Вот только она выходила замуж за другого!

Порвав очередное письмо, он взял чистый лист и написал только одну фразу: «Примите это на память обо мне».

Сложив лист, без подписи, печатей и имен, он закрыл шкатулку и подал ее мальчику.

− Лично в руки принцессе, − напомнил он, зная, что он сам проводит мальчишку и его отца на корабль, чтобы никто не посмел им помешать.

Только в порту на закате Эеншард внезапно понял, что почти достиг своего предела. Когда корабль с гонцами снялся с якоря, принц устало оперся на ящик, стоявший рядом. Все действительно закончилось, и его охватила волна слабости. С большим трудом делая вдох, он буквально уговаривал свое тело продержаться еще немного, но в глазах упорно темнело.

«Не смей», − говорил он самому себе.

Неважно, каковы причины, но сын короля не имеет права рухнуть без сознания. Он может только умереть, всего остального ему не простят, особенно если он − главнокомандующий Эеншард.

− Да ты, я смотрю, решил всем показать, что еще повоюешь! − раздался внезапно голос рядом.

Мэдре, а это был именно он, быстро и своевольно, на правах бывшего наставника, подошел к принцу и подхватил под руку.

− Что вы уставились?! − спросил он у толпы. – Хотите, чтобы он и от вас откусил кусочек?

Чтобы явно подтвердить свою угрозу, мужчина быстро протянул вперед руку и попытался ущипнуть одну из любопытных дам за нос.

Та взвизгнула и отпрыгнула, как перепуганная горная козочка.

− Вот именно. Давайте расступитесь! − поторапливал их мужчина, отводя смертельно бледного принца в сторону. − Ты с ума сошел? Что ты здесь делаешь? − тихо спросил мужчина. − Ты должен быть в постели или хотя бы в своих покоях.

Эеншард не ответил, понимая, что к слабости начинает добавляться тяжесть в груди и тошнота.

Генерал, спрятав его под куском какой-то материи, буквально запихнул в экипаж, шутя, что его друг смертельно пьян и всучил принцу флягу с водой.

− Пей, безумец! − буквально приказал мужчина.

Эеншард, как хороший ученик, подчинился почти машинально. Он потерял больше крови, чем ему казалось, да и повязка на правом боку была уже мокрой. Жара. Усталость. Волнение, как никогда яркое. И вот он уже окончательно без сил, впрочем, вода и отсутствие необходимости уверенно держаться на ногах принесли ему облегчение. В глазах прояснилось. Голова стала ясной, только в ослабевших ногах принц все еже был не уверен.

− Зачем ты вышел?

− Было нужно, − только и ответил Эеншард, с жадностью опустошив флягу.

Он только теперь понял, что у него пересохли губы, заныли сломанные ребра и просто болели раны. Он забыл о собственном теле, пока был занят последней ниточкой, связывающей его с северной принцессой, а теперь все это обрушивалось на него вновь.

Убедившись, что фляга действительно пуста, Эеншард коротко вздохнул и, понимая, что просить еще в данный момент просто бесполезно, спросил:

− Куда мы едем?

− Сам подумай, − улыбнулся мужчина. − В госпиталь. Пока Шанрех не посмотрит тебя, я не буду спокоен, особенно сейчас.

Эеншард кивнул, понимая разницу между придворным врачом и их товарищем Шанрехом, который, правда, и без них имел немало забот.

Шанрех, разумеется, был недоволен работой коллеги, долго возился с раной на боку, что-то с чем-то сшивая под ворчание Эеншарда, а после, наложив еще пару швов на рваные раны на спине, разрешил принцу выпить рому. Так лечение медленно перешло в откровенную пьянку с ранеными солдатами, счастливыми оттого, что их командир жив.

Только ночью Эеншард вернулся во дворец, пьяный, несчастный, но живой и просто рухнул в постель, не раздеваясь, чтобы тут же громко захрапеть так, чтобы все северное крыло знало, что Эеншард дома.

Утром третий принц встал с дикой головной болью. Разумеется, он списал ее на похмелье, словно кроме выпивки за предыдущий день с ним ничего не случалось. К счастью, кроме боли в голове, по-настоящему его ничего не беспокоило. Раны, конечно, болели, но эта боль была уже привычной. Главной для Эеншарда была сейчас способность уверенно держаться на ногах и никому не показывать собственных ран.

Вчера, он хоть и был пьян, но все же выслушал рассказ Мэдре о первой провальной атаке столицы Фрета.

Артас не стал даже искать записи старшего брата, утверждая, что Эеншард нагло дезертировал в неизвестном направлении. Почему Артас был в этом уверен, никто не знал. Его вспыльчивый брат очень хотел сделать все сам, доказать всем, что он ничуть не хуже третьего принца. Конечно, Артас должен был понимать, что борьба за трон уже близка, но как же он не понял, что она уже началась? Почему-то не понял, не догадался, поверил, видимо, Эймару, хотя тоже не раз слышал, что верить наследнику нельзя.

Артас сам сжег все бумаги генералов при осаде Крифра, так их и не посмотрев, а потом погиб, причем смертельный удар настиг принца со спины.

Не мог Артас пропустить врага, просто не мог, а значит, его убил кто-то из своих, но кто и почему? Хотя Эеншард понимал, что кроме Эймара это никто не смог бы организовать.

С Эрастом же все было куда проще. Он молод, неопытен и ему просто не повезло. Когда защитники Крифра открыли огонь из катапульт, испуганный конь, отпрыгнув от огненного снаряда, опрокинулся, превратив ногу принца в откровенное месиво, которое к вечеру посерело и раздулось. Объяснять Эеншарду, почему его брату в итоге отрезали эту раненую ногу, не было нужды. Он и без лекарей знал, что при таких проблемах его брат просто умер бы там, в лагере на территории Фрета среди сотен эштарских солдат, погибших во время этой атаки.

Одного не понимал Эеншард: почему Эймар оказался на линии огня. Артас просто не мог отправить его туда. Он любил брата и не стал бы рисковать его головой без особой нужды.

Что-то странное произошло тогда под Крифром в его отсутствие, но он не мог понять что, просто потому что не мог поговорить ни с Артасом, ни с Эрастом. Зато ничто не мешало ему подняться в большой зал северного крыла. Это было их тайное место в далеком детстве. Еще мальчишками они с Шардаром выпросили эту большую комнату, чтобы превратить ее в карту. Начав вдвоем, они позже привлекли к работе Артаса, и уже втроем завершили свою главную залу.

Зайдя сюда, Эеншард замер у двери. Он не был здесь давно, но не мог без волнения пройти по раскрашенному полу. Краска местами потрескалась, кое-где облупилась, но синие моря и океаны все равно остались синими.

Мужчина прошагал от севера к югу, минуя Авелон, и замер на Белом море, глядя на раскрашенный рельеф континента. Эшхарат обозначался одной белой башней на берегу, за ним гора Ликаст, успевшая треснуть. За ней зеленые долины, потом снова горы, раскрашенные белым. Север.

Осмотрев континент, он тут же сел на пол, поднимая с пола маленький деревянный фрегат с шелковыми парусами.

Когда-то давно они с Шардаром устраивали здесь настоящие битвы, используя различные обозначения. Где-то все еще хранился целый сундук из деревянных кораблей, башен, коней, катапульт и солдат, но это был особый корабль. Его сделал сам Шардар специально для Артаса. Когда его трехлетним мальчишкой забрали от матери, он все время плакал. Чтобы его хоть немного утешить, Шардар вырезал из дерева этот корабль и даже украл где-то кусок расписанного алым узором белого шелка для парусов. За этот лоскут ткани его явно выпороли, но старший так ни в чем и не признался даже Эеншарду, зато улыбался, когда маленький мальчик, взяв кораблик, огромными глазами стал рассматривать мачты и паруса.

Наверно, еще тогда в Артасе зародилась любовь к флоту и морю.

Эеншард горько улыбнулся и прикрыл глаза.

Зайдя в комнату, Эеншард замер, глядя на младшего брата.

Девятилетний Артас сидел на полу, держа в руках резной фрегат и глядя сквозь его мачты на башню по имени Эшхарат, беззвучно плакал.