— Адвоката.

— Ага! У вас, значит, появился адвокат? — спросил Миша, одобряюще улыбаясь.

— Да.

— И кто же он?

— Толковый, молодой, понимающий. Его Лена нашла. Кстати, ты с ней разговаривал?

— Один раз. Да и то только после похорон.

— Ну и что она?

— Да ничего. Сами понимаете, каково человеку. У нее же отца убили!

— Да, это все понятно. Но ты ей тоже не самый чужой. Даже жениться собирались.

— Собирались. Но только когда это было? Лет сто назад.

— И тем не менее и ты и она до сих пор как трава в поле. Ни семьи, ни детей. А пора бы уже.

— Да я не против. Она мне до сих пор по ночам снится.

— Так за чем же дело стало? За ней, да? Ты это хочешь сказать?

— За ней, за кем же еще. Вы же ее характер знаете. У нее в голове только подопытные мухи.

— Это ты зря. Она просто увлечена своей работой, вот и все. Как и ты, в общем-то. В любом случае, лучшей пары тебе не найти. Мало на земле найдется девушек, способных тебя оценить по-настоящему. А Ленка может.

— Да она-то ценит. А что толку?

— А толк будет, когда ты сам подойдешь к ней и первым попросишь прощения. Первым, ты понял?

— А почему я первым? Она тогда первая все затеяла.

— Да потому что ты мужчина, вот почему. Понятно?

— Понятно. Только не понятно, как это сделать.

— Как? Возьми в руки телефон, набери номер, позвони, договорись о встрече. Неужели тебе не интересно узнать, как она провела целый год в Чикаго?

— Да я сам, когда мотался в Чикаго, собирался ей позвонить, но так и не решился.

— Ну и зря, что не решился. А теперь возьми и позвони. Не думаю, что она откажется с тобой увидеться.

— Вы уверены? — робко спросил Миша.

— Абсолютно, — поставил точку Проскурец. — Ладно, иди работай. Компания не должна страдать от простоев.

Весь день Гордеев провел в раздумьях. Его неотвязно преследовала одна и та же мысль: является ли Проскурец тем, за кого себя выдает? Не способен ли он пойти на организацию покушения на Волкова ради сохранения своего детища — компании «Интерсвязь»?

Большие деньги, как известно, меняют человека. И, как правило, не в самую лучшую сторону. А потеря компании для Проскурца означала бы разбитое корыто. Ни много ни мало. Потерять на склоне лет дело своей жизни, остаться, что называется, ни с чем, превратиться в прежнего полунищего инженеришку — это было бы невыносимо. После такого поворота только один путь — веревка. Но, с другой стороны, зачем лезть в петлю самому, если туда можно загнать своего соперника? Но такой ли Проскурец? Способен ли он на подобное? Не знаю, пока не знаю, думал Гордеев. Время покажет. Время все расставит по местам.

И адвокат решительно взялся за телефонный аппарат.

Он позвонил сначала загадочному Евгению Павловичу Пашкевичу, которого порекомендовал ему Проскурец, но того ни дома, ни вообще в Москве не оказалось. Он был в командировке. Как объяснила его жена (или кто она ему?): «Женю послали на космодром Байконур, где по его части возник ряд неразрешимых вопросов».

— Ему туда можно позвонить? — спросил Гордеев, пряча волнение.

— Я думаю, можно, — ответила женщина. — Но только я не знаю номера. Он обычно сам звонит.

— А когда звонил последний раз?

— Вчера.

— Он обещал перезвонить?

— Да. Но сказал, что не раньше, чем через месяц, потому что все это время будет находиться в таком месте, где телефоны отсутствуют. Сами понимаете, степь.

— Понимаю, — задумчиво проговорил Гордеев. Точнее, ему казалось, что он понимает. В голове же крутилось нечто совершенно другое, весьма далекое от казахстанской степи.

Целый месяц находиться в неведении? Что это означает? Это означает, что Омельченко подсоберет материал на Проскурца как на организатора убийства Волкова. В то время как этот Пашкевич может оказаться важным свидетелем. Но Пашкевич — всего лишь слабая надежда, которая все время ускользает. Почему ускользает? Ничего не ускользает.

Гордеев снова взялся за телефон, набрал номер Дениса Грязнова.

— Ты не знаешь, как связаться с Байконуром? — спросил он, когда услышал голос Дениса.

— Гордеев, ты?

— Я, кто же еще.

— Как там Проскурец?

— А ты почем знаешь?

— Земля слухами полнится.

— Невероятно!

— И ты забыл, что я сыщик. Информация — мой хлеб насущный. Ну как Проскурец-то?

— Пока никак. Только вчера с ним первый раз встретился.

— Я знаю.

— Черт, Денис, ну откуда? От Булгарина?

— Тепло.

— Тогда понятно. Так как с Байконуром связаться.

— С каким Байконуром? С кинотеатром?

— На хрена мне твой кинотеатр. Мне космодром нужен.

— Космодром?

— Ну да, космодром. Откуда космические корабли отправляются бороздить просторы Вселенной.

— А зачем тебе аж Байконур понадобился?

— Пока не скажу. Боюсь, сглазишь.

— Не бойся, я не глазливый.

— Рассказывай…

— А тебе какой сектор нужен?

— В смысле?

— Ну, сектор, сектор какой? Ты что, не в курсе?

— Не-а.

— Там же, на этом Байконуре, секторов и площадок, что у Ельцина теннисных кортов. Так какой?

— Ну, Денис, — взмолился Гордеев, — ну, прошу тебя, побереги мои нервы. У меня и так голова не на месте, а ты меня про какие-то сектора и площадки грузишь. Мне не сектор, мне человека найти надо.

— Человека?

— Ну да. У тебя есть телефон хоть какого-нибудь?

— А ты кого ищешь?

— Потом скажу.

— А ты сейчас скажи. Может, я его знаю.

— Не знаешь. Он не из твоей тусовки.

— Не суди по себе. Ты тоже не очень-то из моей.

— Ладно, хорош прикалываться. Ты телефончик ищешь?

Гордеев услышал в трубке серию щелчков по компьютерной клавиатуре, и вскоре голос Дениса победно возвестил:

— Есть!

— Говори.

— Только ты учти, это не совсем Байконур, а его контрольно-пропускной пункт. Там когда-то один мой дружок служил, с тех пор телефончик остался. Ты записываешь?

— Записываю.

Гордеев занес продиктованный номер в органайзер и спросил:

— А к кому мне там лучше всего обратиться?

— Для чего?

— Как «для чего»? Чтобы выйти на космодром.

— Ну ты, Юрка, даешь. Позвони и узнаешь. Слушай, ты хоть помнишь, какой послезавтра день?

— Помню. Суббота.

— Я не в этом смысле.

— А в каком?

— Подумай.

— Денис, пощади, ради бога.

— Юбилей «Глории».

— Послезавтра? Мама моя, точно!

— Давай, Юрок, подтягивайся к нам к десяти. Махнем на Истру шашлык жарить.

— А раков?

— Что «раков»?

— Раков будем ловить?

— Сам лови. Я их боюсь.

— Да ладно.

— Клянусь. Я их даже есть боюсь, думаю, что покусают. Это у меня с детства.

— Хорошо, хоть людей ты не боишься.

— Людей я тоже боюсь, только виду не показываю.

— Не прибедняйся.

— Ладно, не буду. Только, смотри, не опаздывай, адвокатище.

Нажав на рычаг, Гордеев с ходу принялся связываться с Казахстаном, намереваясь достучаться до Байконура. В трубке что-то долго щелкало, завывало, шумело, и наконец чей-то бодрый голос ответил скороговоркой:

— Начальник поста капитан Пинчук у аппарата.

Гордеев на долю секунды впал в замешательство, не зная с чего начать.

— Алё, алё! — снова донеслось из трубки. — Я слушаю. Кто это? Говорите. Алё, алё! Балуется кто там, чи шо?

— Здравствуйте, — наконец сказал Гордеев.

— Здоров, если не шутишь. Кто это?

— Вообще-то моя фамилия Гордеев. Я бы хотел…

— Кто? — не дав договорить, громко переспросил Пинчук. — Еще раз скажи, я что-то не дюже расслышал. Небось опять провода сурок поел. Так кто это?

— Адвокат Гордеев.

— Берендеев?

— Гордеев. Из Москвы.

Тишина в трубке. Очевидно, капитан прикрыл ее ладонью, советуясь с напарником. А может быть, просто ожидая что-то услышать от Гордеева, который ничего лучшего не смог придумать, как сказать совершенно логичное: