Юноша пребывал в полном замешательстве. Иногда ему казалось, что таким образом Глорфиндел пытается завоевать его доверие, правда, на что ему сдалось доверие шлюшки Синда, он понятия не имел. А иногда, когда Глорфиндел сжимал его в объятиях и тихо пел ему на ушко, пока Анэстель дремал у него на груди, юноша почти был уверен в том, что это он стал причиной внезапной вспышки ярости мужчины. Юноша убеждал себя в том, что это он сделал что-то не так, и это что-то вывело его господина из себя. Анэстель всё время прокучивал ту ситуацию в голове, пытаясь понять, в чём именно он перед ним провинился.

«Возможно, если я буду очень стараться ему угодить, он будет со мной нежен. Возможно, он даже полюбит меня», — думал он.

Да, иногда всё, о чём мечтал юноша — это любовь этого красивого и сильного эльфа. И это пугало его ещё больше, но, увы, то была горькая правда. Несмотря на тяжёлый нрав, Глорфиндел был очень обаятелен, невероятно красив и мужественен. Он был легендарным воином древности, о чьих подвигах слагали легенды и чью храбрость восхваляли в балладах, его имя было известно всему Средиземью. В Глорфиндела невозможно было не влюбиться; он был мечтой каждой девушки и юноши в Средиземье — храбрый воин с идеальным телом, сильный, статный, с копной развевавшихся на ветру золотых волос, обрамлявших волевое лицо, словно львиная грива.

С каждым днём, с каждым часом, который они проводили вместе, юноша всё отчётливее понимал, что в этом высоком и красивом мужчине каким-то образом уживаются сразу две личности. Одна, по всей видимости, получала удовольствие унижая, мучая и причиняя ему боль, — эта часть воспринимала его, как свою собственность. Вторая же, напротив, заботилась о нём, просила его спеть, цитировала стихи забытых авторов и гладила по волосам. Анэстель чувствовал, что может и хочет любить второго Глорфиндела, в то время, как первый Глорфиндел вселял в него почти первобытный ужас. Он не понимал, что было причиной столь резких перемен в настроении мужчины. Анэстель считал, что если это его ошибки так выводили лорда из себя, то он попытается сделать всё возможное, чтобы не повторять их впредь. Вот только он не знал, что именно он сделал не так…

Глорфиндел оставался для него неразгаданной загадкой, и Анэстель не позволял себе расслабиться ни на минуту в его обществе, всё время ожидая, когда его лорд снова выйдет из себя, ударит или унизит его. Даже когда прекрасный воин сжимал юношу в объятиях, тот остро ощущал, что это всё не по-настоящему, что эта нежность и подобие любви — подделка, и всё развеется, как пыль на ветру, стоит ему снова сделать что-нибудь не так…

И всё же мальчишка ждал этих встреч с нетерпением. Эти моменты нежности были единственным лучиком в царстве мрака и отчаяния, в котором он вынужден теперь был жить, и потому юный принц отчаянно цеплялся за них… и ненавидел себя за это всем сердцем. Но когда этот могучий воин был с ним рядом, когда он сжимал его в объятиях, Анэстель чувствовал себя, если не счастливым, то, по крайней мере, в безопасности. В такие моменты его не одолевали мысли о прошлом, об отце, о брате, о маме, об Эрин Гален… Когда он был с Глорфинделом, всё было просто. Анэстель подчинялся своему господину, а тот его трахал, холил и лелеял, скармливал сладкие фрукты, заботился. Юный Синда прекрасно понимал, что мужчина обращается с ним, как с забавным домашним зверьком, но с другой стороны, он мог бы обращаться с ним, как с заключённым.

Анэстель ненавидел оставаться в одиночестве. Да, сад был очень красив, и ему нравилось сидеть под старым раскидистым тополем, наслаждаясь весёлым щебетом птиц и шелестом травы, вот только… Когда он оставался один, горестные мысли снова возвращались, и это было хуже самой ужасной пытки, которой могли бы подвергнуть его Нолдор…

Анэстель провёл в саду почти весь день. Он дремал под деревом, размышлял и ждал. Он знал, что ждёт совершенно напрасно — Глорфиндел сегодня был занят. Из Гондора прибыла делегация, и его лорд просматривал многочисленные, толстые, старые тома, выискивая информацию, представлявшую интерес для Владыки и послов.

Глорфиндел сидел в своём кабинете, уйдя в работу с головой, и лишь изредка поглядывая на юношу, дремавшего под деревом. Каждый раз, когда он отрывался от пыльных томов, ему казалось, что тот стал ещё прекраснее и соблазнительнее, чем час назад. Мужчина чувствовал, как им обуревает голод. Но всё, что он мог сделать, — это работать как можно быстрее, чтобы поскорее выполнить поручение Элронда и овладеть этим восхитительно прекрасным телом, почувствовать, как оно будет извиваться под ним, как эти сладкие губы будут стонать его имя. Но, увы, работы было ещё очень… очень много.

Когда Глорфиндел закончил, на Имладрис уже опустились сумерки. С тяжёлым вздохом сенешаль захлопнул последний потрёпанный том и сладко потянулся, а затем направился в библиотеку, чтобы вручить Элронду подготовленные выборки.

Вернувшись к себе в покои, он, к своему удовольствию, обнаружил, что юный Синда безмятежно спит на его огромной кровати — юноша как будто ждал его всё это время. Глорфиндел хищно улыбнулся — он так долго наблюдал за этим юным красавцем и… решил, что вполне может понаблюдать за ним ещё немного…

— Разденься!

Анэстель встрепенулся и поспешно стянул с себя одежду, покраснев до кончиков ушей, несмотря на то, что все ночи проводил в кровати мужчины обнажённым. Когда юноша, наконец, осмелился поднять глаза на опасного Нолдо, чтобы выяснить, что тот планировал с ним сделать, то обнаружил, что воин загадочно улыбается, а в его глазах пляшут озорные огоньки.

— Ляг на кровать и раздвинь ноги, чтобы я мог тебя видеть. Да, вот так. Хорошо… А теперь прикасайся к себе, pen-neth, — хрипло приказал Глорфиндел, и Анэстель содрогнулся, почувствовав в его голосе безумный… голод. Но ему ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться. Во-первых, он знал, что откажись он выполнить приказ, Глорфиндел взбесится. Во-вторых, он был возбуждён.

Медленно проведя пальцами по груди, Анэстель спустился ниже и дотронулся до привставшего члена. С тихим стоном он обвился вокруг возбуждённой плоти пальцами и начал ласкать себя. Все мысли улетучились из юной головы, всё, о чём он мог думать сейчас — это удовольствие. Синда уже почти было кончил, но строгий голос Глорфиндела одёрнул его, приказывая остановиться. Беспомощно застонав, Анэстель подчинился, хоть ему потребовалось собрать всю силу воли в кулак, чтобы опустить руки на кровать. Было нестерпимо больно…

— Saes, saes! — в отчаянии взмолился юноша, бессознательно подаваясь бёдрами навстречу мужчине и извиваясь всем телом. Глорфиндел, увлечённо наблюдавший за этим представлением, лишь расхохотался.

— Валар, ты такой красивый сейчас… — вздохнул он. — Ты нравишься мне таким: скользким от пота, с остекленевшими от страсти и похоти глазами. Мне нравится видеть, как твоё тело извивается, моля о прикосновении. И тебе ведь сейчас даже неважно, кто и как будет прикасаться к тебе. Не так ли, roch-neth?

— Прошу вас! — зарыдал Анэстель, Глорфиндел сел рядом и начал медленно ласкать юного эльфа.

— Запомни, ты мой, — прошептал он. — Только я могу к тебе прикасаться и дарить удовольствие. Ты кончишь, когда я тебе позволю, не секундой раньше… Ты не притронешься к себе, если только я тебе не позволю. Ты меня понял, roch-neth?

— Да! — простонал Анэстель, выгибаясь дугой под ним. — Да, прошу, прошу…

Глорфиндел расхохотался и прошептал Анэстелю на ухо:

— Можешь кончить сейчас.

Анэстель заскулил, когда удовольствие заструилось по венам, наполнив каждую клеточку его тела и извергнувшись горячей лавой, растеклось по его животу и руке его лорда. Юноша хватал ртом воздух, а сердце билось так быстро, что у него заложило уши. Прошло несколько бесконечно долгих минут прежде, чем он пришёл в себя и снова смог мыслить трезво. Когда он заставил себя открыть глаза, то обнаружил, что Глорфиндел сидит рядом, а на пальцах мужчины остывает его сперма.