— А в школу ты ходила?

— Конечно! Или ты про школу старого образца?.. Нет, я никуда не ездила, училась дома. Знаю, некоторые ругают систему удаленного обучения, но я не вижу большой разницы. Я точно так же общалась с учителями и одноклассниками, то есть с их визуализациями, как если бы ходила в настоящий класс.

Губерт покивал.

— В общем да, различия невелики, особенно если не предполагаешь в будущем плотно работать с людьми. Но ты хотя бы изредка выходила из дома?

— Разумеется! Я часто ходила в Висячие сады. Мы жили недалеко от одного парка — знаешь, парк на сотом уровне, там сейчас памятник жертвам путча. Мне нравится природа. Нравится просто смотреть на нее, хотя это немного глупо, пожалуй.

— Наверное, это передалось тебе от Елены, — улыбнулся Губерт. — Она тоже любила созерцать природу, а не только наблюдать и копаться в ней в поисках новых открытий. Так, и что же, ты до самого выхода на работу училась удаленно?

— Когда Елена улетела работать на Нарат, я еще не достигла совершеннолетия и три года прожила в интернате. Было немного сложно привыкнуть к живому общению, но потом я освоилась. Каждый из нас имел отдельную комнату, и при желании я могла от всех отдохнуть. Многим там даже больше нравилось, чем дома. Мне… Не то, чтобы нравилось, но это был интересный опыт.

— Ты ни с кем не ссорилась, но и не дружила, верно?

Она кивнула.

— Мне и раньше, и теперь лучше в одиночестве. Среди других ребят я тоже не замечала ни сильных конфликтов, ни крепкой дружбы. По-моему, там все держались довольно обособленно. Но обучение было прекрасно поставлено! Я помню нескольких детей — они казались мне такими тупыми, совсем ни к чему не способными, разве что другим пакостить. Но преподаватели и из них сумели что-то вылепить.

— По матери ты не скучала?

— Первое время мне не хватало ее, — согласилась Мадлон. — А потом я привыкла. Другим ребятам было сложнее, я помню мальчика из семьи старого образца, он вначале сильно переживал. Его родители, кажется, работали на марсианской базе, а в интернат к нему иногда приезжали бабушка с дедушкой. Я слышала, что некоторые семьи, бывает, даже живут вот так, несколькими поколениями вместе — забавно.

— Да, встречается и такое, правда, все реже, — рассеянно ответил Губерт. — Скажи, Мадлон… Может, я и не должен задавать такой вопрос, но… Ты хоть немного любила Елену?

— Было бы лучше, если бы ты подобрал другое слово, — сдержанно ответила Мадлон. — Это раздражает меня своей неопределенностью. Ты бы мог просто спросить, как я относилась к Елене, и я сказала бы, что очень уважала ее, мне хотелось походить на нее, я благодарна ей. Она содержала меня и платила за мою учебу, пока я не начала зарабатывать сама. Научила меня ставить цели и добиваться их, любить свою работу и работать на благо человечества. Она поддерживала меня и радовалась моим успехам, я доверяла ей. Думаю, она не отказала бы в помощи, если бы я попросила, но я ни разу не просила, потому что всегда справлялась самостоятельно. Не знаю, чего еще ребенок может требовать от взрослого.

— Я предполагал что-то подобное, — пробормотал Губерт. — Она никогда не кричала на тебя и ни разу не приласкала; когда бывала довольна тобой, то мягко хвалила и, может, гладила по голове, а если сердилась, то столь же мягко журила. Если сердилась слишком сильно, то просто молчала. Верно?

— Да. Я, пожалуй, догадываюсь, что ты хочешь сказать: слишком мало эмоций, не хватало… Как это назвать?.. Душевной близости.

— Тебе, кажется, всего этого хватало. Ты ведь не знала другой жизни.

Мадлон отодвинула пустую чашку.

— Наверное, мне пора, Френсис. Спасибо за прекрасный обед.

— Послушай, а ты не хочешь переехать ко мне? В этом доме полно места.

Ну уж нет! Что это ему взбрело в голову?

— Нет, спасибо. Я привыкла к своей квартире в городе.

— Скорее, «привыкла жить одна», да? — он погасил окурок и легко вскочил. — Ладно. Проводить тебя на станцию?

— Спасибо, не стоит. Я помню дорогу.

Френсис вздохнул. Видно, он предложил это не потому, что боялся, что она заблудится.

— Хорошо. Навещай меня, я действительно всегда рад тебя видеть, — он хотел обнять Мадлон, но та была начеку и успела непринужденно повернуться, чтобы взять со столбика перил плетеную шляпку.

— До свидания, Френсис.

Уходя, она оглянулась. Маленький и толстый Губерт все еще стоял на крыльце. Он помахал ей, она махнула в ответ и ускорила шаги. Слишком много расспросов и чувств для одного дня, хватит…

На станции она снова увидела Анни Кейн. Одна на пустом перроне, та держалась двумя руками за металлические перила и тихо покачивалась, как стебелек под ветром, белая юбка колыхалась над загорелыми коленями. Мадлон остановилась, не зная, подойти или просто сесть на скамью и дождаться поезда. Анни разрешила ее сомнения, приблизившись и сказав:

— Извини, я задумалась и не сразу тебя увидела. Никак не получается подобрать рифму.

Мадлон вспомнила все, что говорил ей про Анни отец.

— А правда, что ты — христианская проповедница? Мне Френсис сказал.

— Не хочу так себя называть. Какая из меня проповедница?

— Но ведь ты пишешь на религиозную тематику?

— Не только…

— И устраиваешь какие-то встречи?

— Да, иногда я встречаюсь с людьми, которым нравится мое творчество. Мне интересно общаться с ними оффлайн, им, видимо, тоже. Но я ничего не проповедую. Я еще слишком мало знаю, чтобы кого-то учить. Просто делюсь с другими моими мыслями и чувствами и радуюсь, если мои стихи что-то затрагивают в чужой душе. Еще я немного играю на гитаре, и некоторые стихи мне удается положить на музыку.

— Много людей ходит слушать тебя?

— Нет. То есть, обычно собирается много, но появляется один из пяти или десяти. Приходи и ты, я всем рада. Давай, я покажу тебе мою страничку, — она взяла у Мадлон КПК и включила воздушный монитор. — Вот. Можешь добавить меня в друзья, и я напишу тебе, когда мы с ребятами снова будем собираться. А может, мы с тобой раньше встретимся.

— Вряд ли, я не собираюсь сюда в ближайшее время.

— О, неужели? Я думала, ты останешься здесь. У твоего отца такой большой дом, и он живет там совсем один. Ты бы его не стеснила.

— Он предлагал мне, я отказалась, — Мадлон услышала приближающийся стук колес. — Мой поезд идет.

— До встречи, — Анни помахала ей.

Когда закончился срок больничного, Ник вернулся на работу, но через неделю понял: хватит. Ему казалось, что все вокруг только и делают, что обмениваются мнениями о том, что с ним произошло. Ник старался убедить себя в том, что никто ничего не знает, но у него не получилось. Вечером он сообщил Ларри, что собирается увольняться.

— Не могу я там оставаться! Ты не представляешь, как плохо быть жертвой, когда тебя все презирают.

— Ты что-то путаешь, Ник. Большинство не знает о том, что с тобой случилось.

— Да уж знают, будь уверен.

— А если и знают, за что им тебя презирать? Ты не сделал ничего плохого.

— Это не имеет значения. Я позволил издеваться над собой, не сумел защититься. Эта дрянь Мадлон ушла целая и невредимая, с нее все как с гуся вода, а я — неудачник…

— Все еще сердишься на нее за то, что она тебе сказала?

— Я даже думать про это не могу, как у нее вообще язык повернулся такое сказать! Это все потому что Мортон ее пальцем не тронул, а вот сделал бы из нее котлету, как из меня, тогда бы по-другому запела! Не хочу про нее больше слышать, даже не заикайся про нее, она для меня не существует!

Раздался сигнал КПК. Ник глянул на экран — звонил Ленни Стривер. Ответить или сбросить? Чего ему надо? Не сказать, чтобы они сильно дружили… Ник решил ответить.

— Как поживаешь? — осведомился Ленни после приветствия. — Ездил куда-нибудь после сборов?

— Да нет, какое там… Работа…

— А я в следующем году лечу на Нарат.

— Здорово! — вяло восхитился Ник. Значит, Стривера все-таки взяли в эту археологическую экспедицию. Повезло… Эх, и почему он, Ник, не согласился перевестись на Нарат, когда ему предлагали там работу? Если бы согласился, черта с два до него добрался бы Мортон.