Как организация они существовали задолго до независимости, служили под императорскими наместниками, и под далекими предками Ван Хертенов, когда-то уходили в тень, когда-то меняли стороны. А теперь существовали под руководством советника по безопасности.

Генри Клейтон, в свойственной ему благожелательной манере, долго расписывал четырнадцатилетнему Найджелу все преимущества работы: феноменальный набор навыков, которым он овладеет, путешествия в самые роскошные и опасные уголки империи, что уж говорить о краях за ее пределами… Немыслимое приключение для мальчишки со стальным хребтом и головой на плечах.

– И что же родители, вот так запросто согласились? – слушая, Эмори сложил ладони рук вместе и старался не смотреть прямо. Глаза Найджела как-то странно застеклились, и хоть он выкладывал все как на духу, Эмори не оставляло чувство, что он слушает что-то тайное, предназначенное скорее для ушей исповедника, чем полицейского.

– Родители были в восторге от того, что я стал одним из самых молодых гвардейцев в истории. О том, что это было прикрытие, знали только я, сэр Генри и муж моей сестры.

Когда Найджел был уже на крючке, на сцену вышел Анри Аматоре. Он объяснил, что тесно сотрудничает с советником и его агентами, так сказать, усердно магифицирует методологию и инструментарий разведки. По прямому приказу короля и в строжайшем секрете им было поручено создать новый, специализированный отдел, который должен вывести военные технологии Бриелии на новый уровень.

Найджел слушал, понимая через слово. Подразделения магиков существовали автономно, специалисты других направленностей в нюансы их работы посвящать принято не было. Каким бы образованным он ни был, изучении магии в Академии шло параллельным потоком; Найджел знал о ней примерно столько, сколько мог знать военный курсант о судостроении или домоводстве.

Аматоре уверил, что все станет ясно – в свое время. А пока ему предстояло самое первое и самое сложное задание: беречь секрет.

– Который заключался в…?

– Легче показать.

Найджел вздохнул, глядя в пустоту перед собой, потом встал и начал последовательно снимать одежду, по-армейски аккуратно складывая ее на край козетки. Он застыл, оставшись в одних кальсонах.

Эмори потянулся назад и отдернул штору, серый полумрак комнаты вспорол ледяной свет, Найджел чуть прищурился, поэтому не увидел, как Эмори сначала вспыхнул, и так же быстро снова побелел, глядя на него.

Длинное и сухопарое тело Найджела покрывала кожа, делавшая его похожим на тряпичную куклу, разорванную и сшитую, снова разрезанную и заплатанную, сотканную где-то из лоскутов, определенно самую любимую куклу в руках очень любознательного и жестокого хозяина.

Первым в глаза бросался У-образные шов, который Эмори часто приходилось видеть на столе у патологоанатома, только во много раз безобразней, с кривыми рубцами, будто вскрытый множество раз, и каждый раз – с возрастающей небрежностью. От него по всему торсу разбегались шрамы поменьше, какие-то – выверено хирургические, в других можно было узнать колотые раны, сквозные выстрелы, следы самых разных клинков.

Эмори испытал какое-то мерзкое дежа вю; он видел это десятки раз, на криминалистических зарисовках, магических импринтах, воочию на самих жертвах, но только никогда – на живом человеке.

Найджел на минуту развернулся, демонстрируя спину и руки. На них было значительно меньше нарочитых надрезов и больше боевых отметин. И только в самом конце Эмори заметил сетку прозрачных, едва заметных в переливе света, тончайших шрамов. Она оплетала все тело, как липкие нити паутины. Эмори подошел ближе, взял левую руку Найджела и повернул ее ближе к свету, чтобы рассмотреть. Десятки окончаний змеились от пальцев вверх к запястью, затем сливались в несколько основных потоков, дальше по предплечью, огибая локоть, плечо, становились чуть шире у шеи, а потом терялись под волосами. Теперь он видел, что и лицо, в остальном лишенное каких-либо следов, было покрыто такой же сеткой – надо было лишь знать, под каким углом смотреть.

– Это работа Анри, – сказал Найджел, прочитав в глазах Эмори немой вопрос. – Он был кем-то вроде гения. Все остальное, – он быстро провел ладонью вдоль торса по грубому аутопсическому надрезу, – усилия подражателей.

Эмори шумно выдохнул. Отошел к окну, бездумно потирая щеки и подбородок. Найджел у него за спиной одевался.

– Выходит, что и в череде убийств виноваты подражатели Аматоре, которые фатально не справились с задачей? – спросил Эмори, разворачиваясь.

– Косвенно – да. Но если мы говорим об убийствах в буквальном смысле, то нет. Их совершил я.

Найджел смотрел ему в глаза без единой эмоции. Эмори хотелось как следует разозлиться, но он не мог – картинка обнаженного, исполосованного, но живого тела еще ярко стояла перед его мысленным взором. Попытался хотя бы вызвать в себе раздражение, но и это не вышло.

– Вы исполняли приказ, это мне уже известно. А какая у убийств была цель, вы мне можете сказать?

– Зачистка, избавление от улик. Те, остальные, не прошли отбор.

– В ваш спецотдел, которым руководили Клейтон и покойный Аматоре?

– Так точно. Они были отобраны благодаря своим способностям, как и я, но начав процесс, ни один из них не смог показать должных результатов.

– Вы так и не разъяснили, в чем заключалась суть этого процесса – исследований Аматоре. К чему жертвы оказались непригодны?

– К тому, чтобы стать такими, как я.

Эмори поднял брови, ожидая продолжения.

– Вы не заметили ничего странного, офицер?

– Мне не хватит времени перечислять каждую странную вещь, случившуюся со мной за последние сутки.

– Как насчет того, что я все еще здесь?

– Вы имеете в виду свой глупый трюк с ножом?

– Мне не нужны ни ножи, ни трюки, – голос Найджела сделался низким и серьезным, на грани слома. – Мне приходилось совершать такие вещи, офицер, которые недоделкам из вашего столичного управления и в страшном сне привидеться не могли – голыми руками, со связанными руками, с закрытыми глазами, и на любой другой манер. Я, конечно, благодарен вам и вашему коллеге за то, что вы избавились от Клейтона, но единственная причина, по которой я до сих пор здесь, – это то, что вы приказали мне сесть и рассказать вам все. Сейчас я тяну время, надеюсь уловить подходящую паузу между вашими далеко не блестящими вопросами и махнуть к двери. Но знаете, что случится потом? Вы скажете: “Стоять! Вернитесь на место!” и я вернусь, без секундной запинки.Теперь поняли, офицер?

Найджел апатично опустился на свое прежнее место.

– Аматоре и Клейтон с помощью магии сделали из вас идеального солдата, – тихо выговорил Эмори. – Автоматона, исполняющего любое задание в точности и беспрекословно, по сути – раба. И теперь, по-вашему, заводной ключ оказался в моих руках?

Найджел вскинул руки – мол, наконец-то понял.

Все это звучало, как бредни спятившего неудачника, живущего фантазиями о великом заговоре, зловещих магиках и тайных экспериментах над людьми. С другой стороны, Эмори доподлинно знал, что по крайней мере часть из этих фантазий имела под собой осязаемые улики.

Ему нестерпимо хотелось проверить. Вместо этого он спросил:

– Даже если все это правдиво в точности, как вы описываете, каким образом можно передать петлю магического рабства от одного человека другому? Такое вообще возможно?

Увидев какое-то движение, Найджел встрепенулся, подлетел к окну.

– Можем порассуждать об этом, офицер, если у нас еще останется такая возможность.

Эмори выглянул. Во двор зашел человек и уверенным шагом приближался к лестнице, ведущей в квартиру Эмори. На человеке был длинный черный сюртук, отороченный белым атласом.

========== 5. ==========

Эмори часто снилась дорога.

Маршруты, развилки, полустанки, круговерть пересадок, храмоподобные вокзалы, вой дорожной бесконечности. И только пункт назначения – всегда недостижимый, как линия горизонта. Во сне он знал, куда направляется, это знание было запечатано внутри него, как дрожащий компас под сердцем; его стрелка ранила – именно так он понимал, что держит верный курс. Ощущение тяги было мучительным, рвущим, всеобъемлющим, но чья-то злая воля уводила его по кривой, он пропускал остановку, он промахивался и ускользал каждый раз, и каждый раз казалось – еще немного, и он увидит вдали то, к чему стремится, а когда увидит – непременно узнает, и никто не удержит его больше, он спрыгнет на ходу, рванет бегом, дотянется рукой…