В отличие от прошлого раза, Найджел не дрогнул, не изменился в лице. Наоборот, сделался спокойным, в тон своей подруги.

– Нет.

Поджав губы, Дели пару раз медленно кивнула, потом поднялась и стала наматывать на себя шарф. Похлопав по карманам, она нашла в одном из них ключ и протянула его Найджелу:

– Второй этаж, последняя дверь справа. Комната оплачена на сегодня. Попросите хозяина нагреть воду, помыться вам точно не будет лишним. Долго не задерживайтесь… ну, ты и так знаешь, – она хмыкнула себе под нос. – Надеюсь, когда-нибудь ты мне все расскажешь.

– Когда-нибудь, – Найджел слабо, точно сквозь боль, улыбнулся.

После ухода Дели они еще долго сидели молча, думая каждый о своем. Хоть день только начинался, занявшаяся метель быстро облепляла окна снегом. Проникавший внутрь свет отливал все, к чему прикасался, в густой серый свинец, беспробудно тоскливый и тяжелый. В рамах и стенных щелях подвывал ветер. Последний посетитель рассчитался с хозяином у стойки и ушел.

– Знаешь, в следующий раз, когда мы ее встретим, она будет не на нашей стороне, – сказал Найджел, обращаясь куда-то в сторону.

Эмори собирался сдержаться, но не смог:

– Ты действительно ей ничего не рассказал? О себе, о том, что с тобой делали? О том, что делал Клейтон?

– Нет, конечно. Не мог, – Найджел откинул голову, прислонился к стене. – Мы попали к Сорокам почти одновременно, вместе тренировались. На разведывательные задания чаще всего кидают парами, она была моей, – Найджел неприятно скривил губы. – Сложно скрывать что-то от напарника-шпиона. Уже приходилось пару раз разбивать ей сердце, так что теперь у меня это хорошо получается.

***

В кабинете пахло стоячей водой, опилками, кроличьим пометом и резкой микстурой трав. На секунду Мону отбросило назад во времени, вспыхнул какой-то условный рефлекс, память завертелась хороводом теней: грязные клетки, разлитые чернила, дым сигарет. На рабочем столе трепещет что-то не вполне живое, не до конца мертвое. Ей интересно, она ступает на новую грань мира, а он – ее преданный проводник.

Ошин наскоро прикрыл то, над чем работал, погасил настольную лампу и включил верхний свет. Он был, несомненно, аккуратней: из шкафчиков не торчало лоскутов и записок, пол был тщательно подметен, и если бы не запах, то никто бы и не подумал, что здесь часто занимаются с подопытным зверьем.

Предложив Моне сесть на жесткий диван, Ошин сразу перешел к делу:

– Маршрут предсказуемый, за исключением последней ночи, – он расстелил перед ней карту города и стал показывать: – Вчера утром они въехали с запада, покружили сначала по окраинам, вышли к центру города и на несколько часов остановились здесь, – он поставил палец на прямоугольник, обозначающий дом на Мейер-плац. – Потом, ближе к вечеру, небольшое передвижение сюда, в бывший храм, а ночью – из храма, за черту города, до лесной полосы. Дальше – ни шага за все утро.

Мона скрестила руки на груди, следя за Ошином с дистанции, которую можно было одновременно счесть как за почтительную, так и за брезгливую.

– Что-то очевидно неверно в подсчетах. Не окоп же они себе в лесу вырыли, офицер?

– Маловероятно, – ответил Ошин, не теряя серьезности. – Но ошибки быть не может, если только Редкрест намеренно не выбросил маячок.

– У вас есть основания полагать, что он мог?

Ошин отвел волосы с лица, еще раз пристально всмотрелся в карту.

– Маячок выглядит как обычная безделушка, пустяковый медный амулет, который каждый второй покупает в магической лавке и вешает на шею. Я передал его вместе с запиской, и написал Редкресту, чтобы держал при себе, потому что только так я смогу быстро найти его в случае необходимости. Редкрест доверяет мне, но чует откровенную ложь, поэтому я сказал правду. У него нет повода от меня прятаться. Если только…

Плохое начало, подумала Мона.

– Дайте угадаю – если только не Найджел?

– Обыскал его? Рылся по карманам?

– С него станется, – Мона едва успела подавить улыбку.

– А потом незаметно унес маячок в лес? Бессмыслица какая-то. У него не может быть такой автономии после переноса петли… – Ошин осекся. От главного полицейского управления их отделяла всего одна стена, и никаких магических преград.

Мона лишь покачала головой. Она встала и оценила взглядом откинувшегося на стуле Ошина. Лицо задумчивое, но не замутненное.

– Работайте дальше, офицер. Чертите поисковые диаграммы, медитируйте с маятником, хоть по костям гадайте, но найти вы их должны по первому моему сигналу. Промахи исключаются.

– Да, мэм, – Ошин ответил машинально.

В голове у него перемалывались десятки вариантов и алгоритмы возможностей, глаза были широко раскрыты, сжатые мышцы челюсти выступили. Моне было знакомо это выражение и ей нравилось его наблюдать – оно предвещало успех любой ценой.

========== 9. ==========

Выйдя за порог трактира, Симон сразу же изрядно наглотался метущего снега, но остановиться и не подумал. Наперекор ветру он побежал через дорогу, пару раз поскользнулся в обледеневшей снежной каше, и зашел в грязный тупичок между двух домов. Он отошел в самую глубь, хотя людей этим утром на улицах не было – все отсыпались после ночного бдения. Указательным и средним пальцами правой руки он наскоро стал чертить вызывательный круг, целясь на полметра перед собой и нашептывая одному ему понятную вязь звуков; на снегу потихоньку образовывалась проталина, крючковатая и унылая, как детский рисунок пальцем на запотевшем стекле.

Симон выплюнул последние слова формулы и, когда над кругом завертелся теневой сгусток, опустил руку.

За пару секунд, что пришлось ждать, в голове у него промчалось много мыслей. Прав был чертяга, пинками вытолкавший его на мороз и заставивший плестись на окраину города, прав впервые за столько времени. Симон уже и не помнил, когда в последний раз тот подбрасывал ему что-нибудь стоящее. Сама идея перебраться в Ольфсгейт, казавшаяся пару месяцев назад просто отличной, а на деле обернувшаяся полным фиаско, принадлежала именно ему. Хотя и до Симона доходили слухи, что для отлученных магиков места лучше не найти во всей Бриелии, все-таки для настоящих отщепенцев и попирателей закона, вроде него, особой разницы не было, в тенях какого города и королевства существовать. Мало кто был готов вести с Симоном дела, а те, кто действительно смог бы отважиться, обитали скорее в больших городах и обладали весомым положением в обществе, способным защитить их репутацию в случае чего.

Но каждый раз, когда Симон выкладывал ему эти аргументы, тот заводил свою философскую шарманку о чем-то вроде квинтэссенциального стечения обстоятельств, и что он может отвечать только за правильное место, а правильное время – это их, смертных, забота, и что терпение – высшая добродетель. А потом ржал, как ошпаренный.

Так и вышло, что попав в Ольфсгейт Симон перебивался грошовой работой, в основном притворяясь самородком-неучем, который только и горазд, что грунтовые воды искать да цветочки выращивать. Тут собьет лихорадку, там заговорит дом против пожара – велика заслуга. Он-то надеялся здесь найти тайную ложу магиков-ренегатов, и конечно же вступить в нее, это как минимум, а дальше использовать свои проклятые способности в полную силу, делать одолжения баронам, потом князьям, а там и до королей рукой подать. Такая у него была мечта – обосноваться серым кардиналом, со всеми соответствующими благами и привилегиями, при каком-нибудь титулованном засранце, которому даже совсем не обязательно знать, что все его недюжее магическое мастерство было результатом не столько многолетней учебы, сколько одного любопытного, смертельно запрещенного пакта…

Черная сфера, парящая над вызывательным кругом, чуть расширилась, треснула, как миниатюрная молния, запульсировала, расплющилась, и наконец из нее выпал и мягко шлепнулся на землю серый кот.

Симон присел на корточки и нетерпеливо помахал рукой:

– Ну же, отследил девку?

Кот медленно помотал головой и сказал: