— Ты хорошо знаешь Ника Метени и, наверное, знаешь, что я очень нравилась ему раньше. Как ты считаешь, мне следует налаживать с ним отношения?

— Я не думаю, что ваши отношения будут полезны вам обоим. Вы слишком разные. Да и Ник, насколько мне известно, уже не чувствует к вам прежней симпатии.

Как быстро он ответил, словно ждал этого вопроса! Впрочем, он ведь робот, он думает, анализирует и делает выводы скорее любого человека. Но почему она теперь чувствует что-то, похожее на обиду? Зачем ей Ник? Почему ей кажется, будто отец был прав, когда говорил, что она все-таки не совсем к нему равнодушна? Ведь давно стало ясно, что она не сможет изменить Метени, ничего достойного из него не вылепить — ну, во всяком случае ей с этим не справиться. А после похода на Дно она и вовсе выбросила его из головы — так ей казалось. Получается, что нет. «Почему я, черт возьми, не могу разобраться в своих чувствах? — с раздражением подумала она. — Ведь это мои собственные чувства, кому их знать, если не мне?»

Ник когда-то вызывал у нее интерес. И все? Там, в альплагере, когда она первый раз увидела его, и когда они вдвоем ходили на гребень встречать рассвет, она чувствовала что-то еще — признательность, благодарность, доверие? Ответное тепло? Тягу к нему? Неужели отец прав, и Ник действительно нравился ей в этом обычном человеческом смысле? Или она вспоминает о нем лишь потому что он так похож на Ларри?

Она повернула голову и встретилась взглядом с Ларри. В его серых глазах, так похожих на глаза Ника, горели маленькие оранжевые отсветы.

— Наверное, ты прав. Просто мы с Френсисом поспорили об этом, и я решила посоветоваться с тобой, — она сняла и перебросила ему куртку. — Забирай. Мой плащ уже высох. И подбрось в печку, если не сложно, а то здесь становится прохладно.

— Дров больше нет, — напомнил Ларри. — Я могу полежать рядом, так вам будет теплее.

Мадлон уже укладывалась на нары, закутывалась в плащ. Услышав слова Ларри, на секунду замерла, быстро глянула на него, и на краткий миг ее потянуло к этому существу. Она тихо сказала:

— А что бы ты ответил, если бы я предложила тебе переспать? Я слышала, что андроиды — неплохие любовники.

— Мне тоже говорили, что я хорош в постели, — без удивления отозвался он.

— А, так ты уже спал с кем-то? Надо же, когда только успел?.. А с кем? С Метени, наверное, ведь он так привязан к тебе. Да?

— Вас так это интересует? — усмехнулся Ларри. — Лучше скажите, расценивать ли мне ваш первый вопрос как просто вопрос или как предложение?

Глядя на его лицо, так странно напоминающее лицо повзрослевшего Ника, на его обнаженные до локтей руки с проступающими жгутами мышц, она на мгновение представила, как эти сильные руки мягко и крепко обнимут ее, как Ларри скользнет пальцами по ее колючей голове и голым плечам… И как она сама обовьет руками его плечи и приникнет к его губам — все как всегда, как десятки раз в симуляции, с виртуальными парнями, от которых в ее памяти не осталось ни лиц, ни имен.

Наваждение ушло. Ни к чему все это. Она может приехать домой и запустить «Экзотические приключения», и там будет то же самое, только проще, без всяких обязательств. Ларри все-таки реален, она уважает его, и зачем ей эти отношения с ним? Что она может дать ему? Он-то, в отличие от своего создателя, не нуждается в совершенствовании, во всяком случае, ему не нужна для этого ее помощь. Кажется, отец действительно оказался прав — она всего лишь стремится быть рядом с мужчиной и, разумеется, выбирает Ларри — тот гораздо ближе к совершенству, чем Ник. Все тот же древний ненужный инстинкт! Чем скорее она отделается от него, тем лучше. Может быть, она уже не во всем хочет походить на мать, но в отношении к мужчинам она с матерью солидарна. Елена отлично обходилась без них, значит, и она, Мадлон, тоже справится. Ей это несложно — она привыкла быть одна, ей нравится быть одной. Она ответила:

— Забудь. Мне ничего от тебя не нужно.

Ей приснился очень странный кошмар. Она сидела в каком-то небольшом помещении с прозрачными стенками и потолком, по обе стороны этого закутка находились другие такие же комнаты, в них тоже кто-то был, но на соседей она не смотрела. Ей хотелось выбраться отсюда. Снаружи подходили люди, разглядывали ее, обменивались неслышными замечаниями, уходили, взамен подходили другие. Может быть, это больница? Но она здорова, зачем ее сюда отправили? И почему ей ничего не объясняют, только смотрят как на какой-то образец для исследования?

Она шагнула вплотную к стене и постучала. Стена погасила звук. Мадлон принялась стучать сильнее. Сначала все оставалось по-прежнему, потом снаружи приблизилась женщина, вроде бы знакомая… Да это Елена! Рядом с ней стоял кто-то еще, и опять они разглядывали ее, Мадлон, а разговаривали только между собой. И вдруг, хотя Мадлон не слышала ни слова, она догадалась, что эти двое решают, стоит ли оставлять ее в живых. Нужна ли она в этом мире? Много ли пользы сумеет она принести человечеству? Наверное, надо было объяснить, что они что-то перепутали — она уже выросла, работает, она не хуже других, но в голове билась только одна мысль: «Я тоже человек!». Мадлон охватил ужас, она заколотила по стеклу, позабыв все разумные доводы…

Кто-то рядом громко сказал:

— Осторожно, поранитесь.

Она рывком села и в свете фонаря, подвешенного к потолку, увидела слева от себя Ларри, а по другую сторону — деревянную стену и слабо отсвечивающий полиэтилен окна.

— Ох, Ларри, извини… Снится какая-то ерунда, — Мадлон потерла лоб, удивленно посмотрела на дрожащую руку и повторила: — Извини. Ты-то, конечно, снов не видишь.

— Вы удивитесь, но, бывает, вижу.

Мадлон обрадовано ухватилась за эту тему — отвлечься от кошмара.

— Да? Странно, зачем андроидам эта функция? И что тебе снится?

— Думаю, способность видеть сны дана нам для того же, для чего и людям — переработать полученные знания и впечатления. Наши сны достаточно упорядочены и стройны, если так можно выразиться. Мне не снятся кошмары или слишком фантастические сюжеты, в основном мои сны — это смесь воспоминаний, но, бывает, я вижу то, чего еще не было наяву, но что может произойти. Это похоже на моделирование будущего, и такие сновидения интересны, над ними можно размышлять. А вам, Мадлон, что снилось?

— Так, ерунда. Извини еще раз за эти крики.

Она легла и отвернулась к стене, но долго не могла успокоить сильно бьющееся сердце. Теперь-то она догадалась, что за человек стоял рядом с женщиной. Тогда она не узнала его, а сейчас вспомнила — это был Мортон.

Второй раз Мадлон проснулась в темноте, не услышав, а просто ощутив движение рядом. Она включила фонарик. Ларри, видимо, собирался тихо выйти из комнаты, он оглянулся на девушку.

— Я не хотел вас будить. Пойду посмотрю уровень воды в реке.

Мадлон кивнула и придвинулась к окну, кутаясь в плащ. Печка остыла, в комнате похолодало. Темнота снаружи липла к мокрому полиэтилену, и за ним ничего нельзя было разобрать.

Вернулся Ларри.

— Вода спала, можно ехать. Я подожду вас в машине?

— Да, сейчас приду.

Перекусить бы, но еды не осталось. Жаль, что вчера она поленилась вскипятить на печке чаю, сейчас пригодился бы. Мадлон оделась, повесила на плечо скатку плаща и вышла в зябкую темень.

Судя по времени, утро было близко, но пока ничто не предвещало рассвета. Темные и бесформенные, вокруг замерли мокрые кусты, тронь — и с веток польется вода; земляной пол в гараже покрылся узорами из выбитых капелью ямок. Мадлон забралась на сиденье, и Ларри сразу тронул машину.

Та же плохая дорога, в какой-то яме грузовик ненадолго застрял. Ларри бросил: «Подождите немного» и выпрыгнул в грязь. Мадлон слышала, как он обходит машину. Грузовик качнулся и выровнялся. Ларри вернулся в кабину, Мадлон спросила:

— Ты что, выталкивал его?

— Да, приподнял и подложил камень под колесо.

Вот и брод. Ларри уверенно направил машину в реку. Вода забурлила, поднялась, пошла на спад — грузовик выполз на дорогу.