Пока ехал, залип в пробку. Потом помог девчонке поменять колесо, как назло пошел дождь, возился долго, пока отмылся, пока ей объяснил, что если возьму ее номер, то нас обоих найдут в ближайшей лесополосе по частям, еле отделался.
Ливень усиливался. Зачем перся к стенам школы – не знаю. Он никогда меня не ждал, даже если просил забрать. Мог демонстративно укатить с кем-то из подруг или друзей, мог пройти мимо и даже не поздороваться, мог просто не прийти в школу, а я выслушивал от преподов, какой он раздолбай, пока искал его по коридорам. Но в этот раз я ошибся. Ошибся так глупо, что самому от себя тошно стало.
Припарковавшись по-свински и выскочив из авто, быстрым шагом залетел на крыльцо.
Он сидел там мокрый, потерянный, глазами изучая грязно-серые кроссовки, плечи дрожали – поздняя осень не милостива. В наушниках, где-то не здесь, очень далеко, там, где его никто никогда не узнает. Отстукивал пальцами – под музыку, и зубами – от холода.
Стаскиваю с себя куртку не морщась, когда тугие рукава больно сдавливают заклеенную пластырем кисть. Ему на плечи, не вздрагивает, только глаза закрывает, прячется. Дождь стеной, без ветра закрывает как шторой. Его к себе, за плечи, до хруста. Наушник забираю, классика, без слов, только до дрожи под ребрами трогательно поет скрипка. Так и стоим, пока играет мелодия. Пока хватает сил терпеть близость друг друга. Пока он настоящий, а я еще в себе.
- Стась, пошли, простынешь, – тяну его вверх, он не сопротивляется. У меня сердце кровью обливается, когда он такой – сломленный, выдохшийся, беззащитный. Руки чешутся исправить несправедливость, но для начала надо привести его в чувства, чтобы узнать в чем дело.
К машине идем порознь, отталкивает, падает на пассажирское и сразу закуривает. Пока едем – убивает две подряд, на парковке меня не ждет, уходит один, покачиваясь, словно пьяный. Дома закрывается в ванной, сидит больше часа, не отвечает на стук, на требование выйти вообще молчит, только шум воды, что бьет под напором из крана.
“Скажи, что любишь меня”, – приходит смс, пока я сижу спиной к двери, прислушиваясь к каждому звуку накручивая себя до предела так, что начинают сдавать нервы. Сообщение вызывает улыбку.
“Люблю”, – отвечаю не раздумывая.
“Сильно?” От его слов конкретно так тащит истерикой. Встаю рывком, истерично ищу ключи в хаосе прочей мелочи в нижнем ящике, почему-то трясутся руки.
“Сильно, – пальцы мажут по сенсору, набираю бред, стираю, трачу слишком много времени. – Очень сильно”.
“Сможешь за меня убить? – приходит новое сообщение, которое через секунду удаляется (проклятая функция), и следом: – Принеси полотенце”.
“Стась?”
“Синее. Большое. Мне холодно”.
“Я могу согреть”.
“Нет. Не хочу тебя видеть. Уйди”, – как нож в сердце, и он даже не понимает, как мне становится больно.
Молча отдаю ему полотенце, в глаза не смотрит, забрав сверток ткани, выталкивает за дверь и снова закрывается как снаружи, так и изнутри. Глаза красные, воспаленные, почти как у меня, только причины для беспокойства у нас разные. Не переодеваясь и захватив только мобильный, ухожу, начиная задыхаться в склепе из бетона и стекла. Сначала из комнаты, потом из квартиры, подъезда, парковки и из себя.
Слоняюсь по городу под дождем, не додумавшись взять машину. Холодает, ветер продувает насквозь и лижет холодом продрогшее тело. Домой не хочется от слова совсем.
Как вырулил к школе – затрудняюсь ответить. Наверное, какая-то часть меня еще помнит светлые времена, когда в мыслях было чисто и свободно, и этот период приходился как раз на начальную школу.
Вытянутое трехэтажное здание давно уже спит, только в холле, где дремлет старенький вахтер, еще тлеет свет тусклой лампы, и еще в одном кабинете на втором этаже, кажется, раньше там были уроки иностранного языка.
- Волков! – конкретный такой лающий окрик, и я даже не сразу замечаю за углом, где отведено место для курилки, укрывшегося под зонтом мужчину.
Кивнув головой, с глубокомысленным выражением лица типа “Что надо?” не двигаюсь с места. В конце концов, зачем-то ему понадобился я, вот и пускай подходит сам, что он и делает, выбросив незатушенный окурок в лужу и стремительно приблизившись ко мне.
Никогда не страдал дефицитом роста, но тут я схлопотал комплекс – выше почти на голову, жилистый, слишком моложавый и нормально одет для учителя, но и учеников он лет так на десять перерос. Заблудился?..
- Какого черта ты тут шляешься? – орет так, будто имеет на то право. Хотя орет – это я преувеличиваю, скорее эмоционально выражает недовольство, делая это с некой аристократичностью, глядя на меня свысока.
- А надо было разрешения спросить? – Конкретно не догоняю и, проморгавшись от дождя, что бьет прямо в лицо, шагаю к нему под зонт – не толстый, подвинется – и скидываю капюшон.
По тому, как вытянулось его лицо и округлились глаза, могу предположить, что появление мое стало для него неожиданностью.
- Близнецы? – Тупой вопрос и такой же тупой ответ.
- Однофамильцы.
Протянув ко мне руку, до этого согреваемую в кармане пальто, цепляет теплыми пальцами за подбородок, поднимая лицо и разглядывая со всех сторон с дотошностью судмедэксперта.
- Может, мне раздеться, чтобы все сравнил? – Ухожу в сторону, почему-то нервничаю, уж больно взгляд у него непривычно пристальный.
- Не похожи, – делает свое заключение, и мне, наперекор состоянию, в которое впал недавно, хочется обнять незнакомого человека только за то, что все, от чего я бегу всю сознательную жизнь, он опровергает. Не похожи! Мы? Да ну! Одно лицо, одни повадки, даже привычки у нас общие. Одинаковые до тошноты, до отвращения, что хоть меняйся, и если бы я в спорт не пошел, не развил тело сильнее Стаса, вообще можно было жить одной жизнью! А он говорит не похож.
- Могу идти? – Пауза затягивается.
- Угу, – кивает, раздумывая, – второй этаж, “502″ аудитория.
- Не интересно.
- Как хочешь, – пожимает плечами, задумчиво прикусывает губу и, словно потеряв интерес, обходит меня по дуге, забирая с собой зонт. – Думал, тебе будет интересно послушать про своего однофамильца...
В помещении душно, от сырых вещей тянет прохладой. Препод, а это именно он, небрежно скидывает пальто на парту, косится на меня неодобрительно и все-таки кидает мне в рожу сухое полотенце, извлеченное из шкафа.
- Почему вы не в одной школе? – задает вопрос, протягивая мне пластиковый стаканчик с чаем, что успел взять в автомате на первом этаже.
- Экстерном закончил.
- Решил свалить от брата подальше? – Читает меня насквозь.
- Типа того.
- А что так? Хотя... не отвечай, – поправляется вовремя, пока я его не послал. – С ним вообще невозможно.
- С чего вдруг такой интерес к его персоне? И при чем тут я? – Кипяток не лезет в глотку, теплый, даже ласковый взгляд синих глаз напротив раздражает и настолько непривычен, что чувствую себя неуютно. Грею пальцы о пластмассу, но только их, остальное не оттаивает.
- Подумал, тебе не все равно, что с ним будет.
- Во что на этот раз он вляпался? – Стас не может без неприятностей. Этот адреналин ему необходим, и иногда он переходит все границы. Не думал, что сможет добраться и до школы.
Присев рядом за парту вполоборота ко мне, руку укладывает на стул позади, касаясь спины. Напрягает.
- Замечал изменения в его поведении в последнее время?
- Частично.
- Вы не из тех близнецов, которые чувствуют друг друга? – удивляется вполне искренне.
- Мы иногда здороваемся – этого достаточно, – почти не соврал.
- Значит, о том, что он гей, ты не был в курсе? – Ждет моей реакции, и тут меня спасает титаническая усталость, я даже притворяться не могу.
- Знал. – И сразу нападение: – А как его предпочтения связаны с педагогическим процессом?
- Никак. По крайней мере, мой предмет он знает неплохо. А вот внутренние отношения между учениками довольно напряженные.
- Он сумеет за себя постоять.