Дурак Он жил, как будто в первый раз, И песни пел, дурак. И глупо жмурил левый глаз Без смысла, просто так. Работал больше по ночам, Не слишком часто ел. Поскольку денег получать Помногу не умел. Ничем таким не дорожил, Ушла его жена. И вообще – зачем он жил, Не знал он ни хрена. Причем, не только он не знал — Никто не знал нигде. О чем получен был сигнал В войсках НКВД. Ему сказали: «Как же так?!» Те, что пришли к нему. И уж на что он был дурак, А понял, что к чему. Когда российская верста Его ушибла в лоб… Вот так и вышло: «Тра-та-та… И тра-та-та и гроб». «Уговори меня забыть…» Уговори меня забыть… Как мышь, число произрастает. В краю полей нетопыри Приходят в гости к нам друзьями. Приносят спящее вино, И огурец влекут солёный. Судьба, ты с ними заодно Пьёшь из железного стакана! От тёмной ласки я вставал, И городом бродил, который Бывал теплее одеял, Но только в детстве… Боже правый, Куда я детство потерял?! Уговори меня заснуть, Где ворон связывает сети Сибирской воли, пустоты Пропахших водкою плацдармов. Взамен убитых командармов Командуешь, пространство, ты! Мы не диковинные дети, А просто спящие мечты. И много ль толку в речке Лете И жизни подпола внутри В друзьях любезных, в Боре, в Пете? Когда приходят на рассвете, Ты катехизис повтори. Расставь водяру, стопари. У малых сих простится кража. Ты думаешь: вот Петя, Саша… А это всё – нетопыри «Ах, угличский лагерь пионерский!..» Ах, угличский лагерь пионерский! По вшивости суровой косы стригли, И оловянную волну катила Волга Над головой младенца Одиссея. Играли в игры – воровали знамя… Я не пойму, что делается с нами? Кто нищенкой щелястого забора Крадётся вдоль – по луковку в тени, Какой-то пересыпана перловкой… Где Эверест на самодельных лыжах? Подушечки продмага заводского! Друг трижды падал с лестницы – и выжил, Потом разбился… Где найду такого? Ещё цыган сплавляли вниз на баржах, И по лесам казаковали зайцы. …Ах, Ларка – одноклассница! – какая По счёту вечность между нами отпылила? Где долю мыкаешь? – Судьба у нас благая. Но детство было истинно счастливым. Портрет
Затем, что на портрете вглубь холста Направлена художником улыбка, Просмотрим отвлечённые места, Чтоб выявить тайник, куда душа труда Скрывается, поёживаясь зябко. Художник, мастерство заворожив, Угаданным приёмом, озаботил Материал – а тот и окружил Себя границей, то есть услужил Не столько кисти мэтра, сколь, напротив, Врагу её – холсту… В итоге же портрет, Сооруженье как сторожевое, Заживши, неприступен. Смысловое Упрятано. И, только взгляд удвоя, Ты в нём увидишь то, чему названья нет. Кто автор автора? С начала до конца Перетряхнув пришедшее к событью, Ремесленника выявишь, птенца, Который слышит голос без лица И матерьял формует по наитью. Он матерьял формует по наитью… Скажи, творец творца, как смело ремесло Так выродиться, что себя переросло И вещью выпало, приравненной к событью? Он мастер или нет – кто, выманив, сумел Присвоить чуждое, украсить по родному Те грани горнего, где углю равен мел, А доброе тождественно дурному? Где кисть тончайшая доверена слепцу, А если льётся звук – то лишь в немые губы. Суть видимых вещей – раструб. А все раструбы Увы, безвыходны… О, слёзы по лицу! «У брони торжественного танка…» У брони торжественного танка, На краю болотныя степи Я тебя приветствую, гражданка, Итальянка, Знать, Петербуржанка — До другого слова дотерпи. Мне и то ведь много, как в печурке Сонно бормотали по ночам Уголья. Уж вы полешки-чурки! Лень вставать… А то сыграем в жмурки, И уедем в Углич невзначай. Как, бывало, на санях под гору Вылетал на деревянный мост! То-то было смеху, разговору, Колокольно – галочьего ору, Звону колокольного – до звезд! За мои дошкольные сугробы, Китаянка по разрезу глаз, Поедим крутой домашней сдобы, Выпьем водки, и добавим, чтобы Это было не в последний раз. Подберем по возрасту подарки, Колокольчик купим, волчий клык… У иконы выставим огарки. Это здесь когда то по запарке Колоколу вырвали язык. Сколько я забыл за эти годы Суеты в подручных у молвы: Запах трав, волну с налетом соды, Но зачем то помню, как подводы Провожали тело до Москвы. Что мы знаем о судьбе угодной? О любви? – колодезную жуть… Голос крови, нежностью голодный… Будь он проклят, этот рай болотный! Мы одни. Нас двое. Как-нибудь… |