Карли поставила маленькую посылку с кексами на кухонную столешницу и разразилась слезами. Это поразило ее. Все послеполуденное чаепитие удивило ее. Вероятно, Элизабет была такой со всеми, рассказывая всем новоприбывшим, которых могла удержать в своей квартире, о шокирующей любовной истории, о сплаве по реке и о жизни после длительного затишья. Может быть, другие члены книжного клуба слышали это сотни раз и тихо усмехались про себя, что настала очередь Карли. Но она не ощущала этого. Девшука чувствовала, что Элизабет Дженнингс посмотрела на нее и поняла. Она не спрашивала, почему Карли не использует свои таланты, не говорила, как ей стоит жить. Просто пожала ей руку, сокращая расстояние в годы и различного уровня жизненного опыта, и передала ей ощущение надежды.

Карли пошла к лофту, вытащила картонную коробку из гардероба, порылась в его содержимом, пока не нашла фотографию, которую годами хранила подальше от глаз. Взяла ее с собой на нижний этаж, осмотрелась вокруг, куда можно было бы прицепить ее, в конце концов, прижала ее магнитом к холодильнику и отступила, чтобы посмотреть.

Четыре улыбающихся лица, молодые и задорные, взъерошенные, со следами солнечных ожогов. Это было еще до появления мобильных телефонов и селфи. Кто-то из фермерской пожарной бригады щелкнул их после тренировочной сессии.

От этого вида сердце Карли громко забилось, а глаза начало жечь. Тот день был лучшим. Веселым и забавным. Было жарко, они обливались потом и стали грязными. Чертова тяжелая работа, которая наполнила Карли удовольствием и ощущением достижения, заставило ее почувствовать себя частью сообщества, позволило думать, что ей есть, что предложить взамен. Она боялась вспоминать их четверку из-за тех ощущений, что в ней пробуждались. Из-за того, как она чувствовала себя сейчас, горе и стыд наполнили ее тело. Но было еще и кое-что другое. Счастье. Память об этом. Ощущение духа того момента без мыслей о том, что последует за ним. Без того, чтобы ее сердце напомнило ей, что шесть месяцев спустя Дебс, Дженна и Адам окажутся мертвы, и Карли станет Шарлотт: одинокой, тревожной и потерянной.

Руки и ноги Карли были широко расставлены. Она в позе Витрувианского человека Витрувианский человек (лат. Homo vitruvianus) — изображение, созданное Леонардо да Винчи. На нем изображена фигура обнаженного мужчины в двух наложенных одна на другую позициях: с разведенными в стороны руками и ногами, вписанная в окружность; с разведенными руками и сведенными вместе ногами, вписанная в квадрат.

, а он ее зеркальное отображение, вжимающее ее в матрас.

Его дыхание ощущалось на ее щеках, губах. Глубокое и сильное, будто он с силой его выдыхал, будто пытался вытянуть воздух из ее легких и вобрать в себя.

Внутри нее раздавался голос. Его лицо близко. Но она не хотела видеть. Темнота за ее веками приносила ей комфорт, щит, пространство, в которое он не вторгнется.

Он пошевелился. Что-то коснулось ее щеки. Оно было теплым, мягким, нежным. Голос внутри нее завизжал.

Его шепот был горячим и влажным, когда коснулся ее уха. Он был медленным и веселым.

― Тебе нравится, когда я навещаю тебя?

* * *

Карли широко открыла рот в попытке наполнить грудь воздухом. Ногами она скинула покрывало и побежала прежде, чем ногами коснулась земли.

Ее телефон лежал у кровати, но это не имело значения. Она не станет звонить в полицию. Они ей не поверят. Приедут и обвинят ее. Может быть, вообще не приедут. Она не знала, что из этого хуже.

Задыхаясь, с бешено стучащим сердцем, она нашла цепочку безопасности в темноте, латунная цепочка провисала от косяка к двери. Она пялилась на нее. Не могла отвести от нее глаз. Могла только ощущать жжение на ухе от прикосновения его губ, от теплоты его дыхания на своем лице, давление от руки на горле.

― Карли? ― прозвучал мягкий мужской голос, едва громче шепота. По другую сторону двери.

Она отбежала на несколько шагов в холл. Вне зоны досягаемости, ей было некуда бежать.

Раздался стук.

― Карли? Это Нейт. Ты в порядке? Я слышал шум в твоей квартире.

Последовала пауза.

― С тобой все хорошо?

Через две секунды.

― Карли? Это ты за дверью?

В этот раз его голос стал твердым, требовательным, слегка приглушенным, будто он говорил в дверную щель.

Она подумала о губах у ее уха, о дыхании на ее лице. И не ответила.

― Карли, если это ты, скажи что-нибудь или я выломаю дверь.

Попыталась сглотнуть, но ее рот пересох. Девушка стерла слезы с лица и произнесла высоким и напряженным голосом:

― Я в порядке.

За деревянной дверью послышался шорох… Голос Нейта, когда он заговорил снова, раздался откуда-то ниже.

― Карли, что случилось?

Она представила его, сидящего на корточках, может быть, прижавшегося лбом к двери. Девушка плотно зажмурила веки. Что, бл*ть, она может сказать ему? Парень-псих пробрался сквозь мои запертые двери.

― Ты одна?

Она всмотрелась в темноту за ее спиной, не уверенная. Не совсем.

― Да.

― Ты не пострадала?

В синяках пульсировала боль. А на ее макушке росла шишка.

― Нет.

― Кто-то был внутри?

Ее голос прозвучал как длинный содрогающийся рыданиями вздох.

― Если ты напугана, я могу помочь.

Она была напугана. В ужасе. Из-за того мужчины, что был здесь. Из-за запертой двери и того, что это значило.

― Тебе лучше уйти.

Нейт молчал так долго, что она подумала, что он ушел.

― Я могу поспать на твоем диване. Или ты можешь поспать на моем, ― сказала он позже.

Мужчина проверит ее замки и спросит, что случилось, а она скажет, что не знает. Карли отступила дальше в холл, когда у нее возникла следующая мысль. Он мог знать, это мог быть он.

― Нет, пожалуйста, уходи.

― Карли…

― Нейт, просто уходи.

Это прозвучало грубее, чем она планировала, но именно это она и имела в виду.

Это произвело должный эффект. Послышалось еще одно шуршание по другую сторону деревянной двери, а затем шаги по коридору. Снова прозвучал его голос.

― Я собираюсь написать тебе свой номер и просуну его под дверь. Я в десяти шагах, если тебе что-нибудь понадобится. Просто позвони мне.

Карли прислушивалась к утихающим шагам, гадая, не был ли он босым. Она была босой и ее ноги замерзли. Все ее тело замерзло. Она ощущала, как костный мозг в ее костях превратился в лед. Может она сломает кости, если пошевелится. Вдруг что-то внутри нее уже сломано. Ей нужно все-таки встать. Она должна проверить.

Ковыляя по квартире с горящими синяками, она остановилась перед французскими окнами. От ночника на другом конце комнаты было достаточно света, чтобы она увидела, что они заперты. Сверху и снизу обе двери остались в таком же состоянии, как она и оставила их, когда пошла спать. Карли проверила их, выдвинув и задвинув каждую щеколду из своего паза. Она потянула за ручку, подергала и потрясла, попыталась и не достигла успеха в том, чтобы ослабить болты.

Затем она отскочила от них, будто дверной проем был уступом, который готов обрушиться в любой момент. Встала и посмотрела. Поняла, наконец. Не она в панике не закрыла замки на балконных дверях снова. Их вообще никогда не открывали.

― Твою мать.

Она запустила пальцы в волосы, волнение текло по ее венам.

Ладно. Хорошо. Так значит, он не входил через балконные двери. Она поспешила через гостиную, подбирая по дороге к входной двери ключи со столешницы и щелкая переключателем в холле, зажмурившись от яркого света. На нее нахлынула кратковременная тревога, когда она увидела клочок бумаги на полу. Телефонный номер Нейта. Она оставила его там, более заинтересованная в том, о чем расскажет ей дверь, ее глаза метались от цепочки к ее крюку, от засова к косяку. Цепочка висела там, где девушка ее повесила. Ручка не поддалась, когда Карли подергала ее. Она вставила ключ и открыла дверь так широко, как могла, и вновь потянула за цепочку. Сделала это снова, резче, а затем с усилием. Она подумала о Нейте и о его предупреждении выломать дверь. Насколько тяжело будет это сделать?