— Гесс, ты готов ехать сегодня? — быстро спросил оператора Эйсбар.

— Если будет должным образом упаковано оборудование, почему бы и нет?

— Вот еще вопрос, — повернулся Эйсбар к Долгорукому. — Можно вставить эпизоды с господином Ульяновым. С ним все время что-то происходит: то зуб болит, обмотал лицо клетчатым платком, то гипс на ноге, то заклинило дверной замок в квартире, поэтому он никак не может оказаться среди бунтовщиков. Предводитель, который ни разу не появился на поле боя. Сатирический образ.

— Не знаю, нужен ли Ульянов, — отозвался Долгорукий. — Его исчезновение с лица Земли было столь мгновенным, стоит ли вообще напоминать о нем зрителям?

— Ну, подумаем, — пробормотал Эйсбар. — Зритель из низов любит комическое. Однако вы правы в том, насколько она будет сочетаться… Посмотрим. Значит, на дирижабль мы можем рассчитывать?

Долгорукий кивнул. Гесс вырвал из блокнота листок и положил ему на стол.

— Мне кажется, в соответствии с этим списком было бы полезно сделать закупки в Германии. Линзы, штативы, крепежные устройства для камеры, чтобы снимать с высоких точек. Я написал все названия по-английски и по-немецки.

Долгорукий, не взглянув, убрал листок в кожаную папку.

— Безусловно. Сейчас же отдам распоряжение.

Эйсбар и Гесс встали.

— Господа, это было не только удовольствие, но и необыкновенная честь присутствовать при рождении картины, которую, уверяю вас, будут чествовать не одну сотню лет. Браво! Кстати, вероятно, у вас есть идеи по поводу композитора? Господин Прокофьев сейчас в Италии, но скоро вернется. А Рахманинов — как раз под Петербургом. Если вас интересуют встреча и разговор, буду рад.

Дверь закрылась, и Долгорукий остался один. Он поднял телефонную трубку.

— Позвольте канцелярию Его Императорского Величества. Спасибо. Да, это будет грандиозно. Мы не ошиблись в выборе. В нем действительно просыпается брутальность. И его абсолютно не интересует существующая реальность. Он отменяет ее первой же своей мыслью. Будет мощное зрелище, причем купит и интеллигенцию, и страдающий класс. Да, верю… Нет, это я вас благодарю за предложение, и такая прозорливость у государыни… Что вы, я был бы польщен… — Положив телефонную трубку, Долгорукий подошел к шкафу, достал хрустальный штоф, налил в стакан виски. Сделал два глотка — мгновенно потеплело. «Неужели он переломает лапы спаниелю и заставит его умирать перед камерой?»

Эйсбар широким шагом шел по улице, не застегивая пальто. Гесс остался в глубинах конторы Долгорукого проверять, как упакованы хитрые технические приспособления и сколько коробок пленки отгрузят на самом деле. Но Эйсбар уже не мог усидеть на месте.

Мороз отступил, и на площади, которую он пересекал, царило яркое бессмысленное солнце. Слепило глаза. Эйсбара несло вперед — он едва не сбил прохожего, чуть не врезался в клен. Казалось, что за время разговора с Долгоруким он увеличился в размерах в два, а то и в три раза! Он чувствовал себя великаном и с высоты своего нового роста смотрел далеко вниз на уменьшившиеся до игрушечного размера особнячки вдоль улицы, на людей и афишные тумбы. Совсем недавно на летном поле он так же смотрел с деревянной вышки на Ленни, которая была похожа на булавочную головку. Тянул к ней руку. Мог в один миг сгрести ее и раздавить в кулаке. Теперь — казалось ему — он мог одним движением сгрести всех этих людишек, весь этот город. Он вспомнил, что недавно видел на чьей-то картине композицию, где была шикарная игра с масштабом. Да, да, точно — это был «Бузотер» Кустодиева. На полотне хулиган шагал по городу как по траве.

Эйсбар остановился, чтобы отереть взмокший лоб, и вернулся наконец на землю. Но теперь подступил хохот. Он не ожидал такой быстрой победы! Когда утром он ехал в контору, план съемок казался ему довольно мутным. И уж совсем он не был уверен в идее кокаиниста. Но, пытаясь сделать персонажа зримым для Долгорукого, вспомнил это кожаное одеяние — один красавчик-фотограф на студии Студёнкина любил щегольнуть кожанкой. Черный «ворон», дьяболические оборотни — конечно, это подкупит наш темный люд! И с Долгоруким оказалось легко иметь дело — встречи с ним доставляли Эйсбару ребяческое удовольствие. Как в детские дни рождения: что ни сделаешь, ни скажешь — все пригоже, что ни захочешь, ни попросишь — все получишь. Впрочем, он всегда умел добиваться чего хотел.

Все звенело и кипело в нем. А где, интересно, Ленни? Где она летает — быть может, он встретит ее на мосту? Он уже форсировал Москва-реку по Большому Каменному мосту, не замечая ветра и автомобильных гудков. Да, Ленни требовалась незамедлительно.

На Большой Ордынке он зашел в телефонный клуб и попросил соединить его с квартирой Лизхен.

— Эйсбар? — в трубке раздался томный голос Лизхен. — Вы уже гарцуете на белом коне? Да, по голосу… Ленни, кажется, прилегла, но погодите… Ленни, ты сломаешь себе шею! Что за акробатические олимпиады в квартире? Вот, вырывает трубку!

— Придете в мастерскую? — быстро спросил Эйсбар, услышав задыхающееся «Алло!» Ленни. — Имеет смысл увидеться. Расскажу при встрече… Я еще не там, но буду через несколько минут. Жду, мой эльф…

…Рубашка… чулки… платье… Нет, это долго надевать, а снимать потом — целая морока! Шаровары из индийской лавки, оттуда же золотистый балахон, сапожки.

— Неужели на босу ногу, Ленни? — послышался голос Лизхен.

Духи Лизхен «Голубая лань»… Шубка… А кепка догоняла ее уже на улице.

— Сколько же можно ждать! Как ты мне нужна! — одной рукой Эйсбар закрывал дверь, а другой уже проверял кнопочки и застежечки Ленни, на ходу принимаясь их расстегивать.

— Да подождите, Эйсбар! Скажите хоть в двух словах — что со съемками, что ваш князь, когда отъезд, что говорит Гесс? Да подождите!

— Не могу, милая, не могу. Ты слишком долго ехала.

Она не заметила, что Эйсбар неожиданно перешел на «ты». Он нес Ленни в спальню — заваленное книгами логово в глубине мастерской — под мышкой, как рулон бумаги. Стал разбираться с застежкой ее индийских брюк, но, запутавшись, бросил:

— Сама, сама… скорей… пожалуйста, скорей. — Он стал раздеваться, но вдруг остановился и замер, неотрывно глядя, как Ленни развязывает узел на поясе шаровар, стаскивает их с бедер. Открылась белая кожа. Она инстинктивно сдвинула ноги.

— Что ты? Зачем? — Эйсбар развел ее ноги рукой, быстро оценивающе посмотрел — Ленни лежала навзничь на спине.

Он расстегнул свои брюки, больно схватил ее за волосы на затылке, притянул к себе ее голову. Ниже, ниже, еще ниже. Ленни была безотказна. Эйсбар охнул:

— Ленни… ангел…

Она вдыхала его запах.

Потом он сидел на кровати, посадив Ленни на себя. Прижимал очень крепко, брал очень быстро и жадно целовал. Ленни задыхалась. Слизывала кровь с губ.

— Что вы, что вы… — испуганно бормотала она. — Что вы?! — Но уже сама была подхвачена лихорадкой, прижималась к его груди, и в шею ей неистово бился его подбородок. Ленни казалось, что она теряет сознание. — Подождите, дайте паузу, — взмолилась она, отстранилась, легла на спину, стала глотать ртом воздух.

Эйсбар лег рядом, гладил ее глаза, губы, поворачивал на бок и снова прижимал к себе. Она опять билась как в лихорадке, словно приклеенная к его телу. Закрыв ее лицо ладонью, он окончательно дал волю своему вожделению, стон его превращался в крик, и Ленни испугалась, что его сильные пальцы сломают ее скулы. Их биение достигло пика одновременно. Стих гул в голове у него, и звон — в голове у нее.

— Спасибо, — тихо пробормотал Эйсбар.

Ленни поежилась: что еще за благодарности за любовь. Но не было ни сил, ни желания говорить.

Эйсбар встал с кровати и теперь смотрел на нее сверху вниз. Она лежала, запрокинув лицо, в который раз поражаясь физической и мужской мощи воздвигшегося над ней обнаженного тела. «Если он сейчас на меня упадет — меня не станет», — подумала она.

— Подожди, не одевай… не одевайтесь, — поправился он. — Вот плед. Воды? С каплей коньяка, которая собьет эльфа с ног. — Он принес стакан и уселся у нее в ногах.