====== Часть 2 ======
- Может, кино посмотрим? – Трясет только от его шагов, от голоса и рук, что оплели торс. Даже безмозглую голову, упавшую на плечо, хочется отрубить.
- Стас, уйди, – веду плечами, он только смеется, забирает у меня полупустой стакан с водкой и делает осторожный глоток, морщится и занюхивает моей курткой, ее я так и не снял, хотя и не помню, когда успел нацепить.
- Ты слишком нервный. – Стаскивает ее силой, швыряет на пол (ЧТО ЗА БЛЯДСКАЯ ПРИВЫЧКА ЗАСИРАТЬ КВАРТИРУ?!), еще теснее, голым влажным телом к футболке, тут же пропитавшейся запахом его геля и влагой. – Тебе бы потрахаться, – советует по-дружески, теперь ухмыляюсь я. – Хочешь, я Максика позову обратно? – Еще один укол – улыбка шире. – Он любит втроем, – удар сердца пропускаю, колет, – мы пробовали.
- За что ты меня ненавидишь? – Опускаю голову, от запаха водки тошнит. Или это уже от жизни? Выпил-то всего ничего, хотя перед глазами и плывет все конкретно.
- За то, что ты меня любишь. – Отпустив меня, обходит барную стойку и усаживается напротив, подперев подбородок рукой, зеркалит меня. – Ты мог выбрать кого угодно. – Смотрит из-под челки, сканирует, пожирает мои эмоции и опустошает, только взглянув в глаза. – Мальчиков, девочек, хоть сразу двух. – Отворачиваюсь, знаю, как его это бесит, но уже на пределе, передоз эмоций. – А теперь я вынужден терпеть твои чувства. Значит, и тебе придется терпеть мои. Все честно.
- Лучше бы я сдох.
- Не имеешь права. – Бесчувственная, беспринципная тварь. – Я не собираюсь терять брата из-за того, что у тебя кроме как на меня ни на кого не стоит.
- Ты хоть понимаешь, что несешь? – бьюсь головой об стол, становится смешно и очень весело. Рожу тянет улыбкой. И не соврал же. Никого не могу видеть рядом с собой. Не-хо-чу. Даже трогать других, подпускать к себе... и он это знает.
- Я – да. – Спрыгивает со стула и пружинистой походкой идет в большую комнату, где во всю стену красуется плазма. – А ты? – Щелкает пультом, что-то напевает, словно возвращаясь в другую реальность. – Я ужасы включу. Иди быстрее...
Автор
Тяжелые шторы плотно задернуты, из освещения только блеклый свет экрана плазмы, что растянулась темным пятном на светлой стене. В комнате из мебели – дымчатый кожаный диван без подушек и колонки, на страшных моментах чистотой звука пугающие сильнее, чем резня в фильме. Всего по минимуму, то, что нельзя разбить или чем нельзя пораниться. Так Стас захотел. Так сделали, потому что верят – он знает, как лучше.
Яр сидел ссутулившись, расслабленными руками на колени, кисти вниз, голова опущена. Происходящее на сцене – фарс и игра, куда страшнее, когда ужасы у тебя внутри и их нельзя выключить как дешево и неправдоподобно снятый фильм.
- Мне страшно, – вполголоса информирует Стас, носком ноги толкая брата. Яр, запрокинув голову неестественно резко, словно сломанная кукла, закатывает глаза.
- Выключи, – советует и тянется к пульту, но получает по рукам. Легкий шлепок по свежим ранам выдавливает сквозь зубы стон. Смягчившись, Стас перехватывает кисть, тянет ее к себе, к губам, касаясь каждой ранки, вылизывая языком царапины и старые шрамы. Яр с нескрываемой болью следит за ним, из горла вместо слов – хрип. Столько хочется сказать, столько сделать, а он только смотрит, потому что так правильно, потому что не поймет, не захочет услышать.
От его пальцев непередаваемое тепло, от языка – боль, такая, что кости ломит, как при переломе. Тянет, мается беспокойное сердце. Его робкий взгляд из-под опущенных пушистых ресниц, и тяжесть, что могильной плитой в самый ад тянула, – постепенно отпускает.
- Иди ко мне, – Яр просит, потянувшись рукою вперед, через принципы – как через стену огня. Оплетая шею, задавив слабый протест силой. Осторожно укладывает на лопатки, губами к губам, не поцелуй – нечто большее. Кусая, сминая поцелуем, толкаясь языком глубже, словно стараясь вытянуть саму душу и забрать себе, так и не разжимая его пальцев, сплетая со своими.
Ладонью по бедру, сжимая уверенно, чтобы поверить, что это не сон. Стон Стаса в поцелуй, рывок всем телом, ближе, слиться в одно целое и... холодное равнодушие во взгляде, отвернутое лицо и безразличие, что сковывает по рукам и ногам.
- Стас... – почти стон.
- Я не хочу. – Укладывается на спину, тупит в телевизор, руки за голову, делает вид, будто один, игнорирует полностью.
В глазах вода, в груди – раздрай, лицом ему в плечо, пара выдохов, прикусывая губу до крови.
- Мне все еще страшно, – напоминает, не прерывая просмотр, переключается легко, и вся его нежность кажется жалкой подачкой.
- Да... конечно, – хрип-шепот.
Скатившись набок, Яр укладывается за его спиной, Стас покладисто поворачивается, позволяя себя обнять, позволяя даже прижаться ноющим от сильнейшего возбуждения пахом к ягодицам.
Он засыпает минут через десять, уставший от алкоголя, траха и самого себя. Развернувшись в кольце ослабших рук, прячет себя настоящего на груди брата, растворяясь в его тепле, и кажется в этот момент беззащитным.
Яр досматривает фильм до конца, мечтая хотя бы страхом заглушить весь тот пиздец, что потревожил этот день. Не помогает. Фильм не вызывает никаких эмоций.
Спать он уходит один, хотя обычно забирает Стаса, но сегодня оставляет его внизу. Сил нет видеть его, и тупо подрочить – тоже, хотя и надо, потому что иначе завтра будет все болеть. Спит в гостевой спальне, в комнате все еще смердит сексом и потом. Сон без сновидений. Пустой и холодный. Как и в предыдущую ночь.
Ярослав
- Яр! – Жуткий вопль и тряска ничего кроме раздражения не вызывают. Дернув плечом, освобождаюсь от клешней, что причиняют неудобство, и зарываюсь в подушку глубже. – Ярик, блин! Это вопрос жизни и смерти! – Заинтересованно приоткрываю один глаз и тут же жалею об этом, потому что в рожу мне тычут какой-то тряпкой. – Какую рубашку надеть: красную или белую?..
- Исчезни, – прошу серьезно, накрывая голову одеялом.
- Если ты мне не поможешь, я надену пиджак на голое тело.
- Белую.
- Так и думал, красную.
Бьюсь затылком о подушку. Утро, что ж ты такое, сука, радостное?..
Вздрогнув, открываю глаза, машинально обхватываю его за бедра, когда садится сверху, сам тянется к губам, мнет между нами рубашку (красную!), не брезгует, что с перегаром я и не умытый, не зря заставляет полоскать рот какой-то термоядерной хренью, что не фонит даже утром.
Целует мягко, нежно, глубоко, насколько может, ластится всем телом, просит внимания, просит сам не понимая чего, но чтобы непременно с лихвой хватило. Похоже на истерику.
Руками ему по спине, на пояс, ниже, усаживая задом себе на член, и даже через одеяло это приятно. Не отталкивает, только упирается руками по сторонам от моего лица и тихо постанывает. Подкинув бедра, трусь о него, забираю инициативу, перевернувшись, роняю на лопатки, зажимаю собой, вырвав блядское одеяло, телом к телу, еще теснее, пахом прижимаясь к его. От возбуждения аж подкидывает, лицо горит, и плавится все внизу живота, не вытерпеть...
- Ты убиваешь меня, – хриплю сквозь мат и падаю рядом, когда отворачивается и скидывает меня. – Я однажды не сдержусь. – Молчит, расправляет одежду, выкидывает на пол красную измятую рубаху и надевает белую. – Стас?!
- Я в школу опаздываю, по ЕГЭ дрочат. Забери меня после уроков.
- Когда я приеду, тебя все равно уже не будет.
- Я буду ждать. – Выходит из комнаты, мазнув по мне нечитаемым взглядом.
День тянется невыносимо долго. Время, как мокрая вата, слиплось в один ком и повисло над головой. Утренняя дрочка помогла слабо, от гормонов колотит, трахаться хочется как в последний раз. Убил пару часов в инете. Сдал контрольную – поступив на заочку на переводчика, штудирую программу первого курса сам, и выходит неплохо, хотя бы крошечный шанс сбежать и забыть все, в чем варюсь уже семнадцать лет.
Поспал. Подорвался от кошмара, в котором Стаса хоронил, собрался и поехал за ним. Благо, родители тачку оставили. Не отцовскую BMW, конечно, но и трехлетний Ниссан служит исправно.