Эмори поморщился и восхитился одновременно – это были не его методы, но он уважал их действенность. Симон судорожно затряс головой.
Получив руки обратно в свое распоряжение, Симон первым делом поднял их вверх, рядом с раскрасневшимся лицом, и несколько секунд держал их так, мечась взглядом от Найджела к Эмори. Потом медленно освободился от импровизированного кляпа, покашлял и просипел:
– Никакой магии, господа! – он снова поднял руки раскрытыми ладонями вперед. – Силой клянусь, никаких фокусов.
– Говори, кто тебя прислал! – гаркнул Найджел.
– Никто не присылал, силой клянусь, никто!
Эмори с интересом рассматривал магика, который выглядел так, будто готов расплакаться от страха. С одной стороны он казался малолетним преступником, пойманным на первой краже с поличным, с другой – его вполне можно было принять за зрелого мужчину, рослого и сформировавшегося, лет под сорок. В левом ухе сверкала серебряная серьга, одежда только на первый взгляд казалась невзрачной. Он явно не походил на окрестного простачка, который по чьему-то указу или собственной наивности стал бы за ними следить.
– Как вас зовут?
– Симоном.
– Мистер Симон, приятно познакомиться. Меня зовут Редкрест, а это – мистер Прескотт, – сказал Эмори, продолжая спокойно разглядывать Симона. – Как видите, я на вашей стороне, но проблема в том, что у мистера Прескотта очень короткое терпение. Почему бы вам как можно скорее не объяснить, как и зачем вы здесь оказались? Вы же понимаете, почему нас так смутило ваше внезапное появление, верно?
– Я здесь, потому что вам нужен магик, – ответил Симон. Он так и остался сидеть на полу, то и дело бросая вороватые взгляды на Найджела, хотя голос его приобрел в уверенности. – А я и есть магик. Все просто.
– Видите ли, мистер Симон, вам известно, что нам нужен магик, потому что вы подслушали наш разговор. Значит, кто-то или что-то заставило вас его подслушать? Или, может быть, вы выдающийся ясновидец, и узнали о наших потребностях раньше, чем мы сами?
– Нет, такого за мной не наблюдалось, – сказал Симон. – Но я способен на многое другое. Фактически на все.
Эмори улыбнулся, но только губами, во взгляде осталась прежнее прохладное любопытство.
– Мне казалось, ясновидение – один из азов магии. В алькенбругскую Академию, например, без экзамена на ясновидение вас не примут, а на какую-либо магически-ориентированную работу и подавно.
– Точно, – вставил Найджел.
– Почему же так получилось, – продолжал Эмори, – что магик, который способен фактически на все, не способен на ясновидение?
Симон прищурился, нервно пожевывая нижнюю губу. Будто пытался угадать, какой ответ Эмори больше понравится. Наконец, его лицо посерьезнело – Эмори снова заметил этот странный переход от физиономии молодого дурачка к лицу более опытному, осознанному. Он знал, что порой магия забирала у человека годы жизни – особенно у тех, кто практиковал ее день ото дня, у медиков, полицейских и инженеров; другим – могла и прибавлять, если магик поставит перед собой такую задачу. Но вот эта странная мимикрия, мгновенный перелив, то смывающий, то затачивающий черты лица, был ему совершенно незнаком.
– А потому, мистер Редкрест, – начал Симон, – что время, пространство и события в них – это бурлящий котел, подогреваемый тысячами человеческих намерений, желаний и поступков. То, что во всяких ваших академиях зовут ясновидением, не более чем мимолетный взгляд за угол. Да, вы можете там увидеть нечто новое, но скорее всего это нечто еще сто раз видоизменится к тому времени, когда вы сами завернете за этот угол и рассмотрите все собственными глазами…
– Ближе к делу, – Найджел прервал его ледяным тоном.
– Я только хочу сказать, что не использовал никакой магии, чтобы выведать ваши секреты. Я просто их знаю.
– Ну все, – выдохнул Найджел и наклонился к Симону. Резким движением сорвал с него шарф и стал закручивать его в тугой канат. – Привяжем его к каминной решетке, и убираемся отсюда.
– Нет! Стоп! – сорвался Симон. – Правду вам говорю, он мне сказал прийти сюда и ждать, а он все знает, все, всегда и про всех!
Найджел приостановился.
– Он?
– Кого вы имеете в виду, мистер Симон? – Эмори подобрался, готовясь и в то же время противясь тому, что могло прозвучать дальше.
– Я… не могу раскрывать его имени ни одной душе, живой или мертвой, – Симон заговорил быстро и негромко. – Хоть режьте меня, это закон. К тому же, вам его имя не пригодилось бы, технически его ни прочитать, ни произнести невозможно. Примерно как пытаться прочитать слово, составленное только из знаков препинания и математических символов. Оно доступно только контрактеру…
– Контракт? – переспросил Эмори. – Мистер Симон, отвечайте прямо и односложно. Вы заключили с кем-то контракт?
– Да, – выдавил из себя Симон, бледнея.
– С сущностью? – Найджел уставился на него круглыми глазами. – С чертом подколодным, как в сказках?
Симон кивнул.
– Но это невозможно! – лицо Найджела наполнялось диким восторгом, так же стремительно, как лицо Эмори – тревогой.
– И очень, крайне, категорически запрещено, – добавил он.
– Погодите, погодите, – Найджел теперь тоже присел рядом с Симоном. Вся его суровость сиюминутно испарилась, и он разглядывал магика как странную, но отвратительно притягательную зверушку. – Получается, ты говоришь, что этот твой ручной демон может нам помочь?
– Так и есть.
– Так пусть покажет себя, князь тьмы! Разберемся без посредников. Или мы сначала должны ему души завещать?
– Нет, это только я должен, – смущенно выговорил Симон. Посмотрел на обеспокоенное лицо Эмори, потом на расплывшегося в усмешке Найджела и понял, что они ни капли ему не верят. Это вывело его больше, чем физическое насилие, кляп и все остальные унижения, которые ему пришлось вытерпеть. – Знаете что… – пробормотал он, вставая на ноги и отряхиваясь. – Верьте, не верьте, дело ваше, но вот что я имею сказать. Если судьба решится по-вашему, то вас, мистер Редкрест, сдаст маргенская полиция прежде, чем вы доберетесь до своей магички. Вас посадят, но не надолго, а когда выпустят, вы об этом пожалеете еще сильнее. Мир станет для вас совсем другим. Он уже стал быстро меняться, не так ли? А вы, мистер Прескотт… вы сами отлично знаете, что с вами случится. Ваша жизнь идеально предсказуемая примерно с тех пор, как вам стукнуло четырнадцать, и вы сами сделали этот выбор. Не знаете, пожалуй, только одного. Такими темпами вы не дотянете и до тридцати. Магия точит вас по экспоненте; восемь лет позади, и примерно столько же вам осталось.
Симон взялся за ручку двери, но сделал небольшую паузу, прежде чем ее открыть. Найджел и Эмори оба смотрели на него в непроницаемом молчании.
– Узы рубят до новолуния, поэтому в запасе еще два дня. Если передумаете, мы вас найдем.
Закрыв за собой дверь, Симон бросился по коридору, метнулся вниз по лестнице, дальше – в морозный ветер, по занесенным улицам, шел быстро и целенаправленно, без единой мысли в голове, не оборачиваясь. Не чувствовал ни как промокли насквозь сапоги, ни как холод пробрался мокрой лапой под расстегнутый воротник, не заметил наступающих слишком быстро сумерек.
Только оказавшись дома и заперев за собой на все замки, видимые и невидимые, он прислонился спиной к дереву и громко выругался.
– Да уж, представление вышло, – язвительно сказал серый кот, выходя из тени между ногами Симона и стенкой.
– Молчи, дьявол. Трудно что ли было мне помочь, а?
– Нет, – ответил кот, удаляясь вглубь помещения, становясь на ходу больше и больше, расплываясь до размеров человеческой фигуры. – Но нужды не было. Не беспокойся, мальчик, ты справился.
В руках Найджел все еще держал шарф песочного цвета, тонкий и мягкий на ощупь.
День начал быстро сдавать, поэтому Эмори зажег свет и стал растапливать камин. Как бы срочно ему ни хотелось покинуть Ольфсгейт еще час назад, теперь стало ясно – им придется здесь задержаться по крайней мере еще на одну ночь.
