Фред явно понимал, что чувствует приятель, и выглядел виноватым, что для него вообще-то являлось редкостью.

— Ник, клянусь, все было так, как говорит Микки. Я, честно говоря, думал, что ты об этом знаешь. Мы с ней собирались пожениться, но не получилось, были свои причины. Потом она вышла за тебя, потом вы разошлись, а теперь…

— Вы надумали возобновить роман, я понял. Значит, вы оба все время врали мне!

— Мы не врали, то есть… Если бы ты сам не отказался вернуться к ней… Я ведь спрашивал тебя! Ей-богу, я не хотел, чтобы все выплыло на поверхность вот таким образом, мы собирались рассказать тебе.

— Можешь не оправдываться, я понял. А теперь проваливайте, видеть вас больше не желаю!

Сцена становилась безобразной. Прохожие оглядывались на них, но Нику уже было все равно, он кричал:

— Валите отсюда, оба! Женитесь, делайте что хотите!

Он повернулся, пошел, ничего не различая перед собой. Фред догнал его, взял за плечо.

— С тобой-то что случилось? В аварию попал? На тебя напали? Тебе же в больницу надо.

— Убери руки, пока я их тебе не оторвал! — заорал Ник, и Фред отстал. Кажется, еще раз окликнул, но Ник не стал оглядываться, свернул в соседнюю аллею. За ним никто не побежал, и от этого ему стало еще обиднее.

На то, чтобы протащить ноги по коридору жилого блока, у Ника ушли последние силы. Он открыл дверь, шагнул в квартиру и привалился к стене, глотками загоняя внутрь тошноту. Из комнаты выглянул Ларри, и Ник сказал:

— Привет, друг. Принеси чего-нибудь попить и аптечку. И, бога ради, не расспрашивай меня ни о чем.

Потом он сидел, прикрыв глаза, Ларри осторожно обрабатывал его ссадины на лице, а закончив, позвал:

— Может, все-таки расскажешь, что с тобой произошло? Я бы хотел помочь, если это в моих силах.

Ник молчал. Ларри мягко положил руку ему на плечо, осторожно ободряюще сжал. И то ли это дружеское прикосновение послужило последней каплей, то ли просто у Ника закончились душевные силы, но он разревелся и разом выложил всю историю.

— Стэн Мортон, — повторил Ларри. — Твой сотрудник?

— Ты его видел — такой здоровенный, на две головы выше меня, кулаки — как два твоих. Что ты на меня так смотришь? В искусственном мозгу не укладывается, как мой коллега собирался меня убить? Да, такое тоже бывает в нашем обществе. Я, если честно, и сам-то с трудом верю.

Но сейчас Ник уже верил. Вначале все произошедшее казалось слишком диким и невероятным, он не мог и не хотел признавать его реальность и не мог о нем говорить, потому что говорить значило поверить. Он всегда знал, что существуют убийцы, садисты, насильники, маньяки, но все они орудовали где-то там, далеко, и Ник не допускал даже мысли о том, что сам может сделаться жертвой теперь, когда стал взрослым, богатым и успешным.

— Почему ты отказываешься дать показания? Ненаказанное преступление рождает следующее преступление. Мортон опасен для других людей.

— Да плевал я на них. Я слишком доверял им раньше, а теперь не хочу.

— Я не говорю о доверии, я говорю о твоем долге как гражданина.

— Давай без этих высоких фраз. Какой там, к черту, долг, никому я ничего не должен. Я сегодня убедился… Если уж моя жена и тот, кого я считал своим другом, обманывали меня, что говорить про остальных! Пусть этот ублюдок ловит кого хочет, пока я сам до него не доберусь, и пусть делает с ними что хочет. Мне все равно.

Он поднял к лицу руку, покрытую пятнами засохшей крови, закатал рукав, посмотрел на номер на коже, усмехнулся и перевел взгляд на синтетика.

— Как тебе моя татуировка? Догадываешься о ее смысле? Это намек Мортона на то, кто из нас с тобой лучше и совершеннее. Попытка посильнее меня унизить.

— Ты можешь свести этот номер.

— А я не стану. Он мне нравится. Пусть все думают, что я сам это сделал. Если Мортон рассчитывал таким образом вызвать у меня зависть к тебе, ненависть или еще черт знает что — пускай подавится.

— Ты точно не хочешь заявить о том, что с тобой произошло? В конце концов, ты можешь рассказать мне, а я запомню и смогу воспроизвести наш разговор.

— Я же сказал, что сам с ним рассчитаюсь. До предыдущего не добрался, но уж до Мортона доберусь!

— До предыдущего?

— Ну да, я один раз уже попался какому-то маньяку, давно, еще когда мы на Дне жили. Я этот случай почти забыл, а сейчас вспомнил. Он подошел ко мне на улице: привет, я тебя знаю, твой отец там-то работает? Я говорю: да. Слово за слово, я подумал, что он действительно знакомый отца. Он говорит: покажи мне дорогу к вашему дому. Я сдуру и пошел с ним. А дальше ты и сам можешь догадаться. Я сперва даже не понял ничего. Он достал нож, пригрозил мне и стал снимать с меня куртку, а я думаю: она же на него не налезет! Продать решил — так она старая, кто ее купит?.. А, не хочу дальше рассказывать, противно.

— Сексуальное насилие? — осведомился Ларри таким же тоном, каким спрашивал, сколько сахара положить Нику в кофе, и тот подумал: я бы так не смог, я бы стал краснеть, бледнеть, заикаться и корчиться от жалости и неловкости.

— Он не успел, я изловчился, дал ему в глаз и убежал.

— Твои родители обратились в полицию?

— Я им не рассказывал.

— Почему?

— Мне бы от матери влетело. Она бы сказала, что я сам во всем виноват. Что бы со мной ни случилось, я все время был виноват. Я, пока от него бежал, упал и руку распластал битым стеклом, домой пришел весь в крови, так она еще на меня наорала, дескать, носишься где-то, под ноги не смотришь, одни проблемы из-за тебя. Потом уже поняла, что я почти в обмороке от потери крови, отвела в медпункт. Мне наложили швы, дали нашатыря понюхать и отправили домой, а дома она меня еще и поколотила. Она нервная.

— Я не понимаю, почему ты терпел это. Ты ведь мог пожаловаться на жестокое обращение.

— Ну, она не так уж сильно меня поколачивала. А если бы я пожаловался, меня бы от нее забрали, и кому я тогда нужен! Просто я все время ее разочаровывал, она ждала от меня большего, а я не оправдывал ее ожиданий. Я старался, честное слово, но у меня ничего не получалось, а если что-то получалось, она все равно меня не хвалила. Знаешь, как мне бывало обидно!

— Да, я замечал, что для людей много значит чужая похвала или осуждение, но мне кажется, что следует больше ориентироваться на собственное мнение.

— Я этого не умел. Да и какая разница, на что ориентироваться? Мое мнение о себе в то время не отличалось от ее мнения.

— А сейчас?

— Сейчас я, конечно, кое-чего добился, но это больше заслуга дяди. Сам по себе я никогда ничего не стоил.

— Ты недооцениваешь себя, Ник, я давно замечаю это за тобой. Ты можешь больше, но тебе комфортнее считать себя никчемным, и я пока не понял, почему ты так относишься к себе. Но вернемся к Мортону. Почему ты хочешь оставить его действия безнаказанными?

— Я не говорю, что хочу оставить его безнаказанным. Все, чего я хочу — это убить его своими руками. Как я жалею о твоем Первом законе, ты бы только знал! Иначе я бы попросил тебя, и Мортон пожалел бы, что родился на свет.

— Мне неприятна мысль о насильственных действиях по отношению к человеку, но я понимаю твои чувства и поэтому опять предлагаю: обратись в полицию. Это реальный шанс наказать преступника быстро и не нарушая закон.

Ник кусал ноготь и думал. Когда он сумеет добраться до Мортона — через месяц, через год? А до того что делать — продолжать работать с ним на одном этаже, видеть его, здороваться и делать вид, что все нормально?! А если Мортон захочет изловить его снова? Да наверняка захочет, чтобы прикончить, заткнуть ему рот! Конечно, можно повсюду водить с собой Ларри, но тот создавался для работы в космических экспедициях и рано или поздно покинет Землю. И главное — время! Очень много времени может потребоваться для того, чтобы отомстить самостоятельно. Ларри здесь уже не поможет, по крайней мере сознательно, а вовлекать его в это обманом… Нет. Не станет он втягивать синтетика в грязные человеческие дела. Уж лучше пусть Мортоном занимается полиция.