С глубочайшим почтением,
лорд Эрнест Дж. Л. Вудворд».
Я не был мастером писать куртуазные письма, и читать их мне доводилось нечасто, точнее всего будет сказать — никогда. Но и моих скудных познаний в эпистолярном этикете хватило, чтобы понять: послание было предельно бесцеремонным и дерзким. Я осторожно положил его на краешек стола, не отваживаясь высказать свои соображения вслух.
— Ты видел, Джим, какая наглость? — воскликнул сквайр, поворачиваясь ко мне. Щеки у него были багровыми от гнева.
— Вы вообще слышали о таком лорде, сэр? — спросил доктор.
— Нет. — Трелони бросился в кресло, заскрипевшее под его тяжестью. — Я знал только одного Вудворда в Манчестере, честнейший был малый, хоть и служил в простой адвокатской конторе, а не просиживал штаны в парламенте.
— Вряд ли они родственники, — заметил доктор.
— Вы ведь не откроете ему расположение острова? — осторожно спросил я.
От негодования сквайр едва не подпрыгнул вместе с креслом.
— Как ты мог подумать такое, Джим? Конечно, не открою.
— Что вы ему ответите?
— Отвечу? Ответ на подобную дерзость может быть один! — Кулак сквайра с размаху опустился на подлокотник. — Я отправляюсь нанимать судно, вот мой ответ.
Ливси прикрыл глаза и потер лоб ладонью.
— Честно говоря, сэр, я затрудняюсь сказать, какой из двух возможностей я опасался больше, после того как увидел это письмо: того, что вас хватит удар, или того, что вы произнесете эти слова.
— Первое предположение говорило бы, что вы очень плохо меня знаете, если бы второе не доказывало обратного, — буркнул сквайр. — «Человек, имеющий некоторый опыт в морских путешествиях»! Ха! Я покажу этому выскочке!
Я все еще не верил в смысл услышанных слов.
— Вы хотите снова отправиться на остров? — осторожно переспросил я.
— Конечно, Джим! Если эти сокровища до сих пор никому не дают покоя, именно нам и никому другому суждено поставить точку в их судьбе.
И он снова стукнул по подлокотнику, как бы ставя эту самую точку.
На несколько мгновений мне показалось, что время повернуло вспять, исчезли годы хлопот в трактире, и я снова сижу в этом же зале, и на столе расстелена карта, и пока еще смутные видения предстоящего путешествия к неведомым берегам наполняют мою душу счастливым волнением и надеждой.
— Сэр… — Мой собственный голос доносился как будто бы издалека. — А… а я…
— Само собой, ты едешь с нами, мой мальчик! — воскликнул сквайр.
Сейчас эти слова вызвали во мне совсем не такие чувства, как несколько лет тому назад. Я испытывал не столько страх, сколько досаду, какая возникает при неизбежной встрече с неприятным человеком. Слишком ярки были воспоминания о пиратах, о заговоре и обо всех опасностях, которым мы тогда подверглись. На острове остались могилы людей, которые когда-то собирались в плавание вместе с нами в этом же самом поместье. А трое разбойников, которых мы бросили там? Какова оказалась их судьба, и готов ли я узнать об этом?
— Что-нибудь не так, Джим? — спросил Ливси, все это время внимательно следивший за выражением моего лица. — Если ты не захочешь ехать, я пойму.
— Нет-нет, сэр, — торопливо сказал я, забеспокоившись, не сочтут ли меня за труса. — Просто думаю о делах в трактире, и…
Тут-то я и вспомнил о нем. Сколько раз слышал я от Эйба, как он грезит морскими странствиями! Сколько раз ловил его полный тоски взгляд, устремленный на море!
Я обернулся к сквайру.
— Сэр, — сказал я. — У нас в трактире служит один молодой человек по имени Абессалом Хейден. Это мой помощник, сэр, но он только и мечтает о том, чтобы побывать в море. Если вы возьмете его вместо меня, он будет счастлив отправиться в это путешествие.
Для меня это обернулось бы несколькими месяцами работы без пары сильных и проворных рук, а главное — расставанием с человеком, жизни без которого я себе уже не представлял. Но я готов был пойти на это, чтобы помочь Эйбу осуществить его мечту.
Сквайр Трелони ничего не успел ответить на это: в разговор вмешался доктор.
— Я против, Джим, — неожиданно произнес он.
От растерянности я не сразу нашелся, что ответить; даже у сквайра сделалось удивленное выражение лица. Доктор, видимо, спохватился, что его слова прозвучали слишком резко, и мягко улыбнулся.
— Не думаю, что стоит втягивать в эти события новых участников, — сказал он. — Путешествие может оказаться небезопасным. Пусть уж отправляются старые боевые товарищи — те, кто хорошо представляет, с чем предстоит столкнуться.
Я ощутил укол совести: надо же было позабыть об опасностях, подстерегающих на острове! К щекам прилила краска.
— Я вовсе не хотел, чтобы вместо меня кто-то другой подвергался риску! — вырвалось у меня.
— Джим, если бы я заподозрил нечто подобное, я бы не назвал тебя боевым товарищем.
— Отлично! — Сквайр обвел нас взглядом, и я заметил азартные искорки, заблестевшие в его глазах. — Значит, мы едем!
Волнение, охватившее Эйба после моего рассказа, было таким восторженным и неподдельным, что я подивился собственной нерешительности. Не письмо дерзкого лорда, не азарт сквайра Трелони — именно радость дорогого друга вернула мне то захватывающее чувство, то сладкое замирание сердца, которое я испытал в детстве, готовясь к первому плаванию на «Испаньоле».
Зависти ко мне Эйб не испытывал. Да я бы и удивился, если бы это было так. Такое чувство не могло быть свойственно столь жизнерадостному и открытому человеку. Он искренне радовался за меня и тут же принялся обдумывать планы.
— Вам, мастер Джим, беспокоиться будет не о чем, — сказал он, окидывая деловитым взглядом полки за стойкой в зале. — Для верности мы перед вашим отплытием запасемся всем, что может храниться долго, а уж я прослежу, чтобы остальное пополнялось вовремя. У вашей матушки и печали не будет.
Спокойная уверенность Эйба передалась и мне. Он расхаживал по кладовке, прикидывая, как лучше разместить лишние мешки с мукой, и мне начинало казаться, что путешествие, начавшееся с такой обстоятельной подготовки, непременно окажется удачным. Крепло чувство, что со штормами, штилем и тайнами острова справиться будет не труднее, чем с бочками эля и портвейна.
Вечером того же дня мы лежали под одеялом, тесно прижавшись друг к другу. По комнате вился жестокий сквозняк, но обнаженное тело Эйба казалось таким горячим, что мне было почти жарко.
Любовные игры между нами до сих пор не миновали раз установленных границ, но нам обоим и того хватало, чтобы испытывать блаженство. Хотя каждый раз, когда Эйб обхватывал ладонями мои бедра, я чувствовал, что однажды нам предстоит изведать нечто большее.
Порыв бурных ласк уже стих, и Эйб лежал, обхватив меня руками. Я чувствовал его теплое дыхание на своем плече.
— Мастер Джим, — произнес он сонно, — а вы сами-то помните координаты острова?
Я смотрел на потолок, едва различимый во мраке комнаты.
— Нет, Эйб, — ответил я тихо.
Сам не знаю, что побудило меня поступить так. Можно было прибавить еще, что я не моряк, чтобы запоминать градусы широты и долготы. Но ложь, невольно сорвавшаяся с языка, наполняла меня таким стыдом, что я предпочел промолчать, чтобы разговор как можно скорее остался позади.
Сквайр взялся за подготовку к путешествию с не меньшим пылом, чем несколько лет тому назад. Поначалу он даже мечтал снова отправиться в путь на «Испаньоле», но это оказалось невозможно: новых владельцев нашей красавицы-шхуны мы не знали и не представляли, какие моря она сейчас бороздит.
Не удалось отыскать и капитана Смоллетта: он расстался с морем и на суше его следы быстро потерялись. Абрахам Грей, ставший штурманом, находился где-то в Индийском океане, и вернуться ему предстояло нескоро.
Пыла сквайра Трелони это не охладило. Он отправился в Бристоль, а вернувшись, позвал нас с доктором к себе и объявил, что наше новое судно называется «Актеон», а его капитан Лейтон — прекрасный человек.
Среди прежних участников плавания на «Испаньоле» нашелся человек, наотрез отказавшийся от нового путешествия. Этим человеком был Бен Ганн, последние годы стороживший парк сквайра Трелони. Его отказ никого не удивил: все знали, сколько несчастий пережил он на острове. Скорее показалось бы странным, если бы он снова пожелал отправиться туда.
