В мирных условиях и то трудно обеспечить все население и вовремя всех накормить. На фронте же часто бывает так — всюду голое поле, в лучшем случае кустарник, не хватает топлива, разрушены мельницы и пекарни, с водой плохо, к тому же противник зорко выслеживает любую струйку дыма на нашей стороне, чтобы обрушиться на это место огнем. В таких условиях надо питать людей. Приходилось самим заготавливать зерно и молоть муку, своевременно развозить по частям и подразделениям хлеб, мясо, жиры, сахар, соль, специи.
Конечно, можно искать выход из затруднительных положений, представляя заявки в вышестоящую инстанцию. Так нас и учили раньше. Но началась война, и все обернулось по-другому. Не все сумели быстро перестроиться, многие руководители тыла продолжали по инерции все просить у центра. Однако делать нечего: не получая просимого, приходилось искать его на месте, осуществлять также организационно-хозяйственные мероприятия, о которых в довоенное время не думали.
Разумеется, было бы неправильно говорить, что, самостоятельно решая многие задачи на фронте, мы мало нуждались в помощи центра, обходились только своими силами. К сожалению, нельзя было обойтись одними своими и местными ресурсами. Приходилось просить у центра то одно, то другое, а уж консервы, сахар, табак, всевозможные специи вообще редко удавалось раздобыть на месте.
Случалось так, что и Главное управление продовольственной службы оказывалось бессильным удовлетворить нужды фронта. Тогда мы обращались непосредственно к заместителю члена Государственного Комитета Обороны В. П. Зотову. Вместе с А. И. Микояном В. П. Зотов на протяжении всей войны, можно сказать, ежечасно следил за продовольственным снабжением действующей армии. И в том, что войска даже в самое трудное время получали в целом достаточное питание, немалая заслуга принадлежит ему лично.
А как была одета, обута наша армия в годы войны?
С чувством глубокой благодарности нашему народу скажем, что фронт был хорошо одет и обут. Даже удивляться приходилось, откуда бралось столько обуви, особенно валенок, ватных и меховых телогреек, полушубков, шапок. Ведь мы так много потеряли при отходе летом 1941 года! И все же суровую зиму того же года войска встретили вполне подготовленными.
Фронтовики, прочитав эти строки, подтвердят, что обморожения на фронте наблюдались лишь в единичных случаях, чаще всего обмораживали нос, щеки и пальцы рук повозочные или кавалеристы, подолгу оставаясь на ветру.
Много сил и средств отдавала наша страна, чтобы зимой солдаты ходили в валенках, в теплой одежде, в шапках, а летом в ботинках или сапогах, в легком обмундировании. Но чтобы все обмундирование и снаряжение дошло до бойца, должен был работать — и хорошо работать — интендант Красной Армии, а также фронтовой, армейский, дивизионный, полковой. Представьте себе быстро наступившую весну. Все Вооруженные Силы переходят на летнюю форму одежды. Миллионы пар валенок, полушубков, ватных брюк, курток надо собрать, просушить, отремонтировать, уберечь от моли, продезинфицировать и подготовить к очередной зиме. И это в условиях, где все делается силами самой армии!
Все вещевое имущество на фронте было отечественного производства. Полученные из США обувь и некоторое другое имущество оказались низкого качества. У ботинок, например, была неудобная колодка (низкий подъем), подошва быстро лопалась. Наш боец охотнее надевал свою починенную обувь, чем заграничную новую.
Особенно трудно бывало во время оттепелей, внезапно наступавших среди зимы в средней и южной полосах нашей страны. В это время всегда нависала над бойцом угроза обморожения ног — ведь ранние оттепели сменяются резкими ветрами и морозами… На протяжении всей войны с большими трудностями удавалось налаживать переход с одного вида обуви на другой в дни внезапного похолодания или потепления. В каком звене — в полку, дивизии или армии — хранить второй комплект обуви? Ведь с хранением ее связано «утяжеление» тылов, удлинение колонн при перемещении, а главное, возникает опасность потери имущества в условиях быстро меняющейся обстановки. Заботливые командиры полков, умудренные опытом, предпочитали всегда иметь у себя в полку хоть небольшой запас так называемой «дежурной обуви», и они были правы — такой резерв выручал личный состав при любой перемене погоды.
Теперь о военно-медицинской службе.
Наши военные врачи, профессора, медицинские сестры, санитарные инструкторы, санитары, пренебрегая опасностью и лишениями, всегда стремились быть там, где они нужны. На машине, на повозке, пешком добирались медицинские работники до передовых позиций на помощь раненым советским воинам.
Военно-медицинская служба в минувшей войне с честью выдержала суровое испытание. Но и в этой области пришлось многому учиться заново.
Для того чтобы благородный труд медиков превратился в отлично действующую медицинскую службу, он должен быть окружен заботой и поддержкой других служб тыла. Медицинская служба одна не может добиться возможно полного излечения раненых и больных. Для этого необходимы хорошая палата (или палатка), свет, тепло, питание, одежда, транспорт. Вот почему глубоко неправы были те товарищи из медицинской службы, которые даже в самое тяжелое время предлагали вывести ее из системы тыла. Им казалось, что у них тогда будет больше самостоятельности. Когда спрашивали моего мнения, я всегда отвечал, что сама постановка этого вопроса недопустима, ибо речь должна идти не о чести мундира, а о совместных усилиях всех служб тыла ради спасения миллионов жизней. Даже в мирное время такую постановку вопроса следует считать неприемлемой, памятуя о возможных последствиях применения нового оружия. Нахождение медицинской службы в системе тыла повышает ответственность всех работников тыла за создание наиболее благоприятных условий для выполнения медиками своих обязанностей.
В успешном лечении раненых решающее значение имела организация медицинского обеспечения. Здесь особенно нетерпим шаблон. Дело не только в том, чтобы иметь побольше персонала и госпиталей — еще важнее найти всему этому правильное применение, которое обеспечило бы возможно более раннее оказание квалифицированной медицинской помощи, сократило бы многоэтапность эвакуации, гарантировало бы наличие постоянных резервов для дополнительного развертывания медицинских учреждений в ходе операции и особенно на ее завершающем этапе.
Наши медики прекрасно усвоили благородный девиз: «Не раненый идет к госпиталю, а госпиталь — к раненому». Резервные подвижные полевые госпитали все время выдвигались вперед и развертывались там, где накапливались раненые или ожидалось возможное их появление. В любой обстановке медицина должна неотступно следовать за войсками. Это правило подтверждено опытом войны.
Буквально крупицами, изо дня в день, с каждого фронта отбиралось все новое и прогрессивное в работе медицинской службы. Огромное развитие во время воины получила научно-исследовательская работа среди фронтовых медиков. По существу каждая армейская или фронтовая конференция хирургов, терапевтов, стоматологов, невропатологов, эпидемиологов представляла собой известный шаг по пути научного обобщения опыта, выработки единых взглядов по наиболее актуальным вопросам. Уже тогда зарождались ценнейшие идеи, легшие в основу монографий, изданных после войны. Да и в годы войны выходили из печати книги, вносившие немало нового в различные вопросы, связанные с медициной.
Санитарная эвакуация — один из важнейших участков в системе медицинской службы. Многое было сделано для решения этой проблемы в минувшую войну. Однако в низших звеньях медицинской службы порою приходилось доставлять на «волокуше» раненого на ближайший медпункт. Нужно настойчиво искать лучшие способы эвакуации раненых, особенно с поля боя.
Величайшей заслугой советской медицинской службы, в частности медиков 1-го Белорусского фронта, является то, что за все годы войны наши войска не знали сколько-нибудь серьезных эпидемий. А провоцирующих моментов было немало: появлялись и сыпной тиф, и туляремия, и дизентерия. Но каждый раз усилиями медиков при поддержке всей системы тыла вспышки инфекционных заболеваний удавалось локализовать и ликвидировать.
