– Он же просто псих, ведь так? – задумчиво и совсем неуверенно спросил Найджел. – Двинутый фанатик. Такого просто не бывает. Контракт, чтоб его…
– У парня действительно не все дома, спорить не буду. Но знаешь, чего еще не бывает? Магического рабства, – сказал Эмори. – Похоже что нам обоим придется немного раздвинуть рамки того, во что мы готовы поверить.
– “Немного”, – Найджел невесело усмехнулся. Помолчав, сказал: – Надо добыть еды и денег, раз мы остаемся.
– У меня пусто.
– Тогда будь здесь, смотри чтобы еще кто в гости не заявился. Я со всем разберусь.
Найджел ушел, подгоняемый явно не голодом, а нехорошими мыслями. Оставшись в одиночестве, Эмори присел в кресло рядом с растопленным огнем, на секунду прикрыл глаза и сразу же окунулся в сон, как в темную тяжелую воду. Во сне он снова куда-то бежал, менял лошадей, рвал билеты, не успевал в последний вагон, только в этот раз он не стремился попасть куда-то, а что есть мочи убегал.
***
Ошин чувствовал, что за ним следят.
Чувство это появилось сутки назад, Аматоре он решил не рассказывать, но на всякий случай заперся в кабинете на весь день и с тех пор дважды в час останавливался, чтобы раскинуть вокруг себя сканирующее поле. К вечеру он уже было решил, что интуиция его подвела. В поле попадались лишь привычные сигнатуры коллег из полицейского управления, окутанные казенной защитной магией, к которой он сам частично когда-то приложил руку. Остальное и в счет не шло: однородный людской поток, тут и там подсверкивающий случайным амулетом или заговором – магией настолько разбавленного качества, что можно было разбить ее одним плевком.
Потянув руками в стороны, Ошин начал разминать плечи и спину, не вставая из-за стола. Свет в окнах здания, находящегося через дорогу, стремительно гас – клерки заканчивали работу, – и с обратной пропорциональностью разжигался на улице внизу. Дорожное движение стало неповоротливым, люди спешили домой, другие спешили в пабы, но для многих из них день начинался только сейчас, с наступлением темноты.
Естественно, Ошину не составило труда заново определить местоположение Эмори, без лишних инструментов и вспомогательных конструкций. Связь, которую магик устанавливал с другим человеком в постели, была как прочная струна и пульсирующая жила одновременно; она была надежная и легко доступная, а рушилась крайне медленно, потому что дана была добровольно и за бесплатно, пусть и неосознанно. И хотя Ошин надеялся, что использовать ее не придется – в первую очередь потому, что не хотел впоследствии вдаваться в интимные объяснения перед Аматоре, – теперь, когда все-таки пришлось, особо по этому поводу не переживал.
Гораздо больше его заботили причины, по которым Эмори решил самостоятельно избавиться от его маячка, или же обстоятельства, при которых это смог сделать Прескотт. Сам Ошин не знал, какой вариант ему не нравился сильнее. Но чем глубже он закапывался в засекреченные труды Анри Аматоре, которые полиция получила на обработку вместе с делом Клейтона, тем больше склонялся ко второму варианту.
Анри не был магиком, и тем не менее создавал потрясающее впечатление. Он владел теорией необычайного уровня, понимал и оперировал ею так, как вряд ли умел хоть один из его современников-носителей (оставалось только догадываться, какой ценой он сумел овладеть этими знаниями – Ошин полагал, что далеко не обоюдовыгодной). Но рано или поздно теория без практики становится в тупик. На поверку Анри оказался поваром без языка, который к тому же резал и смешивал ингредиенты чужими руками; каким бы гениальным ни был рецепт, весь этот амбициозный эксперимент был не более чем выстрелом во тьме.
Во что-то они, безусловно, попали, но точно не в яблочко.
Классическое магическое рабство, каким оно было известно за пределами Бриелии, подразумевало не только беспрекословное выполнение приказов. В отсутствии приказов подневольный субъект должен был впадать в состояние гибернации, что одновременно сохраняло его ресурсы и избавляло управляющего магика от лишних хлопот. То, что удалось создать Аматоре, больше походило на магического питомца – исполняющего команды, а в остальное время предоставленного самому себе. Либо Аматоре намеренно выбрал облегченный вариант, либо слишком увлекся энхансированием физических навыков подопытного, чтобы как следует позаботиться об абсолютном подчинении воли. И это Ошина смущало не меньше; да, им удалось преобразовать Прескотта по всем параметрам, начиная от выносливости и заканчивая сверхчеловеческой регенерацией, но вместе с тем они балансировали на пределах возможностей тела. Прескотту уже требовалось наблюдение, а вскоре, когда сердце слишком рано отобьет все положенные ему удары, потребуется и биологическое обслуживание.
Ошин встал, приоткрыл окно и раскурил папиросу. В комнату ворвался холодный порыв, полный дыма и шума.
Он в точности знал, что делать, чтобы исправить ошибки Анри Аматоре. Не нужно было долго рассуждать – под присмотром талантливого магика, которым Ошин бесспорно являлся, труд Аматоре произведет революцию в бриельском военном деле. Оборонная лаборатория могла поставить производство сверхподчиненных много лет назад, если бы правительство так не боялось назначить во главу экспериментов Аматоре по-настоящему сильного магика.
Докурив, Ошин остался перед открытым окном и решил еще раз раскинуть поле. Сосредоточился, закрыл глаза, сложил пальцы в несложный знак и запустил импульс.
Что-то полыхнуло белым прямо перед ним, Ошин с трудом удержал глаза закрытыми. За окном было только падение высотой в двадцать метров, но дальше – черные окна опустевшего здания. Кто-то был там, будто слепое пятно, вымаранное из энергетического поля. Полезный трюк, скрывающий личность, широко используемый в сорочьем департаменте.
Чтобы сделать дальнейшие выводы, совсем не обязательно было быть магиком – достаточно было быть просто полицейским. Ошин улыбнулся. Он в точности знал, что делать.
========== 11. ==========
– Видите ли, что касается магической прошивки… Метод последовательной обработки каждого органа, а также систем органов, включая кровеносную и нервную, – безусловно самый тщательный и надежный. Если наш проект нацелен на создание сверхъестественно модифицированного исполнителя в состоянии тотального подчинения, только такой метод и подойдет. Тем не менее, у него есть масса недостатков. Начем с того, что такого рода манипуляции, даже доведенные до ума, будут занимать многие месяцы, если не годы, учитывая секретность, которая ограничивает нас как в магическом персонале, так и в добровольцах. Далее – продолжительность жизни подчиненного стремительно падает. Думаю, этот факт общеизвестен: способность быть носителем магии бывает только врожденной; тело неприспособленного к магии человека под постоянным ее воздействием теряет витальность как минимум в три раза быстрее, чем должно. Таким образом у нас выходит колоссальная трата ресурсов и времени, едва ли оправданная.
Король Бриелии Сорен Ван Хертен вопросительно поднял бровь. Стоящий за его правым плечом главнокомандующий Райво Блэквелл иронично улыбнулся половиной лица. Лицо же Моны сохраняло завидную невозмутимость.
– Поясню, – продолжил Ошин. – Какое количество квалифицированных магиков имеет достаточно высокий уровень доступа, чтобы занять место в этом проекте?
– Около дюжины, – ответила Мона, не ослабляя сверлящего Ошина взгляда.
– Предположим, каждый из них станет руководить экспериментом, реплицирующим метод Аматоре, а остальной персонал составят медики и ученые из Научно-технической лаборатории…
– Невозможно, – протянул Райво Блэквелл, – чтобы руководящую должность в военном эксперименте занимал магик.
– И все же я закончу свою мысль, – Ошин ответил Блэквеллу, но смотрел прямо и только на Ван Хертена. – Даже если предположить возможность формирования дюжины команд, результатом их работы будет всего лишь дюжина бойцов в год – в самом лучшем случае. Лет через семь наберется сотня солдат, а еще через семь – та же сотня бесповоротно выйдет из строя.
