– Обычно все приходят на молитву, – Элейн поспешила разъяснить мне увиденное, заметив интерес к происходящему. – Мы можем годами веселиться и ничего не делать, государство платит нам пособия, и этого вполне хватит, чтобы прожить. Но после долгого ликования и празднества всегда наступает великая печаль, которая длится дольше года. Не все ее выдерживают, некоторые умирают от бесконечной печали, некоторые уходят навсегда из поселения. А некоторые уходят работать к людям, чтобы искупить боль. Как я.

Мы прошли еще несколько кварталов и остановились у небольшого торгового центра. Он больше напоминал человеческую постройку. Покрытый стеклом, с лифтами и белой плиткой. Внутри играла знакомая, по моим меркам, музыка. Всюду пестрили вывески с названиями магазинов. Кое-где мелькали затесавшиеся забегаловки и кофейни. Я завел напарницу в одну из таких. Там по-особенному пахло выпечкой и кофе.

Усевшись за дальний столик, Элейн внезапно вскочила и виновато попросила подождать. А потом я услышал его.

– Я тоже кое-что умею, – за моей спиной нагло скалился информатор. Видимо, для его появления нужна была причина.

– Ты, как всегда, вовремя! – разведя руками, я чуть было не смахнул салфетки со стола.

– К сожалению, не всегда, – информатор был в зеленоватом жилете поверх льняной рубахи и старых, потертых бриджах. О вкусах не спорят, но я бы вставил пару своих слов. – Она знает о демоне?

– Да. Вчера ляпнул, – жестом подзывая официанта, я с укором посмотрел на свое отражение в пустой мраморной тарелке.

– Молодец. Вероятно, у тебя появился еще один недоброжелатель. Хотя… – информатор смахнул со стола пару еле заметных крошек. – У тебя, вероятно, есть шанс спасти Лласть. И тогда будет плюс один друг. Вероятно.

Внутри у меня все похолодело. Я слышал, как в венах течет кровь. И только я хотел ухватить за шкирку эту непонятную субстанцию, меня окликнул официант:

– Вы готовы совершить заказ?

Я был готов оторвать ему голову и бросить на съедение львам. Потому что информатора на месте словно и не было. И тут – да, именно что по сценарию – пришла Элейн. Удивляться я перестал, только голова немного кружилась, и звуки начинали отдаваться эхом. Заставив себя отдышаться и освободиться от пут гнева, я с натянутым на глаза трепетом уставился на напарницу.

– Ты чего? – такого меня она видела впервые.

– Кое-кто приходил.

– Расскажешь? – Элейн положила на мою руку свою ладонь и с нежной заботой посмотрела в глаза.

– Нет, – я замотал головой. – Это неважно.

– Как скажешь.

Меня осенило. Я ведь уже и забыл, Господи, я забыл совсем о ней! Моя милая Лласть, если ты слышишь меня, прости… Прошло столько времени, в котором я потерял твой облик, голос и взгляд. Потерял и беспробудно отпустил. И мне кажется, больше не вернусь.

– Помнишь «Одиннадцатое воскресенье»? – я положил свою ладонь поверх ладони Элейн. А она все продолжала смотреть на меня.

– Я помню ту бойню, Орин. Мой брат погиб там.

– Ты не рассказывала. Почему? Я же… я же ведь не знал, – ситуацию разбавила официантка. Видимо, тот, другой, не рискует подходить. – Выходит, у каждого свои причины быть здесь и сейчас.

– Да. Но я, – Элейн, потупив взгляд, сжала мою руку. – Я вовсе не виню демонов, точнее да, они виноваты в смерти моего брата, но я не ненавижу их всех. Он был отомщен там же. Я просто хотела спросить тебя о ней. Какой она была?

– Я спас ее в той операции. Засыпал углем на одном из товарняков, остальным сказал, что сбежала. Забрал на следующий день и привез домой. Ты не представляешь себе, сколько печали и нежности было в ее глазах тогда! Она была со мной, даже когда было невыносимо тяжело! Моя дорогая Лласть стала для меня всем. Мы хотели детей. Но не знали, что из этого получится, ведь никто еще не видел детей демона и человека.

Через несколько лет, когда шумиха с демонами поутихла, мы стали выбираться на улицу, бывали в магазинах, не боясь попасться на глаза кому ни попадя. Почти вклинились в обычную жизнь. И когда, казалось, с облегчением выдохнули, ночью специальный отряд эльдов вломился в мой дом. Она не успела среагировать, хотя мы готовились. Лласть убили за мгновение. Я убил в отместку двоих, но меня скрутили. Конечно, отмазали, сославшись на какое-то там влияние демонов. На этом, собственно, все. Нет истории о мести или убивающемся горе вдовце. Со временем она просто исчезла из памяти под толщей тьмы, скопившейся в душе. Я похоронил ее там, в человеческой пропасти. Мне даже не вспомнить ее лица. Как-то так…

– Грустно все это, – Элейн глубоко вздохнула и посмотрела на часы. Она из тех, кто любит держать ситуацию под контролем, даже когда контролируют ее. – У меня все гораздо прозаичнее. Мы с братом не были особо близки, скорее наоборот, он был больше знакомым, нежели частью крови. После его смерти ничего, собственно, не изменилось. Как не было его в моей жизни, так и нет. Но иногда, приходя на его могилу, я плачу. Просто так, без причины. Не могу этого объяснить.

– Время не скажешь? – я резко поменял интонацию в голосе, стараясь быть строгим. Зря, наверное.

– А, точно! Нам пора, скоро начнется!

И вот что странно. Я сижу с эльдом и рассказываю ей всю подноготную своей жизни, словно живя двойными стандартами. В голове смешалось все, от злости до похоти. Кажется, именно так ощущают себя под кислотой. Мне не хочется обманывать себя, строить героя, как в старых боевиках, и быть одиноким волком. Мне хочется жить. Наверное, я просто не хочу быть один. А Элейн… Мне ее жаль. Она приковывает к себе взгляды, но не знает, чего хочет на самом деле. Или не хочет принять. Она женщина-ветер. От таких стоит держаться подальше. Она вертит тебя, крутит и танцует, пока ветер молчит, но стоит ему шепнуть, как она унесется вслед за ним, оставляя тебя в горьком болотном обмане.

Город пленял своим совершенством. Технологии были на лет сто совершеннее, чем наши. Центральная площадь была похожа больше на старую улицу в восточном стиле, нежели на привычное мне совершенство вокруг. И лишь кольцо из мраморных колонн, парящих над землей, напоминали о том, что я все еще в другом районе. Бесконечное множество лакомств, небольших уличных ларьков и ярких фонарей сбивали с толку.

Чем ближе мы подходили к Иггдрасилю, тем больше света становилось вокруг. Дерево сияло ярко-голубым светом и было поистине огромным. Даже задрав голову, мне не удалось увидеть его вершину, стоя у самого основания.

Пропустили меня довольно просто. Элейн сказала, что я ее сводный брат. Кажется, здесь это обычная практика, усыновлять детей из человеческого мира. Чего не скажешь про нас. Что до самого дерева, то вблизи него меня охватило какое-то странное чувство единения. Словно нечто невидимое обнимает меня, отдает свое тепло. По телу пробежали мурашки.

– После молитвы тут будут выступать «30 Second to Dark»! – было видно, что моя напарница вне себя от радости. Но чего я не знал про нее, так это то, что она поклонница рока. Это удваивало шансы стереть мои подозрения насчет нее. Может, Элейн все же нормальная девушка.

– Кажется, они у вас популярны, – толпа быстро заполнила все пространство вокруг уже через пару минут после того, как мы пришли. Нам пришлось перекрикиваться, чтобы хоть что-то услышать.

– Не то слово! Их тут обожают!

– Но они же люди, как их подпустили к Иггдрасилю?

– А ты не знал, что у них новые барабанщик и басист? – Элейн смотрела на меня, будто я отсталый. Мне стало не по себе. Может, мне и впрямь под стать быть стариком. Внезапно ее серебристые волосы наполнились свежестью и приятным ароматом полевых цветов. На площади воцарилась тишина.

У основания дерева появился небольшой старик. Он был человеком и, судя по всему, он не был бессмертным! Длинные седые волосы, морщинистое лицо, слегка горбатый, с тростью в левой руке. Это ваша тайна. Но почему человек?

На нем была старая серая накидка, а под ней скрывалось темное узорчатое одеяние. Пока я рассматривал его, Элейн положила руку мне на голову и наклонила лицом вниз. Я посмотрел на нее краем глаза, но увидел лишь детскую улыбку и закрытые глаза, смирено погруженные во тьму.