Однажды мне случилось быть в деревне, одну половину которой занимали немцы, а другую наши. На южной окраине стояла полковая батарея. Ее командир отдал мне рапорт и доложил о наблюдаемом передвижении противника группами на противоположном конце улицы. Я спросил, почему он не накроет их огнем.
— К сожалению, не имею права, — огорченно доложил он. — Суточную норму мы уже израсходовали.
Я пообещал ему в виде исключения пополнить запасы снарядов (и даже с лихвой), если он не упустит благоприятного момента.
После нескольких метких выстрелов по видимой цели передвижение людей на стороне противника прекратилось, и воцарилась длительная тишина. Наши артиллеристы отвели душу.
В результате ежедневного подвоза боеприпасов с фронтовых складов и жесткой экономии в расходовании их к 5 декабря армия накопила не менее двух боевых комплектов, то есть по 160–200 снарядов на орудие. Этого было достаточно для артиллерийского обеспечения прорыва немецкой обороны.
В конце ноября и начале декабря на левом крыле Западного фронта продолжалась упорная борьба за стратегическую инициативу. Правда, вражеские войска еще не перешли к обороне, да и не стремились к этому, но и наступать по ранее принятому плану им уже не хватало сил.
Потерпев серьезное поражение под Каширой, гитлеровское командование предприняло попытку обойти Тулу с северо-востока. Общий замысел врага сводился к тому, чтобы встречными ударами 2-й танковой армии из района Венева и 4-й полевой армии из района Алексина перерезать железную дорогу Серпухов — Тула и симферопольское шоссе, полностью завершить окружение тульского гарнизона и в последующем овладеть Тулой.
Надо сказать, что вначале противнику сопутствовал успех. Перейдя 2 декабря в наступление со стороны Венева, ему удалось к исходу следующего дня овладеть несколькими населенными пунктами, в том числе и станцией Ревякино, перерезать железную дорогу и выйти к шоссе. Тула оказалась почти полностью окруженной. Между вражескими войсками, наступавшими навстречу друг другу, оставалось не более 5 километров. Но большего достигнуть противник не смог[6].
Ликвидация вражеского прорыва в районе станции Ревякино была возложена на 49-ю и 50-ю армии, которые выделили из своего состава ударные группировки войск. В 49-й армии для выполнения этой задачи привлекалась 340-я стрелковая дивизия с танковым батальоном.
В течение 5 и 6 декабря прорыв вражеских войск на восток ликвидировали, 7 декабря освободили станцию Ревякино, и противник под натиском ударных групп обеих армий вынужден был, бросая танки и другую тяжелую технику, спасаться бегством.
В ночь на 5 декабря вспыхнули ожесточенные бои на левом фланге нашей армии, в стыке с 50-й армией. Однако наступление противника и здесь потерпело неудачу, на следующий день мы отбросили его части в исходное положение.
Это были последние наступательные потуги врага.
В тылу, как нигде, четко просматривались признаки надвигавшихся перемен в форме боевых действий на фронте, и мы предполагали, что стоим на пороге грандиозных событий, к которым долго и тщательно готовились.
Разгром гитлеровцев под Москвой
Наконец долгожданный день наступил: 6 декабря 1941 года Западный фронт перешел в наступление. Наша 49-я армия вместе с другими объединениями получила задачу разгромить группировку врага, угрожавшую Москве с юга. Действия этих войск фронта составили Тульскую наступательную операцию. Ее характерной чертой явилось то, что армии переходили в наступление не одновременно. Первой утром 6 декабря начала наступать 10-я армия, которая взаимодействовала с частями 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, продолжавшими наступление после нанесенного контрудара под Каширой без какой-либо паузы. 8 декабря из района Тулы в сражение вступила 50-я армия. 49-я армия, имевшая в своем составе пять стрелковых дивизий со средствами усиления, перешла к активным действиям 14 декабря после разгрома группировки противника восточнее и южнее Тулы.
В задачу 49-й армии входило: 14 и 15 декабря окружить и уничтожить алексинскую группировку противника и развивать дальнейшее наступление на Калугу. Армия наступала в широкой полосе, достигавшей 70 километров; глубина ее боевой задачи составляла 30 километров.
Войска нашей армии прорвали оборону противника и стали с упорными боями в нелегких условиях продвигаться на запад. Тогда стояли лютые морозы. Слой снега достигал 70–90 сантиметров. Это влияло на темпы наступления.
Тяжело пришлось работникам тыла армии в осеннюю пору, когда казалось, что весь транспорт безвозвратно засел в грязи. Но не легче стало и зимой. Боец с личным и групповым стрелковым оружием кое-как мог продвигаться вперед, преследуя противника. Но как быть с тяжелой боевой техникой, с автотранспортом? Нельзя сказать, что армии, которые имели в полосе своего наступления шоссейные дороги, находились в лучших условиях, нежели мы, наступавшие в менее благоприятной полосе. Всем было трудно. Везде приходилось расчищать снег, прокладывать дороги по целине. Именно в это время мы научились строить дороги, напоминавшие снежные коридоры протяжением до 100–150 километров.
Для дорожников то было время суровых испытаний. Как показал опыт, им меньше всего приходилось считаться с ранее существовавшими дорогами; крайне разбитые в осеннюю распутицу, они не вполне отвечали требованиям, предъявляемым к «снежной дороге». Удобнее оказались открытые поля, пусть даже перепаханные. На них свободнее выбрать кратчайшее направление, легче применить технику. Правда, техники не хватало. Даже грейдер на тракторной или конной тяге являлся большим подспорьем в строительстве полевых дорог. Расчищались обычно трех- четырехметровые полосы с разъездами. По обеим сторонам возвышались снежные стены высотой в 2–3 метра. Выгода таких дорог и в том, что, окрасив машины в белый цвет, мы добивались минимальной видимости их с воздуха.
Отступая, немцы сжигали и разрушали почти все населенные пункты. Не оставалось дорожных знаков, за исключением наименований деревень, написанных по-немецки. Между тем в условиях, когда вся местность покрыта толстым слоем снега и очень мало топографических карт крупного масштаба, крайне важно было обставлять необходимыми дорожными указателями не менее двух направлений в полосе каждой дивизии. Как же решили эту задачу армейские дорожники, во главе которых стояли опытные, трудолюбивые, весьма находчивые люди — военные инженеры 3 ранга Т. Н. Николаев и Р. Л. Ткачев? Они открыли «полевую художественную мастерскую» по изготовлению дорожных знаков. Знаки готовились и для тех населенных пунктов, которые еще находились у противника. Руководствовались при этом картами самого крупного масштаба, на которых видны улицы, переулки. Пока шла борьба за тот или иной населенный пункт, машина, нагруженная дорожными знаками, находилась в непосредственной близости к нему, и через 2–3 часа после его освобождения уже устанавливались указатели на всех въездах и выездах. И командарм, и командиры дивизий не раз выражали свое восхищение четкой работой наших дорожников.
Первые же дни контрнаступления под Москвой зимой 1941 года показали, насколько недооценивалась роль тыла общевойсковым командованием. Поэтому Военный совет Западного фронта издал специальную директиву. В ней указывалось на слабое управление тылом со стороны военных советов армий и командиров соединений. Органы тыла, как правило, отрывались от войск, теряли управление. Многие командиры забывали, что без хорошо организованной работы тыла самая удачная операция может захлебнуться. Эта директива сыграла немалую роль в укреплении системы тылового обеспечения.
Зимнее наступление продолжалось. Благодаря снежным дорогам автотранспорт более или менее бесперебойно доставлял боеприпасы и продовольствие дивизиям. Но как подать все это в полки? Здесь на смену машине пришли сани.
