Она отвернулась так быстро, как только могла. Красивое лицо скривил страх, отвращение и неожиданно – стыд, как раз в тот момент, когда Ошин наконец удостоил ее взглядом.
Заметив реакцию Моны, он усмехнулся особенно очаровательно.
– Праведное возмущение можете приберечь. Как-никак, я без пяти минут ее начальник.
***
Вернулся Найджел только под утро, хмурый и опавший. Одежда покрылась тонкой ледяной коркой, будто он всю ночь провел на улице, пригвожденный к одному месту – Эмори подозревал, что так оно и было. Ночью он то и дело просыпался со скребущим чувством тревоги. Если бы Эмори чуть лучше разбирался в магической теории, то смог бы узнать в ней симптом психической связи, натянутой до предела. Вместо этого он просто спросил Найджела, принял ли тот решение. Найджел утвердительно кивнул.
Симон сдержал свое слово – не успели они выйти со двора, как он незаметно материализовался среди редких прохожих. Нельзя было сказать, что он полностью оправился от вчерашней встречи, однако держался увереннее, меньше дергался и ничего не говорил, пока не привел их к неприметному дому из неотделанного кирпича. Внутри здание оказалось почти таким же необжитым, как и снаружи; оно было разделено надвое: в большом открытом помещении раньше, судя по всему, располагалось небольшое ткацкое производство, а дальше за ним – отделенная стеной комната, которая теперь служила Симону жилищем и рабочим местом.
– Начнем с вас, – деловито обратился Симон к Эмори, как только закрыл за ними дверь. Окон в задней комнате не было, но стоило Симону переступить порог, как под потолком зажегся желтоватый шар. Его фантомный, переливающийся свет озарял обстановку не хуже десятка газовых ламп.
– С меня? – удивился Эмори.
– А то! – сказал Симон, доставая с полки небольшую склянку, содержащую нечто похожее на чернила. – Сделаем сперва самое простое – снимем с вас петлю, и гуляйте на все четыре стороны. Я хорошенько подумал над этим. Просто рубить небезопасно. Негигенично. А вот как сниму петлю, так смогу отмотать ее до самого основания, до несущей точки, и оттуда уже буду выкорчевывать, сколько бы это времени ни заняло.
– Здорово придумано, – подал голос Найджел. – И на ком же петля в это время повиснет?
– В техническом смысле, на мне. Пока не кончим ритуал, разумеется… – Симон сощурился, осматривая Эмори с ног до головы. – Ага… Рубашку приоткройте, пожалуйста.
Эмори расстегнул три верхних пуговицы и Симон тут же принялся чертить у себя на левой ладони загадочную последовательность фигур, то и дело бросая короткие взгляды на грудь Эмори, будто с чем-то сверяясь. От чернил пахло спиртом и чем-то телесным, глубоко несвежим. Закончив, Симон сказал:
– Теперь мне надо… уточнить… кое-что… – и, не закончив, прошмыгнул за дверь.
Тяжело вздохнув, Найджел воздел одну руку вверх с явным недовольством на лице, но потом передумал что-либо говорить и просто махнул.
– Не доверяешь ему? – спросил Эмори, рассматривая магический антураж вокруг себя, скупой, но крайне странный.
– А что это меняет? Между дьяволом и синей бездной…
– Все готово! – Симон вернулся так же бесцеремонно, как и ушел.
– Погодите, – Эмори чуть отстранился от исполненного энтузиазмом Симона, – дайте нам пару минут.
Когда Симон, пожав плечами, снова вышел, Эмори подошел к Найджелу. Сказал негромко:
– Тебе обо всем этом известно больше, чем мне, и, в конце концов, кто несет больший риск – тот и должен принимать решение. Если тебе кажется, что он что-то задумал…
– Эмори, – Найджел измученно посмотрел на него, – какое тебе до этого дело? Сам слышал, что освободить тебя – проще простого. Не это ли тебе было нужно последние три дня, поскорее от меня избавиться и заняться собственными проблемами? Я же знаю, что повис на тебе мертвым грузом, копаю тебе яму все глубже и глубже с каждым часом, что нахожусь рядом…
– За эти дни многое изменилось, – Эмори не дал ему договорить. – Что бы ни толкнуло меня взять тебя под свою ответственность – желание выслужиться, страх или глупость, я и сам уже толком не знаю… Что бы то ни было, я не могу сожалеть, потому что это не имеет значения. Как в твоей сказке, нужен был всего один раз, всего один неверный шаг, чтобы кто-то почуял волчий дух и использовал его против меня, и сделал я его намного раньше, чем мы встретились. Все остальное – лишь череда обстоятельств, в которые ты угодил не по собственной воле. Впрочем, и о них я не жалею. По крайней мере я знаю, что во всем королевстве есть один человек, которому я могу доверять, – положив руку Найджелу на плечо, он добавил: – Хоть ты в тот раз и залез ко мне в штаны, как последний подлец, только чтобы обыскать на предмет магической слежки и обчистить карманы.
Найджел усмехнулся, не отводя взгляда. В подрагивающем эфирном свете Эмори заметил, что волосы у него вовсе не черные, как ему казалось, а темно-каштановые, с золотым проблеском.
– Не только для этого, – сказал Найджел, потянувшись ближе. – Если ты еще не понял…
Поцелуй застал Эмори врасплох, настолько, что он тут же на него ответил, не успев ни о чем подумать. Кожа на лице горела там, где Найджел дотронулся до нее кончиками пальцев, сердце сладко сжалось, и на несколько медленных секунд Эмори стало так легко, как будто все вот-вот разрешится, обернется еще одним неспокойным сном, который наконец-то закончится хорошо. Эмори держал его, пока не стало совсем душно.
– Теперь у твоего доверия не осталось никаких “но”? – спросил Найджел, отстранившись.
Эмори улыбнулся:
– Ни малейших. Надеюсь, оно взаимно?
– Выходит, что так.
– Одним словом, это ключ, – объяснил Симон, демонстрируя свою открытую ладонь. – А замок внутри вас, мистер Редкрест. Печать хозяина, видимо, нарочно не больно сложная, чтоб без ненужных препятствий хозяина можно было сменить. Теперь точно готовы?
Эмори сдержанно кивнул, но продолжал смотреть на Симона с явной озабоченностью. Когда его холодная рука легла на грудь, к горлу подкатила мощная волна тошноты, выступил привкус желчи, и хоть Эмори не видел, как у него под кожей вспыхнула красная вереница символов, почти не отличимая зеркальная копия той, что рисовал Симон, внутри он почувствовал каждую ее черточку и завиток намного болезненнее, чем хотелось бы.
Не отрывая ладони, Симон медленно поворачивал запястье, пока не сделал полный круг; в тот же момент в ушах у Эмори что-то надорвалось и лопнуло, из горла вырвался хрип, а все тело будто сразу стало легче фунтов на двадцать.
– Любопытно… – сказал Симон, рассматривая то, что осталось у него на руке. Чернила растеклись уродской кляксой, настолько его заинтересовавшей, что он даже немного по-звериному к ним принюхался, а потом достал из кармана платок и аккуратно прижал его к ладони, чтобы как можно точнее сохранить остаточный выброс.
– И это все? – спросил Эмори, все еще пытаясь целиком прийти в себя.
– А вам что, острых впечатлений не хватило? – нетерпеливо отозвался Симон. – Все как я сказал: распечатывание – это легкая часть. Теперь мне надо временно закрепить петлю, или думаете мне вот так вот легко ее в руках держать? А вы можете идти. Водички попейте, или чего покрепче. Мы тут надолго, никуда не денемся.
Эмори оглянулся на Найджела – тот на прощание невесело улыбнулся и взял под козырек, в то время как Симон выставил Эмори из комнаты и закрыл дверь.
В нос ударил запах пыли и мокрой земли, в окна бил холодный яркий свет. Эмори рассеянно оглядел помещение, звенящее пустотой так же сильно, как и он сам.
========== 12. ==========
Когда Мона оставила его – быстро, без единого слова, убегая словно от чумы, – Ошин первым делом достал свой саквояж, намеренно убранный от чужих глаз в полку одного из шкафчиков. Хоть руки его оставались твердыми, он чувствовал себя на исходе. Он не спал всю ночь, в маниакальном порыве расходуя силу, и с трудом мог поверить в удачу, которая привела Шо прямо ему в руки. В ночной тишине и ярком свете, отрезанный от внешнего мира, пока он стоял над операционным столом в комнатке на цокольном этаже Алькенбругской академии, где студенты-магики обычно проводили практические упражнения, а выпускники могли заниматься частными исследованиями, – он был в коконе своих мыслей, и план его казался беспроигрышным. Ошин был уверен, что к утру сумеет поставить трем самым влиятельным людям в Бриелии ультиматум, и эта ошалелая самоуверенность не покидала его до самого последнего момента.
