В тот день выпускной курс Хаффлпаффа у него был последним, и Снейп сделал то, чего от него можно было ожидать меньше всего — отпустил курс почти с середины занятия. Студенты сперва восторженно притихли, а затем спешно засобирались, словно боялись, что профессор изменит своё решение. По мере того, как они один за другим быстро покидали кабинет, гомон стихал и постепенно замирал в стенах подземелья. Снейп устало опустился за свой стол, провёл ладонями по лицу, по губам. Сколько дней уже он не смотрел на себя в зеркало? Хотя, лучше уж ему этого не видеть…
Бессонные ночи и дразнящая, изматывающая близость недостижимой цели сделали его похожим на вампира, долгое время мучимого голодом. Черты его и без того худого лица заострились, волосы спутались, под запавшими, лихорадочно блестящими глазами залегли тёмные тени. Он устал, он невыразимо устал, но одна мысль о лисьей улыбке и тёплых зелёных глазах там, наверху, не давала ему покоя и вновь гнала вперёд, как изнурённого погоней волка всё тянет за собой кровавый след давно ушедшей от него добычи.
В кабинете воцарилась тишина, но какая-то ненастоящая, напряжённая. Он поднял глаза и слегка вздрогнул. Возле его стола стояла Самара, опустив взгляд.
— Мисс Робертсон, в чём дело?
Она ответила не сразу, собираясь с духом. Снейп буквально чувствовал её страх.
— Профессор Снейп, простите, я знаю, что это не моё дело, но…
— Вот и утешьтесь этим знанием. Оно единственное, которое вам нужно.
Он встал, намереваясь на этом закончить разговор. В глазах тут же предательски потемнело, закружилась голова, и Снейп невольно опёрся ладонью о парту, другой рукой потерев переносицу. Вспомнить бы, когда он нормально спал последний раз…
— Профессор Снейп, вам плохо? — мгновенно переполошилась девушка, распахнув глаза и всем телом подаваясь к нему.
— Со мной всё в порядке, чёрт побери! — рявкнул он, рывком запахивая мантию и сгребая со стола ворох проверочных работ. Часть из них просыпалась, и Самара тут же бросилась их подбирать. Снейп издал горловой стон и одним взмахом палочки вернул свитки в свои руки.
— Седьмой курс, и чему вас только учат… — сквозь зубы произнёс он и, едва удостоив девушку взглядом, скрылся в своём кабинете, хлопнув дверью. И уже оттуда услышал из класса приглушённые, быстро удаляющиеся всхлипы.
Прошла ещё одна резиновая, серая неделя. Снейп почти готов был признать своё поражение. Сны его, подстёгиваемые живым, трепещущим образом Лили, приобрели настолько пугающую реалистичность, что каждое пробуждение было для него сродни маленькой смерти. Он начал медленно понимать, что посещения Зеркала стали для него единственным, ради чего стоило утром открывать глаза, и что ничего хорошего в этом нет. Но разве знание о вреде наркотика когда-нибудь останавливало наркомана?..
В один из дней, стоя перед глухой стеной на восьмом этаже, он вдруг изменил ставшую привычной уже мольбу — как-то помимо его воли в неё закралось желание слышать Лили. С тех пор, как Зеркало шёпотом позвало его, оно молчало, показывая лишь немое кино. А Снейп бы многое отдал, чтобы только услышать это мурлыкающее «Север-рус», такое, как раньше, каким его никто больше не называл…
Едва осознав губительность своего желания, Снейп на мгновение замер. Но дверь уже грузно выплыла перед ним из холодного песчаника, и от одного её вида его охватила невесомая горячая дрожь — с этой минуты уже ничто не могло удержать его.
Тонкая, тёмная серебристо-серая ткань взволнованно шептала. Снейп остановился перед ней, полный нового, пугающего чувства. Он не хотел снимать покрывало. Он знал, что если услышит её голос, то уже никогда не сможет сам избавиться от этого наваждения… Шёпот из-под ткани был ещё безликим, многоголосым, подобно запертому боггарту, и по позвоночнику Снейпа пробежала холодная дрожь при мысли о том, в чьём обществе там оказалась Лили, та, которую он создал… Он резко отдёрнул завесу. В тёмной глубине зазеркалья быстро, как пролитые в воду чернила, проявились знакомые черты.
— Лили… — измученно улыбнувшись, произнёс он, приникая ладонью к глади стекла, туда, где вились её медно блестящие волосы. — Я так скучал по тебе…
— И я скучала… — ответил ему негромкий голос, слегка искажённый странным эхом. Снейп вздрогнул. Он не был уверен, раздавался ли этот голос из зеркала или звучал лишь в его голове.
Он обеспокоенно провёл пальцами по её щеке — холодной, гладкой.
— Ты слышишь меня? — хрипло, не веря своему счастью, спросил он.
— Я слышала тебя все эти дни, Север-рус, — по-лисьи улыбнулась она, и сердце Снейпа сжалось вокруг горла, не давая дышать, как и раньше, от одного только этого сладкого, мурлыкающего звука… — Это ты только сегодня захотел услышать меня…
— Неправда, любимая, — жарко прошептал он, всем своим существом желая лишь одного — сжать в своих руках её аккуратные пальчики и дерзко поцеловать их… — Я желал этого с того самого дня, как мы перестали разговаривать… Прости меня за всё, что тогда было, я был очень, очень виноват перед тобой… Ты ведь простила меня, скажи? Ведь простила? И теперь будешь разговаривать со мной? — в волнении на грани одержимости спрашивал он, и его странно блестящий взгляд бегал по её лицу, как у безумца. — Теперь мы снова будем говорить с тобой, как раньше? Скажи, скажи, что это правда… — ладонь, которую он изо всех сил прижимал к зеркалу, изломалась в тонкой белой судороге, впиваясь в бесстрастное стекло.
— Разумеется, Север-рус, — милостиво произнёс голос, звучащий расплывчато, словно на старой плёнке, но несомненно принадлежащий ей, ей, её голос… — У меня есть, что тебе рассказать. Много чего…
С того дня всё опять перевернулось с ног на голову. После того, как в его жизни вновь зазвучал её голос, Снейп едва ли не с прежней страстью поверил в возможность вернуть Лили. Ведь теперь она была почти настоящей, ей оставалось лишь обрести живое тепло… Но увы, он по-прежнему не знал, как ей помочь.
Впрочем, у него была одна мысль — последняя, отчаянная, страшная. Она была ничуть не безопаснее Тёмной Магии и могла привести Мерлин знает к каким последствиям, но Снейп с лёгким холодком понимал, что уже не владеет собой, что пойдёт на всё ради воплощения своего желания.
И уже не сможет остановиться.
Спустя месяц после того, как он обнаружил Зеркало, Снейп уже почти потерял связь с реальностью. Годами отработанное умение не выдавать своих эмоций ещё помогало ему скрывать своё состояние от студентов, но даже те преподаватели, которые успели свыкнуться со странностями нового коллеги, иногда в шутку, а некоторые уже и всерьёз начали выказывать обеспокоенность его измождённым видом. Снейп, впрочем, лишь довольно резко рекомендовал всем интересующимся не лезть не в своё дело — их мнение о себе его совершенно не волновало. Его тревожило другое — всё возрастающее внимание профессора Дамблдора. Прекрасно зная о способности директора к легиллименции, Снейп избегал встречаться с ним взглядом и предпочитал не думать о возможных последствиях раскрытия своей мучительной тайны.
Как-то раз, возвращаясь около полудня из Запретной секции библиотеки, он услышал шум между стеллажами в одном из залов. Двое старшекурсников — девушка из Рэйвенкло и парень, стоявший к Снейпу спиной — тянули друг у друга, видимо, последний экземпляр книги, доказывая своё право на неё обычными для таких случаев выкриками типа «Пусти, я её первая взяла!..» и «Да я ещё вчера просил, чтобы её мне оставили, так что иди гуляй, ботаничка!» Пока Снейп колебался, стоит ли снять с каждого очков по двадцать за нарушение тишины или послать эту затею к чёрту и пойти вздремнуть перед лекцией, как на поле боя вдруг явилась Робертсон, заклинанием ловко заполучив книгу в свои руки. Спорившие дружно обернулись к ней — оказалось, парень был из Слизерина, — и Самара менторским тоном объяснила обоим правила поведения в библиотеке, а так же требования этикета об уважении к девушке. Слизеринец слушал её, презрительно скривившись и сложив руки на груди, но почему-то не стал сопротивляться, когда книга отправилась к его сопернице, лишь пробормотал что-то сквозь зубы.
