Спустя несколько минут, когда воздух вокруг наполнился прохладой и запахами полей, старик начал петь. Его низкий грубый голос пронесся по площади, заставляя дрожать землю и колонны. Колонны стали издавать свои звуки, напоминающие пение хора жриц. Чувство бесконечного единения и какого-то странного трепета охватило меня с ног до головы. Хотелось упасть на колени и просто улыбаться.
– Мир в бесконечном потоке
Жизни и правящей Тьмы,
Будь с нами в извечном истоке
Твоей одинокой души.
Открой нам пути Иггдрасиля,
Открой нам свою Благовесть,
Мы будем отныне едины,
Ты все, что в нас есть.
И все, что когда-то в нас было,
Все, что копилось в душе,
Сейчас отдадим тебе, Ану,
Матерь миров, ты везде…
Когда молитва закончилась, вся толпа разбрелась по прилавкам и магазинчикам. А я продолжал смотреть вслед уходящему старику. Он словно терялся среди бесконечного числа тех, кого мы породили. Но его спина мелькала до тех пор, пока он не дошел до дороги. За ним приехал шикарный, дорогой автомобиль. И отчего-то мне стало тоскливо, и в груди все сжалось. Жрецы не исчезают в толпе. Их забирают автомобили и увозят. Далеко, откуда они не смогут вернуться сами…
Вот и все. Еще одна эпоха ушла. А вместе с ней очередной настоящий человек. Я был однозначно старше его, но вместе с тем чувствовал себя бесперым юнцом, гонящимся за обжигающим солнцем. Жизнь дорога не временем, она дорога «тобой».
Достав из кармана бережно припасенную сигарету и беспечно закурив ее в таком месте, мне словить бы взглядов осуждающих кучу. Но всем все равно. Даже Элейн равнодушно смотрела сквозь исчезающий дым. Что же не так с этим миром?
Дерево стояло у самого края площади, а за ней распростерся небольшой океан. В нем отражались Иггдрасиль и сияющий в неоновом свете город в бесконечной неспящей тьме. Спустя несколько минут, может даже час, к краю площади подошла огромная баржа. На ее корме стояла сцена, увешанная прожекторами и прочей увеселительной техникой. Со сцены начал звучать фон, зазывающий пришедших на праздник. Как только толпа снова собралась и градус удовольствия повысился, на сцену вышли главные лица фуршета. Музыка заиграла вновь, распаляя холодные лица эльдов. Они подпевали, махали руками, зажигали файеры и сходили с ума.
А я не переставал мрачнеть на глазах у своей прекрасной напарницы. Не нравилось мне все это: ни когда они вышли, ни сейчас. Чуйка, что ли. Не так что-то, не так! Что может пойти в разрез с законом и моралью? Паззл, мать его! Барабанщик и басист, они эльды, но к чему такая резкая смена коллектива. Может, я и старик, но новости читаю. И одна из них всплыла в моем сознании, надо было сказать раньше, а не стоять столбом и притворяться идиотом!
– Элейн! – напарница, по тону определила, что у нас проблемы, и как-то слишком быстро стала серьезной. Ее крохотный носик наморщился, а слегка поджатые губы вызывали приступ умиления. О боже, да я извращенец. Фу, нет, стоп. – Как определить демона?
Дело в том, что демоны слишком похожи на эльдов, их отличительная черта – это почти незаметные, иногда одна, иногда две, черные точки на лбу. Со временем они вырастают до рогов, но обрубившие их оставляют шрам.
– Шрам или тату, – задумчивость напарницы сменилась на прыть, как только она сообразила, в чем дело. – Поняла, – прекрасное зрение эльдов иногда может сыграть на руку.
– Я пока вызову опергруппу.
– Нет, не надо! – Элейн внезапно схватила меня за руку и рванула к дереву. – Там кольцо из них! Смотри туда!
У дерева образовалось странное кольцо из эльдов. В их действиях, танце и движениях не было привычной плавности и осознанности. Их тела двигались в такт чьим-то мыслям, они были подобны марионеткам. Дерганные шаги и неестественно выгнутые руки. На них было страшно смотреть. Живые зомби.
– Они у дерева, Орин! Стреляй, стреляй в них! – демоны не могут управлять мертвым телом. Им нужна душа. Я смотрел на Элейн и видел слезы. Знаю, когда убиваешь впервые, сердце так и норовит разорваться. А тут – своих. Не нужно быть гением, чтобы понять. Мы не успеем.
Несколько раз пальнув в воздух и создав коридор, мне удалось уложить двоих. Но там была добрая дюжина, может, и того больше. Семнадцать патронов и запасная обойма. Спустил все, убил пятерых. Далеко. Элейн пыталась пробиться ближе, но они сдетонировали. Огромное рыжее пламя кольцом окутало дерево, разрывая тех, кто стоял ближе. Куски камней пулями врезались в пространство. Мраморные колонны обрушились на остальную часть толпы, а дерево, как в замедленной съемке, медленно падало в воду с протяжным гулом, погребая под собой баржу вместе с группой. Ветви Иггдрасиля упали на край моего города, разрушая мост и подъездные пути, маленькие дома и маленькие лодки. Символ мира и жизни унес маленькие, но такие большие жизни, оставив город утопать в отчаянной скорби. Мы знали, что это грязное море рано или поздно выйдет из берегов. Знали…
Такая маленькая, такая потерянная
Я нашел ее в одном из этих грязных переулков, что кишат сбродом из улиц и брошенных домов. Она лежала в грязи, забитая в угол. На ее теле зияли свежие раны и ссадины, но девушка дышала. Растрепанные короткие волосы смешались с тряпками и веревками, висевшими на ее кистях. Она была жива, хоть и еле дышала. Мне следовало отдать ее людям, но я ведь не мог, как тогда бросил Будду. Не мог, как оставил Марса, не мог, как оставил себя. Благородство? Нет, скорее интерес к чужой жизни, попытка исправить себя изнутри.
Дав ей несколько глотков чистой воды и выждав, пока она придет в себя, спросил имя. Кто она, мне было уже известно, одно непонятно, почему осталась жива.
– Прости, я не расслышал твоего имени, – мне пришлось напрячь свой слух, чтобы узнать из ее еле живого дыхания столь ценное имя.
– Лласть…
Внезапно я вспомнил Хильду, ее уставшие глаза, смотревшие на меня снизу вверх. Мне стоило больших усилий вывести ее из круга того старика. Хотя, если признаться, то даже понравилось жрать. Голод душил и резал меня изнутри. Зубы скрежетали, все болело. Мысли были лишь о том, как бы побыстрее умереть. После того как я получил имя, меня буквально вывернуло наизнанку. Осознавая, что все еще человек, телом быть им я уже перестал. Мне вдруг стало тесно в и так маленькой комнате. Где-то сзади послышался звук разбивающегося зеркала, именно зеркала, стекла так не бьются. Кое-как развернувшись, я увидел на полу несколько осколков, в которых отражался огромный черный волк. «Таких в жизни не бывает…» – так я думал. Но вспомнив, где нахожусь, лишь вздохнул.
Есть хотелось неимоверно. Кто-то больно ущипнул меня сзади за ногу, и, конечно, я рефлекторно развернулся в прыжке, снося половину дома к чертям собачьим.
– Фреки, мать твою! – орал один из воронов. – Ты спасать нас должен, не убивать!
– Прости, – в случившейся суматохе было не разобрать, кто и чего просит. Но не заметить сквозь дыру в доме двух обозлившихся шавок и старика с копьем наперевес было невозможно.
– Откуда он тут? – Хильда вжалась в уцелевшую стену. Ее дрожащий голос все больше привлекал псин.
– Фреки, жри!
Не знаю, откуда прилетел приказ, но он был как мед для ушей. Я помню, как дожевывал хрустящую голову старика. Мне сказали, что я даже не сражался. Псин я съел в один присест, а со стариком пришлось повозиться. Он несколько раз убегал, даже без рук пытался удрать, но в итоге он оказался на вкус, как мидия. Еда гурманов…
Как только я выбежал за кордон с Хильдой на спине, ко мне подлетели Хугин и Мунин. По их взволнованному голосу было понятно, что случилось нечто очень нехорошее. Но случиться было должно. Обратившись в людей, Хугин кинул мне золотой свиток:
