Новое, охрипшее рыдание судорогой свело её тело. Снейп в отчаянии попытался взять её за руку, но девушка с неизвестно откуда взявшейся силой ударила его и поднялась — на негнущихся ногах, шатаясь, заплетаясь во всё ещё спущенных трусиках. Опираясь на стену, она подтянула их и неловко надела. По внутренней стороне её бедра каплями набегала струйка крови.
Вдруг, развернувшись и прижавшись лицом к стене, Самара в отчаянии ударила по ней кулаком, потом ещё раз, ещё и ещё. Пышные, растрёпанные волосы щекотали её полуобнажённую спину. И в эту минуту Снейпу вдруг стало остро её жаль.
Он почувствовал сострадание.
И едва не усмехнулся горькой, беспредельно горькой иронии этого чувства — он знал, что ей сейчас непереносимо плохо, но на его сострадание ей теперь было тысячу раз наплевать. И на него самого тоже.
Они поставили себя на места друг друга. И от этого не выиграл никто.
— Самара… — едва слышно произнёс он, впервые пробуя на вкус её имя, сонорное, трёхсложное, похожее на его собственное.
— Да идите вы к чёрту! — с неожиданной ненавистью, жгучей, сильной, выплюнула она, глубоко втягивая носом воздух и пытаясь успокоиться. Оттолкнувшись от стены, она заковыляла к выходу, на ходу вытирая пальцами кровь. При взгляде на свою ладонь лицо её вновь исказилось в гримасе горя. Сухого, неизбывного, как у него, Снейпа.
— А я ведь… думала, что она достанется другому… — перекосив распухшие губы в безрадостной улыбке, сказала она. — Спасибо вам, профессор. Это утро запомнится мне на всю жизнь, — и она молча направилась к двери, держась за низ живота. Не оглядываясь.
Снейпа чуть не убила доза адреналина, бросившаяся из солнечного сплетения в кровь при этих словах. Похоже, что её потеря оказалась соизмерима с его собственной.
Что же он натворил, Мерлин, что же он натворил?..
Он знал, что надо броситься за ней, что надо помочь ей, что нельзя отпускать её так, что её, в конце концов, увидят, что это всё ужасно, чёрт возьми, что… но силы оставили его. А она — она не могла больше находиться рядом с ним.
И её можно было понять.
— Хотя бы… Очищающее заклинание… — чужим, ломающимся голосом хотел он крикнуть ей вслед, но вышел какой-то сиплый шёпот, который она наверняка не услышала…
— Сама догадаюсь, — был ненавидящий, ядом напитанный ответ. — Я семикурсница, меня этому учили.
Скрипнула, захлопнулась дверь. Снейп опустился на пол, закрыв лицо руками. Теперь можно было умереть. Это было пределом.
Он уже не помнил, когда понял, что не должен был её отпускать. Ни в коем случае не должен был. Когда он выбежал за дверь, её и след простыл — только крохотные тёмные пятнышки на полу возле самой стены выдавали её присутствие. Свидетельствовали о том, что это ему действительно не приснилось. «Очищающее заклинание»… Идиот…
Сострадание!..
Он ведь даже не спросил, даже не знал, что Самара делала в этой Комнате вместе с ним. Что она делала в Запретной Секции вместе с ним… Может, ей нужно было спрятать в Комнате взятую оттуда книгу. Может, она разучивала здесь заклинания, которые нельзя было разучивать в спальне. А может, она тоже попала в сети Зеркала? Интересно, что бы она увидела в нём?..
Уж наверняка не то, что случилось.
И ещё одна мысль не давала ему покоя, одна мысль сводила скулы от страха, сводила его с ума. Кровь, оставшаяся на покрывале, была кровью девственницы. И одному Мерлину было известно, что изменится в Зеркале, вобравшем в себя столь мощную субстанцию.
Весь день до самого вечера он не выходил из спальни, самозабвенно заливая в себя тяжёлое седативное зелье и ожидая, что с минуты на минуту к нему заявятся чиновники из Министерства во главе с Дамблдором и отправят к чёртовой матери в Азкабан.
К старым знакомым, усмехнулся непрошеный голос.
А, плевать, Мерлин… Он уже мечтал о Поцелуе дементора, мечтал, как об избавлении. О чём угодно. Лишь бы только всё, что он помнил, наконец удалось забыть…
Однако он выключился прямо на полу возле кровати, а когда очнулся, за окном уже стемнело, но за ним так и не пришли. Невозможно было, чтобы никто ещё не узнал о том, что случилось… Значит, был только один вариант — Самара просто никому не рассказала.
Она оставалась благородной до конца. Она, семнадцатилетняя девчонка, не выдала его. Несмотря на то, что он так грубо оттолкнул её, неповинную ни в чём, кроме симпатии к нему. Несмотря на то, что он сделал ей так больно, как никто до этого… Несмотря на то, что в своём безумии, в котором ему надлежало оставаться одному, не втягивая никого другого, Снейп отобрал у неё то, что предназначалось вовсе не ему… Поздно, малодушно и поздно было сваливать вину на его безжалостного Кукловода — ту костлявую ведьму с рыжими волосами, что нацепила нитки на его разум и тело и веселилась, дёргая за них.
Во всём была его вина.
Во всём лабиринте зеркал, где он оказался, больше не осталось ни одного настоящего отражения.
Теперь ни одна сила не могла заставить его вновь пойти в Комнату — отрезвляющий эффект, который на него оказала произошедшая там катастрофа, преодолевала даже желание видеть Лили. Впрочем, возможно, что он тут был уже ни при чём. Он, безвольная, бесхарактерная марионетка, дал Зеркалу то, что тому было нужно.
И оно перестало в нём нуждаться.
Больше всего Снейп опасался вновь встретиться взглядом с Самарой. Он прекрасно понимал, что это неизбежно, и это раздражало, натирало мысли одним и тем же отчаянным желанием уйти от этой встречи… Он бы не удивился, если бы она не пришла на его зачёт. И на все занятия следующего семестра тоже. Он бы и сам с превеликой радостью на них не пошёл, но — его обязывала должность. Хотя какая, ко всем чертям, должность?!.. Он должен был с неё вылететь ещё три дня назад, но эта девчонка, эта семнадцатилетняя девчонка, ничего не сделала для этого. Хотя могла, должна, обязана была, чёрт возьми!.. Что ей теперь движет? Сострадание, будь оно проклято? Сочувствие? Сочувствие, которого он, ублюдок, ни капли не заслужил?!.. Единственное, чего он сейчас заслуживал с её стороны — это бесконечное презрение, какого, пожалуй, даже сам Тёмный Лорд не испытывал к магглам… Однако — она пришла на зачёт с таким решительным, с таким непроницаемым выражением лица, что он почувствовал себя полным ничтожеством и трусом только за одно своё невольное движение губ, выдавшее его нестерпимое волнение. Но было ещё одно, то, что до самого низа живота пронизало его жгучим адреналиновым взрывом.
Её светло-каштановые волосы были завязаны в два пышных хвоста, перевязанных белыми бантами.
А Самара и виду не подала о том, что случилось. У него язык не поворачивался произнести её фамилию, но девушка сама вызвалась отвечать первой, и не обратить на это внимания было невозможно. Её ответ был по-прежнему дельным и сухим, её движения точными, её работа безупречной. Потеря не смогла сломить её, семнадцатилетнюю девчонку, в отличие от него, Снейпа… Вот только взгляд её стал твёрдым, как сталь, и холоднее стального лезвия. Она бы неплохо смотрелась в Гриффиндоре, не мог не признать Снейп, ставя ей «Превосходно».
Как Лили.
Разумеется, Самара больше не искала встречи с ним. А он хоть и понимал, прекрасно понимал, что должен по самой меньшей мере признать свою бесконечную вину перед ней, должен, обязан благодарить её за молчание, за нечеловеческую силу воли, которой недостало у него… не мог, физически не мог приблизиться к ней. Смерть была лучше признаний. Смерть была лучше извинений. Милосерднее. Легче. Та же трусость, та же трижды проклятая трусость, что отобрала у него Лили, отдав её Поттеру, теперь навсегда отдалила от него эту, последнюю девушку, которой он ещё был по-человечески небезразличен. Оставив его одного.
Среди отражений. Среди теней.
Среди фантомов.
Хогвартс, облегчённо вздохнув, опустел на рождественские каникулы, и в коридорах мхом улеглась прохладная тишина. Поначалу и Снейпу хотелось сбежать отсюда, куда угодно — воспоминаний, прячущихся среди камней, отчего-то стало вдвое больше, шепчущих, тяжёлых, неотвязных… Но меньше всего ему сейчас хотелось навлекать на себя лишние подозрения. И без того их было довольно.
