- Я разгребу. И проблемы большой пока не вижу. Ну не поладили пацаны, бывает...

- Ты еще такой ребенок. – Касание теплых пальцев к щеке встречаю дрожью. Интонация, мягкая, как колыбельная, успокаивает, и в то же время становится еще хуже. Обняв за шею и обхватив лоб, роняет голову себе на плечо, и, честно признаться, даже оттолкнуть его не могу, заряд кончился. – У тебя температура. Простыл?

- Нет, – вру напропалую, к щекам еще больший жар приливает, он сидит слишком тесно и мне почти плохо, внутри, за ребрами, все скатывается в ком.

- Врун. – Выглянув из двери и осмотрев пустой скверик в школьном дворе, поворачивается ко мне, наклоняясь близко к лицу, – смущает. – Хочешь, согрею?.. – Интимным шепотом, без намека на шутку – слишком в лоб, чтобы психика справилась, – бросает в жар, хотя и так горю.

Открыв рот от удивления, испытываю шок в смеси с потрясением, поэтому от вибрации мобильника подпрыгиваю на месте. Андрей неохотно отстраняется, но не уходит.

- Что? – вопросительно приподнимает брови, когда я, прочитав сообщение, не могу сдержать улыбку. – Ну?

- Малой написал, что следующий английский.

- И? – чует подвох.

- Говорит, препод зануда, – складываюсь пополам и совершенно по-свински начинаю ржать, выпуская напряжение. Андрей барабанит пальцами мне по плечу и кусает губы, держит марку. – Не, я согласен, – продолжаю дебош, тот больше не может сдерживаться, улыбается сидит, – у тебя с уроков даже препод сбежал, что делать ученикам...

Я пожалел о том, что рассказал Андрею о смс, почти сразу. Сначала он укусил меня за ухо, сообщив, что это наказание за грубость, потом... потом Стасов класс, пошумев в начале урока, напросился на наказание и все сорок пять минут вместо ин-яза они в воспитательных целях покоряли спортивную площадку, устроив марш-бросок.

- И ты хочешь сказать, что после этого он не мудак? – интересуется у меня малой, нагнувшись к раковине и глотая воду из фонтанчика. Мокрый, весь в поту, с влажной головой и лихорадочно блестящими глазами, совсем настоящий, сейчас без присущего пафоса и гонора, коим общается со своим окружением, такой... мой.

- Бля... – шипит, когда ударяется головой о дверь кабинки, благо, огорожена до самого пола и нас не видно. В туалете тишина, опять начался урок, и зависать здесь становится доброй традицией. – Яр... псих, – но вместо протеста азарт в глазах.

Губами к губам, как он пять минут назад к воде, хватая жадно, глубоко, ласкаясь языками и глуша звуки слишком тесной лаской. Обтираемся телами, ломая жестко его в пояснице, и, задирая одежду, сходим с ума.

Поймав руки Стаса, завожу их ему за спину и держу так, пока ему не пришла в голову мысль стянуть с меня штаны. Слишком велик риск. Не сдержусь.

Мелкими поцелуями по лицу, кусая губы и успокаивая, его жалостливое “нет, нет, нет” бальзамом на сердце, вот если бы он всегда был таким ручным.

- Пиздуй на урок, – прошу шепотом, легонько толкнув его к стенке кабинки.

- Не хочу, – капризничает, злится, видя мою снисходительную улыбку.

- Надо, – прислушавшись и убедившись, что кроме нас никого, выталкиваю за двери, подгоняя к кабинету. На пути встречаем кучей собравшихся учителей, среди них хмурый Андрей и бледная, как свежепобеленная стена, директриса.

- Мальчики, идите в класс, – просит учитель математики, пожилой профессор, стирая с уголка глаз слезы, а мы намеренно оба замедляем ход, уловив из обрывков фраз, что в подсобке за спортзалом нашли повешенного ученика, вчера покончившего с собой...

Автор

Стас делает несколько неуверенных шагов вперед, тяжело выдохнув, будто ему горло передавило, сглатывает и хватается за сердце. Кто бы мог подумать, что семнадцатилетний парень может переживать так сильно. Кто бы мог подумать, что этот парень – эгоистичная сука Стас.

Холодными пальцами по карману, выдернул мобильник, уже заворачивая за угол, припадал к нему плечом. Быстрый набор, фотка смазливого мальчишки на экране и короткие гудки – вне зоны. Ярослав, боясь что-то предполагать, старался быть рядом и не задавать вопросов, малой на грани, причем за эту самую грань перемахнул с такой легкостью, что стало физически невыносимо находиться с ним рядом.

- Ты чего? – Придержав за плечи сползающего на корточки брата, Яр скопировал его действия, оставаясь на одном уровне и с беспокойством разглядывая бледное лицо напротив.

- Валя трубку не берет. – Влажный взгляд, совершенно пустой, неосмысленный, как у пьяного или психически нездорового человека, волосы дыбом встают.

- Это как-то связано? – И тут же злость на простой вопрос.

Рывком на ноги, роняя брата, и топот по коридору, сначала одних, за ним уже вторых, чтобы остановить. Слишком эмоциональный, слишком неуравновешенный, не в том состоянии, чтобы лицезреть случившееся.

Яр

- Пусти!!! – резкий, бьющий, словно пощечина, по мозгам крик, когда, схватив его за руку, дергаю обратно, разворачивая лицом и утыкая рожей в плечо. Сопротивляется. Сильнее, чем должен, сильнее, чем вообще может, как взбесившись, вырывается из рук, пытается обернуться, рассмотреть, где на канате в дальнем углу малого зала висит посиневший труп.

- Это не он! – рявкаю на весь зал, удивляясь, как нас еще не выперли, хотя собравшиеся здесь учителя сами напуганы не меньше. По всей площади гуляет сквозняк, воздух свежий, неприятного запаха не ощущаю, но словно на подсознательном уровне его чувствую, атмосфера более чем напряженная, некоторые плачут, особенно женская часть и пожилой вахтер, а вот учитель английского наоборот спокоен, кивает мне, показывая на выход, общаясь негромко по телефону, прижав его плечом к уху.

- Стас, – жестче, требовательнее, чтобы, сука, уже заткнулся и это ебаное “пусти” не слышать! – Это не он! Это девушка.

Как через броню, медленно и мучительно но до него доходит. Доходит тогда, когда меня от вида трупа уже тошнит, потому что не могу даже глаза закрыть и перевести дух. Руки занемели, как камень, тяжестью по всему телу и особенно спине.

- Ты уверен? – И мне кричать хочется – от злости, от обиды, от боли, потому что не имеет он права так сходить с ума по кому-то еще, кроме меня. Такая простая истина, ранит жгучей ревностью, и я уже заведомо ненавижу того пацана и боюсь признаться, что будь он на месте этой девчонки...

- Уверен.

- Точно?.. – тараторит в курилке, трясет меня за плечо и хлещет коньяк из фляжки, спрятанной там старшаками на такой случай.

Учащихся почти нет, распустили с уроков, прикрылись версией о прорыве труб, но слухи расползаются быстрее чумы, поэтому уже завтра будет галдеть абсолютно вся школа.

- Почему тебя так это беспокоит? – Привалившись спиной, кручу в руках мобилу, разглядываю брата и словно не узнаю его. Будто другой человек, настоящий, живой, способный сопереживать, но не мой Стас.

- Он мне небезразличен, – холодно и спокойно, зная, КОМУ он это говорит, и еще лучше осознавая, ЧТО именно. – Да, можешь беситься сколько влезет, но мне он дорог, ясно?

- А я? – Состояние тихого шока плавно трансформируется в апатию. Так спокойнее. Только дышать не можешь и подыхаешь, как выброшенная на берег рыба без кислорода.

- А ты мой брат. – Еще один жадный глоток и все та же монотонная интонация, он даже голоса не повысил. – Знай свое место.

- Хорошо. – Улыбка так и просится, но выдавить ее не могу как ни стараюсь, лицо судорога свела. – Тогда и ты, – оттолкнувшись лопатками и ровно встав напротив, так, чтобы точно видел, что я не шучу, чтобы прочувствовал, чтобы осознал, – только брат мне. – С короткими выдохами, резкими словами, но я это сказал. Стас только улыбнулся.

- Не сможешь, – припечатывает приговор, убивает же, тварь!

- Значит, найду замену! – Воздуха совсем нет, скулы горят, глаза красные, почти ни черта не вижу, и до опиздения болит голова, скорее всего, скакануло давление.

- Хочешь проверить, у кого яйца крепче? – шагает навстречу, замирая в паре миллиметров от моих губ, я отворачиваюсь, больно и невыносимо стоять так близко и не касаться его, еще невыносимее заставлять себя верить, что этого тебе и не хочется. – Я дам тебе такой шанс, – бьет тыльной стороной ладони по лицу, заставляя смотреть себе в глаза, – не пожалей, смотри, о своем решении.