Здесь жарко и парню мнится, что его пот тоже становится зловонным, пропитываясь запахами дома Диксонов. Граймса раздражают собственные мысли: они льются сплошным потоком, мешая сосредоточиться и ломая былую решимость. На экране телевизоре воет слониха — с каких пор отца семейства Диксонов интересует дикая природа? — и Рик прикрывает глаза. Он думает: это заметно по его перекатывающимся под веками глазным яблокам. Дыхание становится ровнее, а руки — суше.

Ему не нравится сокращать дистанцию — именно поэтому он выбрал старый револьвер. Холодное дуло утыкается в висок мужчины, но тот даже не выныривает из алкогольного марева — только неразборчиво ругается под нос и подтягивает обе руки на живот. Граймс взводит курок и тихо выдыхает; он не уверен в себе и своем оружии, а потому ждет осечки. Взвешивать все за и против уже нет сил — подросток лишь склоняет голову на бок, будто овчарка, внимательно рассматривая отца Дэрила.

И каждый раз, когда ему приходится моргать, дыхание становится все тяжелее. Он думает об этой дрожи в пальцах, но этого она не проходит. Тело повинуется каким-то другим правилам, будто их написали чужие люди, а после заставили им следовать. Рик злится сам на себя и оттого с легкостью жмет на спусковой крючок.

Грохот выстрела смешивается с чужим хриплым криком — рука предательски дергается.

— Ах ты маленькое дерьмо!

На голову обрушивается что-то тяжелое — Граймс оглушен револьвером и внезапным ударом, а оттого падает на колени. В живот прилетает тяжелый ботинок и подросток поджимает колени. Его глаза зажмурены, отцовский револьвер валяется где-то в стороне.

— Я так, блядь, и знал! Блядь! Сраные, блядь, дети!

Голос Мерла едва долетает до слуха. Рик с трудом открывает глаза и шарит взглядом по заплеванному и прожженному окурками полу — он и сам не знает, откуда в нем это упрямство. Рука тянется до револьвера, хватает деревянную ручку.

— Ты охренел?!

Парень направляет оружие на Мерла инстинктивно, видя в нем единственную реальную угрозу — отец Диксонов неестественно согнулся в кресле, его окровавленная голова покоится на груди, а руки разъехались в разные стороны, повиснув, словно плети. Мужчина хрипит и дышит — это заставляет Граймса злиться.

— Отъебись, Мерл.

— Да иди ты на хрен! Сукин сын! А ну дай сюда!

Чужая пятерня грубо вырывает оружие из рук. Брат Дэрила снова пытается ударить его ногой, но Рик рефлекторно катится куда-то в сторону, изворачиваясь, как змея. В нос прилетает мысок ботинка — Граймс хрипит и давится; кровь пузырится, скатываясь липкими каплями на губы.

— Кто ты, блядь, вообще такой?! Нахуй ты приперся?! Проваливай, пока я не передумал зарыть тебя тут к херам собачьим!

Он подгоняет его пинками и оплеухами, из-за чего Рик неловко скользит на коленях, не в силах сорваться с места. Его выкидывают из дома будто за шкирку, и тот бежит по лесу, не оглядываясь и хрипя сломанным носом. Ему кажется, что деревья заполнили все вокруг: кто знает, где дорога, где тропинка. Повсюду лишь тьма; сырая от ночной прохлады земля словно пытается его схватить — кеды увязают в болотной слякоти, цепляются за корни.

Граймс падает на колени и без сил, будто загнанный кролик, переворачивается на спину. Он часто дышит, но, успокаиваясь, всхлипывает. Рыдания душат его так настойчиво и сильно, как никогда в жизни — раскрыв рот, он громко кричит. Его голос срывается и походит на хриплый вой. Он никогда не плакал так долго, откровенно, громко и зло.

Почему всегда я должен быть взрослым? Почему решать приходится мне? Почему я не позволяю другим? Почему я должен? Почему никто не сделал это раньше? Почему никто не замечает? Почему я?

Почему?

Почему?

Почему?

Подросток переворачивается на бок и поджимает колени к подбородку. Запах сгнившей листвы и земли успокаивают — он дышит все ровнее, слезы катятся без всхлипов, а в носу щиплет. Он прикрывает глаза и расслабляется. Его тело будто врастает в эту грязь и ему становится спокойно. Хочется остаться тут как можно дольше, пока кожу все еще холодит это липкое прикосновение перегноя. Скорее всего он потеряет Дэрила.

Я все сделал правильно. И мне совсем не жаль.

Мальчик едва заметно улыбается.

Устал.

Хочется спать и оттого веки будто становятся неподъемными. Ему стоит действительно больших усилий перевернуться на спину, раскинув руки в стороны. Над головой шелестят полные листвы кроны, небо постепенно сереет перед рассветом. Граймсу интересно, умер ли тот человек в ободранном кресле или же все еще цепляется за жизнь. Хотел бы он, чтобы тот наконец прекратил.

Почему я должен решать это? И почему я решил, будто могу решать?

Мысли кажутся глупыми и ненужными. Но они тяжело оседают в голове, заставляя ладони потеть, а сердце колотиться чаще. Рик знает, как много может потерять — вся его жизнь внезапно ускользает и становится чем-то посторонним, будто книга или открытка, повествующая о ком-то другом, не о нем.

Это ощущение пропадает слишком быстро, чтобы он мог к нему привыкнуть. Парень хмурится и тяжело становится на ноги. Скоро проснется Дэрил и, наверное, это последнее их утро вдвоем. Рик озирается и торопливо бежит туда, где, он знает, вьется серой лентой дорога.

Диксон все еще спокойно спит, но по сбитому одеялу и пустому стакану для воды Граймс понимает, что тот просыпался. Факт того, что парень все равно остался в постели даже при отсутствии Рика, свидетельствует о доверии. Граймс осторожно оглаживает спящего по лбу — волосы липнут к грязным пальцам.

Сегодня последний день, когда все будет так, как было.

Парень закусывает губу и шумно втягивает воздух — он должен собраться. Будто вторя своим мыслям, он отходит от постели и несмело толкает дверь в ванную комнату. Подросток становится под теплую воду одетым и обутым — другого способа быстро отмыться от грязи попросту нет. В слив забиваются травинки, листва и комки земли. Постепенно кеды показывают белый резиновый носок — Рик шкребет подошвой о ванну, сбрасывая остатки перегноя.

Он настолько чистый, что хочется раздеться — все вещи в пятнах, которые уберет лишь машинная стирка. Отлепив от тела джинсы, футболку и белье, парень забирается нагишом под нагретое одеяло. Его зубы стучат от озноба и оттого теплая туша Дэрила кажется невероятно горячей. Диксон переворачивается к нему лицом и внезапно открывает глаза.

— Где ты был?

Рик молчит и зарывается мокрым лицом в его грудь.

Почему я не мог оставить все как есть?

— Эй, ты чего? — Диксон ни разу не видел, чтобы Граймс плакал. Ему становится страшно, настолько все кажется непривычным. Парень растерянно чешет его загривок, путаясь в мокрых кудрях. — Рик?

Должен ли я извиниться?

— Ты был в лесу? Пахнешь листьями, — Дэрил по-собачьи тянет носом и мягко улыбается, как будто ночные прогулки по местным дебрям кажутся ему нормальными. — Рик? Что случилось?

Не должен.

Граймс хмурится и поджимает губы. Ему нужно несколько глубоких вдохов, чтобы отлипнуть от Диксона и привычно ласково посмотреть тому в лицо. Рик не знает, что тот легко определяет настроение по его глазам: цвету или прищуру.

— Рик, ты что-то сделал?

Парень несмело кивает. Он не хочет никакой исповеди, никаких объяснений — это бесполезно. У Рика нет никакого желания юлить или отвлекать Дэрила от этого разговора. Кажется, это пока что единственная честность, на которую он способен в данный момент. Граймс напряженно вытягивается на боку и укладывает ладонь на щеку одноклассника.

— Что бы ты ни сделал, это было правильно, я уверен.

Рик только усмехается: его маленький солдат верен ему до сегодняшнего утра. А дальше будь что будет. Диксон старший даже если и сможет жить, то вряд ли ему будет под силу сделать то, что он привык делать с Дэрилом и, скорее всего, с Мерлом. На последнего было наплевать, однако этот человек оказался слишком проницательным для обычного пропоицы и вора — это интриговало. Он раскрыл Рика задолго до того, как он решился что-то сделать. Он обличил его в том, о чем тот еще не думал. Так легко и просто.