— Может, ты и прав, — буркнул Ник. — Ладно, вставай, проводишь меня.

Со времени похода Ника и Мадлон на Дно миновало три месяца. Мортона арестовали в тот же день. Считывание памяти подтвердило его вину в нападении на Мадлон и Ника, а также в убийствах еще пятидесяти человек. Мадлон не очень удивилась, узнав, что на счету у него столько жертв — предполагала, что тот действует с размахом. Смертная казнь давно была отменена, поэтому Мортон отделался пожизненной ссылкой в отдаленную инопланетную колонию.

Мадлон не знала, сослали его или он все еще на Земле, да ее это не очень-то интересовало. Она не видела Мортона в кошмарных снах, но все чаще задумывалась о том разговоре, что они вели среди голых бетонных стен, под тусклой электрической лампочкой. Мимоходом брошенное им слово «мелковато» крутилось в голове. Что он хотел этим сказать? Ну хорошо, пусть не очень-то сильно она изменяет мир, но какой другой путь он может ей предложить? Пойти за ним? Она бы не пошла. Сама по себе идея, может, и неплоха — в конце концов, и Елена после путча сказала что-то вроде: человечество ничего не потеряет, если половина тех, кто заселяют нижние уровни, просто исчезнет, а что до второй половины, то пора бы уже начать делать из них людей любыми способами, хоть с помощью химических стимуляторов, хоть с помощью мозговых имплантов. Но то, как исполнял свою задумку Мортон — это просто глупо. Он — психопат, нельзя работать с психопатами. Нет, с ним ей точно не по пути. Тогда с кем? Или точнее — куда? В каком направлении ей двинуться, чем заняться, если оставить работу?

Мадлон размышляла, бродя по комнате, и тут остановилась, будто наткнувшись на стену. Что это значит? Она только что задумалась о том, что хочет изменить свою жизнь — зачем?! До этого дурацкого похода на Дно она всегда считала себя на своем месте. «Глупости какие! — раздраженно подумала она. — Не собираюсь ничего менять из-за замечания какого-то маньяка. И хватит об этом, пора спать, у меня самолет завтра в шесть утра».

Возвращаясь из командировки, в коридоре напротив своей квартиры она увидела невысокого плотного человека. Вот он повернулся, и Мадлон узнала круглое добродушное лицо Френсиса Губерта. Что он здесь делает? Заблудился? Она ждала вопроса: «Подскажите, где живет такой-то?», но Губерт шагнул ей навстречу:

— Здравствуйте, Мадлон. Сначала я хотел позвонить, но потом решил, что будет лучше зайти. Надо нам поговорить. Теперь, когда Елена погибла…

— Простите, — перебила она. — Про какую Елену вы говорите?

Его бесцветные брови подпрыгнули.

— Кеннел. Вы что, почту не просматриваете?

— Я была в отъезде и проверяла только рабочую. Сейчас посмотрю, — Мадлон прошла в квартиру, на ходу включая монитор КПК. Губерт последовал за ней.

Письмо от Наратского Геологического института: «С глубоким сочувствием извещаем Вас…». Значит, Губерт не ошибся. В карстовой полости на плато Муравейник произошел взрыв, погибли два участника комплексной экспедиции Института биологии и руководитель — Елена Кеннел. Наиболее вероятная причина взрыва — возгорание подземных газов… Мадлон в растерянности глядела на письмо. Компенсация от Института… В документах Елены нашли завещание, по которому Мадлон переходит большая часть ее накоплений. В завещании было высказано и пожелание погибшей быть кремированной на Нарате — кремация уже состоялась, прах развеян над планетой, как и просила покойная. Даже если бы она, Мадлон, прямо сейчас без всяких проволочек заказала себе билет на Нарат, она прилетела бы туда через три месяца. Так далеко!.. Да и зачем?

Ей захотелось спросить у кого-нибудь: «Что мне сейчас следует делать?» Ее охватил знакомый ступор, который появлялся всякий раз, стоило ей столкнуться с чем-то из мира человеческих отношений и чувств, что нельзя было разложить на составные части, проанализировать, рассчитать, вычленить главное, отбросить второстепенное, сделать вывод, найти решение.

Нервничая, она перевела взгляд с монитора на Губерта. Надо было что-то сказать, и Мадлон сказала:

— Я не знала, что в пещерах плато Муравейник бывает горючий газ. Раньше об этом никогда не писали.

Несколько секунд Губерт странно смотрел на нее, потом усмехнулся, покачал головой и пробормотал:

— Ты копия Елены. Уверен, она на твою гибель реагировала бы примерно так же. А уж на мою — и подавно…

— А при чем здесь вы? — не поняла Мадлон. — Кстати, вы до сих пор не сказали, зачем пришли. Ведь не для того, чтобы напомнить мне проверить почту?

— Я… Словом… — он замялся, зачем-то потрогал уголок зеркала в прихожей. — Все это немного некстати, наверное, но… Я твой отец.

Мадлон ждала чего угодно, только не этого. Совсем потерявшаяся, она стояла перед ним и мигала. Затем ей внезапно вспомнилась сценка из старого фантастического фильма: человек в черном шлеме и плаще говорит точно такие же слова какому-то парню. У Мадлон вырвался короткий смешок. Губерт, очевидно, не ожидал такой реакции, потому что сразу заботливо взял ее за плечо и озабоченно заглянул в лицо.

— С тобой все в порядке?

Она выскользнула из-под его руки.

— Да. Просто это было… Неожиданно.

Губерт потоптался на месте, снова посмотрел на включенный воздушный монитор, где так и висело письмо, пробормотал:

— Мне-то они ничего не сообщили, в новостях прочитал. Ну да, мы ведь с Еленой никогда не были женаты. Я даже не знал, что у нее есть ребенок. Если бы не увидел тебя в тот раз, когда ты приезжала к нам в НТК, то и не узнал бы. Ты очень похожа на мать, и голос тот же, и походка… Я стал наводить справки, и вот… Убедился.

— Но почему вы решили, что Елена завела ребенка именно от вас? Я была выращена в искусственной утробе и всегда считала, что моим отцом — если это можно так назвать — является какой-нибудь донор.

Губерт вздохнул.

— Действительно… У кого сейчас есть настоящие отцы? Хорошо хоть матерей пока не упразднили, да и то, с этими искусственными утробами… Но насчет тебя все верно, Мадлон, не сомневайся.

— Вы что, экспертизу ДНК провели? — раздраженно спросила она. Губерт развел руками, признаваясь.

— Да. Я подобрал твой волосок, когда мы с тобой обедали, а денег и связей у меня достаточно. Нехорошо, конечно, делать такое за твоей спиной, но надеюсь, ты меня простишь.

— Мне все равно, — неприязненно откликнулась она. — Сделали так сделали, что уж теперь. Хотя мне кажется, здесь все же какая-то ошибка, ведь я модифицированная, а все усовершенствования…

— Возможны и для эмбриона, а не только для первичной клетки, — перебил Губерт. — Это сложнее и дороже, но твоя мать была обеспеченной женщиной. По-видимому, когда она узнала, что беременна, попросила извлечь эмбрион и проверить, а удовлетворившись его общим состоянием, заказала нужную внешность будущего ребенка и усовершенствования здоровья.

— А мой адрес вы как узнали?

— Рой Глебски сказал. Ты работала под его руководством пару лет назад, а я в прошлом году катался вместе с ним на горных лыжах.

Мадлон представила, как этот шарообразный Френсис несется по склону вслед за длинным и тощим Роем, и подавила еще один смешок.

— У меня, видишь ли, много друзей, — добавил Губерт каким-то извиняющимся тоном.

— Понятно, — сказала Мадлон. Что еще говорить, она не знала. Губерт, потирая пальцем гладко выбритый подбородок, глядел на текст сообщения на экране. Мадлон раздраженно смахнула рукой воздушный дисплей, и теперь комнату освещал только свет ушедшего за горизонт, но еще недалекого солнца.

Губерт словно очнулся, с печальной усмешкой произнес:

— Не получилось у нас трогательной встречи, да я и не надеялся. Что же… — он поставил свою сумку на диван, суетливо откинул клапан и вынул плоскую бутылку. — У тебя найдется пара рюмок?.. Нет? Хорошо, что я прихватил, — он вынул две бережно упакованные стеклянные рюмочки и разлил коньяк. — У Елены было много странных принципов, но, насколько помню, она не имела ничего против поминок. Ладно… Светлая память ей. Прекрасный специалист, хороший человек… Рановато ушла.