Для меня главный талант Зураба в том, что во время урока и учитель и ученик прекрасно понимают, зачем в эту самую секунду они разыгрывают шахматную партию. Даже рассказывая о своей работе, Зураб говорит, что ценность не в том, чтобы научить детей, а в том, чтобы за короткий прожитый вместе миг они оба почувствовали обогащение навыками. «Мы друг другу ничего не должны, нам просто приятно вместе что-то узнавать» – философия укладывается в одну строчку. «Дай ребенку велосипед, пойди с ним в парк – и он будет долго с удовольствием кататься. Отведи его вместе с парой других детей на площадку – и они будут там целый день бегать. Но приведи ребенка на урок физкультуры – и он тут же устанет. Потому что это происходит вопреки его воле, – объясняет Зураб. – Получается, учителю нужно включать свою эмоциональную сферу. Что это значит? Ребенок должен видеть, что тебе прямо здесь и сейчас интересно и важно то, что ты делаешь. Люди заражаются друг от друга, такие уж мы существа». «Микробами!» – радостно резюмирует Марк. «И микробами, кстати, тоже, – невозмутимо продолжает Зураб. – Общий иммунитет, по сути, тот же эмоциональный фон. Как мы передаем технологические знания, так передаем и эмоции. На уроке в какие-то моменты ты можешь сделать «горящий глаз», потому что тебе это действительно важно. А в какие-то – чисто технологически, как актер».

Урок шахмат у Зураба Мгеладзе. Почему важно поддаваться?

Много раз во время разговора я услышу от Зураба о «запросе», особенно когда дело будет касаться влияния игры в шахматы на детей. «Что такое запрос? Например, я водитель, ко мне в такси садятся, и я спрашиваю: «Куда едем?» Я стараюсь встретиться с родителями, чтобы обсудить, что мы хотим от шахмат, – рассказывает Зураб. – Педагогика отличается от искусства тем, что мы работаем с другим человеком, и такое влияние в меньшей степени предсказуемо. Это деревяшка полностью зависит от меня, а ребенок – нет. Я согласую с родителями, на что они ориентируются, потому что могу преподавать шахматы по-разному. Могу больше задействовать мыслительный аппарат – чтобы ребенок больше думал. А могу – эмоциональную сферу, чтобы он больше общался со мной и другими ребятами».

Дети на уроках Зураба следят за правилами сами. «Самую простую игру я называю «прятки», – объясняет Зураб. – Расставляю шесть шахматных фигур по росту: от короля и до пешки. Задача ребенка спрятать фигуру, а моя – угадать, какую он спрятал». Марк дожидается, пока папа закроет глаза, а потом с самым шкодливым выражением лица, на которое только способен ребенок, убирает с доски сразу все фигуры. «Что-то много там шума! – с подозрением говорит Зураб, не открывая глаз. – По-моему, ты всех спрятал: короля, ферзя, слона, коня, ладью и пешку…» Зураб открывает глаза: «Пятерка!» Оба в восторге.

В чем смысл игры в шахматы? Отвечает Зураб Мгеладзе

Если и можно представить себе вступление в мир взрослой жизни, то, наверное, оно должно быть именно таким. К моменту, когда Марк освоит «настоящие» шахматы, это будет для него веселой и приносящей удовольствие игрой, а не состязанием двух соперников, натужно пытающихся воспроизвести гроссмейстерские партии. Марк – типичный ученик Зураба, который проводит время за доской с фигурами не потому, что родители решили, что кружок шахмат хотя бы ненадолго отвлечет их ребенка от компьютера. «Если я говорю ребенку: «Шахматы нужны обязательно!» – он должен понимать почему, и не я должен ему дать ответ на этот вопрос, а ситуация, – говорит Зураб. – Он сам должен видеть ценность игры. Вот у этой ладьи есть «бинокль» из пластилина. Ребенок сам должен найти ответ, куда он направлен: у него должна быть возможность «нащупать» опору самому. А я как учитель должен создать ситуацию, чтобы он сам нашел ответ: например, ставлю перед ладьей одну пешку на расстоянии двух клеток. Он ее видит просто потому, что так устроены законы восприятия: между двумя точками в пространстве мы выстраиваем некоторую прямую, а прямая – это и есть движение ладьи. Так я создал ситуацию для его освоения. Шахматы мне нравятся тем, что их можно трогать руками, это очень важно для детей, и за ними стоит очень много абстрактных связей. Это всего лишь хороший, удобный инструмент, но можно усвоить любой другой. Маслоу говорил, что его теща «творчески варит борщ». Это то же самое. Например, дочка с мамой вместе готовят – тот же самый язык, те же самые шахматы».

«У меня брат недавно задал очень хороший вопрос: почему дети любят песок и пластилин? – говорит Зураб. – Для меня ответ в том, что их легко менять. Дети видят сделанные ими изменения и чувствуют себя творцами. Как учитель я должен создать ситуацию успеха: я сажаю их за шахматную доску, и мы собираем пешечки – дети справились. Я подключаю родителей: говорю, что ваш ребенок в этом успешен. Ребенок должен обязательно чувствовать, что он может изменить этот мир». Но что будет, если он вырастет и столкнется с реальностью? «И это очень хорошо, – говорит Зураб. – Он увидит, что он что-то может изменить, а что-то нет. И будет менять мир в той степени, в которой это необходимо».

Ближе к концу дня Зураб без стеснения расскажет, что многие дети уже давно его обыгрывают, хотя он им не поддается. Но я уже и так увидел, что задача этого преподавателя совсем не в том, чтобы сделать из них гроссмейстеров. Научить детей верить в то, что они могут изменить мир, куда важнее умения поставить мат в три хода.

Два часа на автомобиле из Тбилиси до Телави, и оттуда еще полчаса до села Бушети. Здесь сошлось воедино всё, чем знаменита Грузия.

Каждый местный житель словно только и ждет, чтобы подарить вам мешок персиков, бутылку домашнего вина или хотя бы подсказать дорогу к усадьбе Шалвы Амонашвили. Настоящего человека-легенды, полвека назад перевернувшего всё мировое образование своей «гуманной педагогикой».

Правда, в Грузии 86-летний Амонашвили проводит всего три месяца, а остальные девять без остановки путешествует с семинарами по миру, встречаясь с учителями и родителями. Мне повезло застать его в первые дни после возвращения домой.

Усадьба Амонашвили за последние годы серьезно выросла в размерах – доставшийся Шалве от бабушки дом по-прежнему на месте, но сам преподаватель живет теперь в новом, построенном его сыном Паатой. Перед тем как торжественно проводить в рабочий кабинет Шалвы, помощники учителя устраивают мне своеобразную экскурсию: на трех гектарах земли здесь разместился маленький музей, бассейн, часовня и даже мини-греческий театр, где с приезжающими на семинары детьми проводятся беседы о жизни. «Меня после первой поездки сюда все спрашивали: «Ну что там было, расскажи?» Но это невозможно объяснить, – говорит мне Наталья из Украины, которая после общения с Амонашвили сменила работу и стала школьным учителем. С тех пор она приезжает сюда каждый год в качестве детского воспитателя. – Вы сами поймете. Это прямая передача из сердца в сердце. Когда побудете здесь и пообщаетесь с Шалвой, вы уже никогда не будете таким, каким были раньше».

Первый дом Шалвы Амонашвили