Сержант протянул ему листовку. Рику было немного смешно от того, как армия продавала свои услуги, подобно частной клинике лечения от рака или дешевого салона красоты. Однако буклеты и визитки — это куда лучше, чем патриотические плакаты, тут не поспоришь.
— Свободны.
***
Ну вот он и здесь — пехотная школа армии США, раскинувшаяся бесконечной территорией на стыке двух штатов: Джорджии и Алабамы. Старый добрый «Дом Пехоты», который, как чувствовал Граймс, выжмет из него последние соки. Приложив руку к глазам, парень окинул взглядом простирающийся до горизонта полигон с разрытой землей — теперь это его пристанище на ближайшие несколько лет.
База настолько огромная, что передислокация и смешение разных учебных групп, происходящие здесь каждые две-три недели, кажутся рывком между мирами. Рик уже давно не узнает казармы — они кажутся настолько одинаковыми, что даже если он и был в какой-то из них в прошлом месяце, то он этого не замечает. Граймс почти сразу перестал выискивать глазами границу корпуса, в котором проходил подготовку его отец — Рик помнил ее только по фотокарточке. Окружающий антураж цеплял все меньше, а знакомых мест совсем не было.
Сложнее всего было первые месяцы: они почти не спали — на отдых отводилось лишь по три-четыре часа. Им приходилось бегать, копать, ходить строем, бесконечно тренироваться и орать «Сэр! Есть, сэр!» так громко, что голос стал казаться чужим. Усталость была настолько колоссальной, а нервы измотанными, что первые две недели по ночам из их казармы нередко доносились сорванные всхлипы. Граймс и сам мочил подушку, настолько бессильным он казался самому себе. Порой голод изводил его так сильно, что он готов был жевать собственный ботинок. Хотя бывали и дни, когда он выбивался из сил настолько, что его рвало пресной столовской кашей. Апогеем стал гранатный полигон, где командующий ими сержант мог отвесить настолько тяжелый удар по затылку, что Граймс уж лучше подорвался бы на какой-нибудь мине, между которых они ползали, подобно варанам — медленно и неповоротливо.
Но в какой-то момент его тело просто перестало болеть, а мышцы прекратили, словно тряпки, рваться изнутри. Теперь обучение стало напоминать рутину, тяжелую и потную. У него не оставалось ни сил, ни времени на мысли, и Рик никогда не предавался воспоминаниям. Молодые бойцы едва ворочали языками к вечеру, а потому некоторые даже не знали имен друг друга. Какие там разговоры.
Круговая порука не позволяла новобранцам сближаться между собой, да и делить им было нечего. На памяти Рика была лишь одна драка, за которую они отдувались всем взводом, бесконечно отжимаясь и размахивая строевым шагом до самого рассвета.
В свой первый день рождения на базе он созвонился с Кэрол — на этот срок отгулов не предусматривалось и Граймсу пришлось задувать свечку на банке консервированной ветчины. Тетя передала лишь, что дома его ждет посылка с кукурузным виски — прямиком из Теннесси*. На второй его день рождения посылок не было.
***
И вот он, оглушенный стрельбищами и заработавший свой первый боевой шрам — старая винтовка дала осечку, наконец-то собирает вещи. Три года пролетело так быстро, что, глядя в зеркало, Граймс почти не узнает себя: первая щетина не стала событием — теперь на ее месте жесткая густая поросль; загар будто въелся в кожу вместе с бесконечным зноем, а руки, некогда детские и чувствительные, огрубели настолько, что мягкая гражданская сумка совсем не ощущалась в ладони.
Перед выездом с базы он послал весточку Кэрол; та успела выйти замуж, отчего стала тихой и беспокойной. Рик знал, что лучшим решением будет перевезти его скромные детские пожитки в дом покойных родителей — тот стоял незанятым уже несколько лет. Скорее всего, именно это место окажется лучшим выбором для того, чтобы продолжить жить.
Свежевыкрашенный автобус отвозит их до ближайшей станции, откуда все разлетаются кто куда. Граймс долго трясется в поезде, пока перед глазами не появляется знакомая остановка. Во время контрактной службы он неплохо заработал, а потому позволяет себе роскошь взять такси до самого города.
Дома пусто и он не знает, где должен спать — ему хватает узкого дивана, который он не раскладывает.
***
Пыль и старые вещи быстро надоедают. Граймс вызывает несколько машин, чтобы вывезти мусор, куда отправляется все, кроме нескольких фотоальбомов и памятных вещей. Наконец-то стены перекрашены в белый — ему становится легче дышать. Теперь здесь нет пустоты — только пространство, которое он может заполнить чем угодно. Ему приходится сидеть на полу, ведь из мебели тут один лишь диван — Рик действительно выкинул все. Он долго и тщательно готовится к тестам в академии. Слишком жесткий отбор заставляет нервничать, и Граймс справляется с тревогой, лишь когда не глядя бросает ножи в плитку над камином. За день до вступительных экзаменов ему приходится залепить место попаданий цементом.
Пока в Округе Кинг еще нет собственной академии и ему нужно брать билет до Атланты. Огромный город — столица штата — такой же солнечный и душный, как и любое другое местечко в Джорджии. Перед центральным входом в академию много людей и все они примерно того же с Граймсом возраста. Тот ищет глазами Уолша, но его нет. Шейн не присутствует и на самих тестах — видимо, попытает удачи в следующем году. Рик ничего не слышал о тех, кого знал до приезда домой: они не спрашивали о нем, а он — о них. Конкуренция высока: если разбить тестирующихся на школьные классы, то выходило, что на одно место может претендовать лишь один ученик всей группы. Здесь сотни людей, однако по оглашению результатов остается лишь кучка счастливчиков. Граймс в их числе.
Обучение в академии не могло сравниться с армией — все слишком просто, и Рику становится смешно от того, как конечная цель по всем фронтам проигрывает подготовке. Никаких подъемов в 4:00, никаких фантастических тренировок и ледяного душа. Еда сытная, форма чистая. Бесконечные тесты утомляют, но не так, как установка растяжек и строевой шаг. Он рад, что сделал ставку не на колледж.
***
Рик Граймс безэмоционально смотрит с фотокарточки выпускников. У него в руках синяя грамота об окончании, которая сливается с формой такого же цвета. Когда он возвращается в Округ Кинг, то выходит куда раньше своей остановки — автобус все равно не едет в пригород.
Дорога вьется бесконечной лентой: ему приятно идти по раскаленному асфальту, оттого молодой мужчина приподнимается на носках и легко покачивает походным мешком на плече. Лес по обе стороны кажется таким знакомым, что Рик удивляется сам себе — он так долго не был дома, кочуя с места на место, что у него совсем нет особенных воспоминаний. В какой-то момент все стало проходить мимо, как вода в решето, и он просто прекратил запоминать места, людей и мелкие события. В нос ударяет знакомый запах: только здесь одновременно пахнет и болотным перегноем, и сухой травой.
Повинуясь скорее внезапному импульсу, чем ностальгии, Граймс резко сворачивает на знакомую тропинку, где совсем скоро между толстых стволов покажется лачуга Диксонов. Он сбавляет шаг, словно подкрадываясь к знакомым чахлым кустам, за которыми его взгляду открывается совсем не то, что он ожидал увидеть. Неряшливого домика больше нет — Диксоны действительно снесли его. Теперь на месте этого сарая ровная площадка с глубокой рытвиной под фундамент. Часть постройки зияет каркасным скелетом, часть — просто голая. Рик подходит ближе и проводит рукой по недоделанной фасадной стене, к которой привалена огромная гора досок. Видно, что дом собирались делать на совесть, однако часть древесины уже сгнила — хозяев не было довольно давно. Создавалось впечатление, что они собирались вернуться, но отчего-то не смогли или не захотели.
Из жилых пристроек тут только маленький блок-контейнер, который видимо служил им чем-то вроде спальни и склада необходимых вещей. Его дверь заперта, однако Рик может заглянуть в небольшое окошко, занавеской которому служит потертая куртка. Судя по длине рукавов, она принадлежала Дэрилу. Отчего-то Граймс был уверен, что это именно так. Он прижимается лбом к стеклу и рассматривает нашивку на рукаве. Она грубо присобачена желтыми нитками, которые не успели испачкаться: на ней мелкими стежками выведено причудливое дерево на фоне ослепительно белой пустыни Уайт Сэндс. Похоже, последней остановкой братьев Диксонов стал штат Нью-Мехико**, где и располагается это национальное достояние — белая песчаная пустошь.