубинка, держалась за свои традиции и устои, которые во все времена давали чувство умиротворения и стабильности.

Другим злейшим врагом маленьких городов была скука. Именно она способствовала развитию гипертрофированной чести и распуханию морали на языках у домохозяек, пожилых и не очень. И даже не важна сама суть, о ком сплетничают и первопричины обсуждаемых событий. Важен сам факт произошедшего, особенно, если это бросает тень на уважаемых и честных людей.

Осуждение Анна читала даже в глазах своего бывшего персонала. Однако это не так угнетало как жалость. Словно только одна Анна верила в благополучный исход из своего положения. Но что была ее вера против мощного потока людской убежденности «проверенной временем»?

Пока Анна им упорно противостояла. Она игнорировала окружающий мир, упорно высматривая свое счастье на горизонте.

С годами Анна выработала определенное мнение о собственной натуре и все чаще убеждалась, что является достаточно толстокожей и умеренно сентиментальной. Списывая на переменчивый характер, который свойственен всем беременным, Анна с трудом узнавала себя прежнюю и сквозь очевидный немой психоз, с любопытством взирала на то жалкое существо, в которое она превратилась.

Всякий раз, как она ловила себя на мысли, что жизнь ее превратилась в ночной кошмар ранее независимой женщины, она находила уединенное место и в полной тишине воскрешала воспоминания о Балестранде, к своему великому стыду. Жить прошлым, это была последняя стадия упадка для личности. Ценности и задачи, которые имели первостепенную важность и приоритет, такие как материнство вне брака, процветание собственного дела, забота о близких, теперь будучи достигнутыми в разной степени, были при близком рассмотрении не такими уж и радостными. Подобная метаморфоза жизненных ценностей повергала Анну в шок и уныние.

Щедро зачерпнув настоящего счастья с любимым мужчиной, который за жалкие недели стал центром личной вселенной, заставили Анну склонить непокорную голову перед замусоленной фразой о настоящей любви, необходимости жертв для этой стервы и признанием себя заурядной дурой, которая жила с раздутым самомнением о собственной стойкости к отношениям с мужчинами.

Пытаясь отгонять от себя мрачные мысли Анна ненароком ловила себя на том, что испытывает панический страх из-за беременности. Она понимала, что это все больше и больше походит на паранойю, но, тем не менее продолжала пребывать в тревожном беспокойстве… Крепко цеплялась за перила лестниц, если ей приходилось с ними сталкиваться, чтобы не упасть, вычитывала статьи о питании беременных, чтобы не повредить развитию ребенка, заставляла себя медленнее ходить и прислушиваться к каждой мало-заметкой колике, продолжала с ужасом уходить в туалет по-маленькому, в страхе увидеть кровь на белье, которая бы не предвещала ничего хорошего.

Ко всему прочему, Анна жутко переживала за Маркуса, который обделял ее подробностями того, как продвигаются его дела в суде. Его странный голос, уставший и глухой, подтверждали все опасения.

Так Серж, несколько раз и заставал ее врасплох, когда она, в тихом разговоре с самой собой утешалась, что беременным свойственны бредни и страхи, которые развивают неврастению. Все телефонные разговоры с Маркусом, Анна помнила чуть ли не наизусть и радовалась до слез после каждого. В такие дни, сомнения оставляли ее сердце и голову, и она чувствовала, что терпения хватит... На все и на всех.

За окном лил дождь, он бился в окна, не смотря на май месяц отопление работало исправно и успешно противостояло стихии. Ясными днями погода радовала редко этой весной. Анна ходила по квартире закутанная в теплую шаль. Ее словно знобило. Редко спускаясь в пустой зал ресторана и кухню, Анна часто ловила себя на мысли, что дикость событий, произошедших с «Бруно» и ее отрешенность по данному вопросу были слегка ненормальными.

Может быть количество событий, способных довести ее до безумия, выпавших на ее долю за последние пол года уже превысили лимит и это просто защитная реакция организма. Но покопавшись в себе чуть дольше обычного, Анна вынуждена была признать, что спокойно положила бы свой бизнес и благополучные отношения к ногам непонятной и удивительной любви, которая переполняла ее сердце. Любви к Маркусу.

Это была не страсть, не вожделение, ни влюбленность, которой свойственны поспешные свадьбы и как следствие кризисы трех, пяти и десяти лет. Именно, та самая, настоящая книжная любовь, которая могла терпеть, прощать и переносить чудовищные пытки от самого безжалостного инквизитора — жизни. Лишь бы только с «ним» все было в порядке.

Не смея рассчитывать на такие сильные чувства, Анна невольно заходила в своих планах на счастливое будущее дальше, чем было положено. От того и контраст был ярким от перехода из мира ее грез в реальность: угрюмое старинное здание, одиночество и беременность, тривиально выворачивающая ее нутро наизнанку.