− Что это? – спросил Эеншард, пытаясь понять, что именно напоминал ему пряный аромат густого напитка.

− А вы никогда раньше не пили кронт? – удивилась Ленкара.

− Нет.

− Тогда попробуйте, а потом я отвечу.

Она улыбалась, сжимая свою кружку двумя руками, а он только посмотрел на нее, затем, ухватив свою кружку, сделал глоток.

Напиток был обжигающе горячим и чуть сладковатым, но его тепло, не имеющее ничего общего с алкогольным дурманом, бодрящей волной расплывалось по телу.

− Это сок дерева крон. Если его нагреть, он становится очень вкусным и помогает не замерзать, − сообщила Ленкара, открыто улыбаясь.

− Так вот как вы тут выживаете, − усмехнулся эштарский принц так, словно только что узнал величайший секрет в истории мира.

Она опустила глаза, по-прежнему загадочно улыбаясь, а потом вновь взглянула на его руки, замечая огрубевшую и потрескавшуюся кожу.

− Можно? − спросила она, ставя кружку и несмело прикасаясь к его руке.

Он не ответил, а просто позволил ей двумя руками взять свою левую руку. Ее пальцы ласково и бережно скользнули по мозолям на его ладонях − грубым и старым. Его руки привыкли к оружию, а не к прикосновению женских пальцев, и она это понимала, но все равно прикасалась к ранам, возникшим из-за холодного ветра ее страны, а он удивлялся тому, какими тонкими и маленькими казались ее пальцы рядом с его лапищей.

− Неужели у вас нет перчаток? – спрашивала она взволнованно.

− Есть, но в них неудобно, − отвечал Эеншард, пожимая плечами.

− Вы просто не привыкли.

Она отпустила его руки и отступила в сторону, чтобы взять с маленького столика небольшой флакон.

− Позвольте мне помочь вам.

Эеншард смотрел на нее растерянно, откровенно не понимая, чего хочет эта женщина.

− Это пустяки, − буркнул он, показывая руки. – Само пройдет.

Он даже вспомнить не мог, чтобы о нем кто-то так же беспокоился, как сейчас эта северянка.

− Не упрямьтесь, пожалуйста, – шептала Ленкара, заставляя его сдаться, а затем брала его за руку, садила в кресло и, расположившись напротив, вновь взяла его руку. Эеншард смотрел то на нее, то на бледные руки, бережно наносящие мазь на обветренную кожу. Из чего бы ни было это белесоватое снадобье, но от него по руке шла приятная легкая прохлада и болезненные ощущения отступали.

− Теперь другую, − попросила она, мягко улыбаясь.

Эеншард, не споря, перехватил кружку и протянул ей правую ладонь, куда более грубую с рваным шрамом на запястье.

− Боевая рана? – спросила Ленкара, нащупав его пальцем.

− Волк укусил, − буркнул Эеншард.

Уловив перемену в его голосе, Ленкара посмотрела ему в глаза и умолкла, позволяя тишине заполнить комнату, пока она мазала обветренную кожу мазью, не зная, что спросить.

− Спасибо, − сказал Эеншард, первым нарушая тишину.

− Должна же я хоть немного скрасить впечатление о свой родине, а то вы подумаете, что здесь только горы да бури.

− Не подумаю. Здесь есть вы.

Он снова машинально коснулся шеи, опуская глаза. Подобной чуши он еще никогда не говорил и не заметил, как девушка смущенно опустила глаза.

Вернув мазь на место, Ленкара забрала свою кружку и замерла у стола, с интересом поглядывая на мужчину.

− Можно я задам не очень приличный вопрос?

Эеншард кивнул и тут же нахмурился, не представляя вопрос, который он сам счел бы неприличным, а что неприличным могла назвать эта северянка − и подавно.

− Не сочтите за дерзость, просто я никогда не была знакома с эштарцами, но это правда, что у вас много жен?

− Нет, у нас много женщин, но жена может быть одна, правда знать редко берет кого-то в жены: имея много наложниц – это бессмысленно.

− А как же наследник?

Эеншард нахмурился, не совсем понимая вопрос, но все равно пояснил:

− Когда женщина принадлежит мужчине, все ее дети – его дети, а все сыновья – наследники.

− И при этом отцы выбирают мужчин, лишающих девственности своих совсем молоденьких дочерей, которые потом сами выбирают себе мужчин столько, сколько сами захотят? И никакой любви? Я явно чего-то не понимаю.

Она сжала кружку двумя руками, сделав глоток.

− Наверно, не понимаете, − прошептал Эеншард, не представляя как это можно объяснить.

Почему-то он стал мрачным и задумчиво посмотрел на темный напиток, подставляя лицо ароматному пару.

− У вас много женщин? – спросила внезапно Ленкара.

− Около двадцати, − признался Эеншард.

− Так много!

− Для сына короля это мало.

− А детей?

− У меня нет детей. Не хочу, чтобы они были.

Ленкара сделала глубокий вдох, жалея, что затеяла этот разговор, поддавшись любопытству. То, как мужчина мрачнел, ее пугало. Мышцы на его плечах напрягались, перекатывались под одеждой, а пальцы все сильнее сжимали кружку, словно были готовы ее раздавить.

− Простите, я не должна была все это спрашивать, − спешно проговорила Ленкара. – Меня ведь это совсем не касается.

Он вдруг посмотрел на нее странным, мрачным и в то же время теплым взглядом и внезапно произнес:

− Если бы вы уехали со мной, когда буря закончится, я бы задумался о детях и браке.

Ленкара побелела, понимая, что эти слова совсем не шутка, и ей прямо сейчас делали предложение в странной, извилистой манере, словно проверяли почву перед настоящим шагом.

Видя, как она изменилась в лице, он встал.

− Простите, я зря пришел.

Ему внезапно стало тошно и противно от сильного желания понравиться чужеземке, оттого что по глупости сбрил бороду, только потому, что мечтал ее поцеловать и от того, что робел перед женщиной, которая ему уже отказала, а он всем своим видом напрашивался на повторный отказ.

Поставив кружку на стол, он шагнул к двери, не оборачиваясь, а она внезапно заговорила:

− Простите меня, но даже если бы я захотела уехать с вами, то не смогла бы. Моя семья не простит мне подобного.

Он обернулся, пытаясь понять, стоит ли говорить о том, что он мог бы ее и украсть, согласись она на подобную авантюру.

− Ступайте и простите меня, господин Эеншард, я не должна была звать вас к себе.

Она отвернулась, а он быстро приблизился, осторожно, как никогда бережно касаясь ее подбородка, чтобы повернуть ее голову и взглянуть в глаза.

− Уходите, − прошептала она.

Он внимательно смотрел в ее глаза, чувствуя что, говоря одно, она думала о чем-то другом.

− Я обручена, уходите, − проговорила она дрогнувшим голосом.

Он убрал руку, понимая, что женщина, стоявшая перед ним, была обещана другому, а значит − не могла принадлежать ему.

− Жаль, − прошептал он. – Тогда прощайте.

Он вышел, так и не обернувшись, а Ленкара сползла на пол, дрожа всем телом, не веря, что она смогла соврать, глядя кому-то прямо в глаза. У нее не было жениха, но были куда более весомые причины, чтобы отвергнуть человека, действительно взволновавшего ее сердце.

На рассвете Ленкара к огромной своей радости поняла, что буря стихла. Ветер еще поднимал порою снежные вихри, сметая верхушки сугробов, но небо было ясным, и солнце, медленно поднимаясь вверх, озаряло белые просторы искрами снежных переливов. Понимая, что ее уже должны искать, Ленкара быстро простилась с хозяевами трактира, еще раз поблагодарив их за возможность тихо и без лишнего внимания переждать бурю, и быстро умчалась прочь, надеясь не попасться на глаза эштарцам.

Кутаясь в меховые одежды, она запрыгнула в дамское седло и ласковым движением руки заставила оленя двинуться по занесенной снегом дороге. Иду она оставила в трактире. Доверенные люди заберут ее вечером. Девушка чувствовала себя хорошо, а ее печаль давно перестала быть опасной и осталась естественной тоской.

Ленкара же понимала, что должна объявиться как можно раньше и теперь спешила по снежным сугробам к ближайшему посту стражи. Это было совсем рядом, нужно было проехать вдоль скалы, минуя изгиб соснового леса, и она окажется у заставы, из которой сможет отправить отцу сокола.