Эмори скривил губы:
– Чего же мы ждем, агент Шо? Вот он я перед вами. Наверняка и награда по мою голову будет щедрой. Или вас еще что-то смущает? Возможно, останавливает положение вашего друга, или может его специфические способно…
В ногу Эмори влетел твердый мысок сапога, так что тупая боль оборвала его вопрос на полуслове. Найджел как ни в чем не бывало внимательно разглядывал унылый пейзаж в окне, аккурат поверх головы Эмори.
Дели чуть сузила глаза, помолчала. В ее взгляде заваривалось что-то сложное, что-то не до конца разрешенное для нее самой.
– Офицер, у вас есть друзья?
– Что это, атака личного характера? Ну же, агент, я такого не ожидал. Дальше спросите, не живу ли я до сих пор с родителями, и не задираю ли юбки незнакомым девицам?
Дели тихо и утомленно посмеялась. Достаточно долго, чтобы стало понятно, что ей вовсе не смешно.
– Два дня назад у меня о вас сложилось совсем иное впечатление, офицер, – сказала она. – Оказывается, я ни черта не разбираюсь в людях. Или это пагубное влияние Прескотта? Поверьте, он порой имеет такой эффект даже в самых благородных кругах. Стоит какой-нибудь самой любезной не-вздохни-не-тронь графине провести с ним приватно пару часов, потом только и слышно: “И вам де что с того?” и “А не засунуть бы вам сами знаете что сами знаете куда?”
Найджел приподнял брови и сжал губы, мол, что поделать.
Было бы чудно свалить все на него, думалось Эмори. Все свои просчеты заодно с нависшей опасностью. Возможно, так бы он и сделал, и роль Найджела действительно была немаловажной, но правда была в том, что этой монетке, подброшенной в воздух почти тридцать лет назад, так или иначе было суждено упасть. Эмори всерьез рассчитывал на то, что за стенами тактичности и сдержанности он сможет провести всю жизнь. Он ошибся.
Что же касалось Найджела, суждение Эмори никак не могло остановиться на чем-то определенном. Как будто он пытался поймать рыбу, в бочке с темной водой, голыми руками – сама попытка обрекала на неудачу.
Был Найджел, острый и ледяной, как спрятанный за спину кинжал. Сейчас он скрестил руки перед собой, расслабленно, уверенно, белые пальцы подергивались в такт мыслям. И как бы насильно Эмори ни заставлял себя осознать, что эти же руки резали, рвали и душили, делали это много раз и делали это мастерски, – это не казалось ему правдой. Найджел как будто умел врать всем телом. Эмори верил ему беспрекословно, пока видел, но как только оставался наедине с собой хоть на минуту, морок рассеивался и он снова знал, ясно как день, что Найджел никогда не был и ни в каком сценарии не может быть на его стороне. В лучшем случае – невольная, но лояльная пешка в чужих руках; в худшем – первая скрипка, на звук которой он заходит все глубже в чащу.
Не потому ли появлялся другой Найджел? Обжигающий, как в ту ночь. Или покорный, как вчера, ищущий близости, не отпускавший.
Хотя сложись все иначе, ему и самому не захотелось бы его отпускать.
Эмори думалось: что было бы, если б они встретились волей более доброй судьбы? Например, на задании, приставленные к общему делу, как когда-то он встретил Ошина. Длинные вечера за бумажной работой, осторожное доверие, перерастающее в интуитивную связь двух работающих в унисон умов. Затем – случайный замешкавшийся взгляд, пара провокационных шуток, и чей-то неизбежный первый шаг. Эмори сделал бы его; хватало взгляда на Найджела, чтобы у Эмори не оставалось в этом сомнений. А что бы сделал Найджел?
Тут бархатистая фантазия крошилась в мелкий пепел. Кое-что наконец открылось Эмори, такое очевидное в ретроспективе.
Личная жизнь любой Сороки, пожалуй, полна нюансов и подводных камней, обходить которые в конце концов проще, если этой личной жизни вообще нет. Но ведь Найджел не только жил с тайнами, он сам был чьим-то темным и очень опасным секретом. Вереница операций, роспись новых шрамов каждый месяц, которые хоть и несложно скрыть, но будь они замечены – невозможно объяснить. Поводок, укорачивающийся с каждым годом. Наверняка ему было запрещено приказом сближаться с кем-либо, если эта близость могла хоть как-то скомпрометировать ход эксперимента. Что могло случиться в противном случае, Эмори примерно представлял: устранение тех, кому стала известна тайна, любыми способами.
Смерть Аматоре, а теперь и смерть Клейтона, какими бы извращенными и бесчеловечными их отношения ни были до того, оставили Найджела подвешенным в пустоте. Если бы не Эмори.
Он посмотрел на Делиссу с каким-то новонайденным отвратительным трепетом: она не знала. Она и Найджел были близки как семья, выбранная собственноручно, но и тут Найджел балансировал на тонкой грани, так, что даже она ни о чем не догадывалась.
– Простите, Шо, – Эмори прервал затянувшуюся паузу. – Усталость и непривычная обстановка делают меня нервным. Почему вы заговорили о друзьях?
Дели ответила не сразу.
– Вчера я спросила офицера Ошина, где мне вас искать. Офицер Ошин отправил меня в Эрденборг.
Найджел нахмурился:
– Хочешь сказать, что ты заранее не прочитала записку?
– Конечно прочитала. Но думала, он даст мне какую-то зацепку, Ольфсгейт ведь не деревня в три дома. Так или иначе, мне это не понравилось, особенно если прибавить поведение твоей сестры.
– И что же она сделала на этот раз?
– В том-то и дело – ничего. Молчала как рыба, пока Ван Хертен инкриминировал Эмори убийство. Я решила понаблюдать за ними, пока не пойму, в какую сторону ветер дует. Думала, упущу целый день, но они мне сэкономили массу времени. Они встретились.
– Ошин и Мона? – Найджел навис над Дели, будто не мог толком понять сказанного, пока не рассмотрел ее вплотную. – Ну конечно… О, просто прекрасно…
Эмори почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Дальше он слушать не хотел.
– Разговор я не разобрала – они были за глухим барьером. Но если навскидку, то их связывает какая-то сделка, – она снова подняла глаза на Эмори: – Судя по всему, ее исход хуже всего отразится именно на вас, офицер. Напомню, что имя Найджела до сих пор даже близко не прозвучало в связи с делом Клейтона. Когда сюда заявится какой-нибудь констебль из вашего же, офицер, департамента, – а это произойдет скорее раньше, чем позже, – на вас наденут наручники, а Найджел так и останется ни при чем.
Не выдержав, Найджел треснул по толстой столешнице, так что пробравшийся под стол кот пулей вылетел в противоположную часть зала и скрылся за кухонной дверью.
– Не смеши, Дели! Я тут буду как раз таки очень даже при чем, зная мою сестру. Думаешь, Редкреста найдут какие-нибудь находчивые идиоты из ближайшего села, или невероятно догадливые полицейские из столицы? Мона пошлет сюда своих людей. Может, этого самого магика и пошлет, дьявол его дери. А они напишут в рапорте, что она надиктует. – Найджел завелся, бурно жестикулируя и выписывая перед собой невидимый документ: – Что-то вроде: “В результате независимого расследования агент Прескотт единолично задержал особо опасного преступника, бежавшего от полиции Алькенбруга…” или: “Агент Прескотт вызвался сопровождать нашу команду, способствовал быстрой поимке и оперативному обезвреживанию подозреваемого в убийстве…”
– И тебя это не радует? – Дели скептически на него посмотрела.
– Я в восторге! – прикрикнул Найджел. – Просто в экстазе бьюсь от мысли, что Мона сначала использует меня в своих подковерных играх, а потом до конца жизни будет напоминать, как устроила мне повышение по службе ценой казни невиновного человека!
Эмори негромко кашлянул:
– Мне кажется, мы топчемся на месте.
– Куда же по-вашему нам следует двигаться?
– Вам – подальше отсюда, агент, – сказал Эмори. – При всем уважении.
Дели вопросительно посмотрела на Найджела.
– Не люблю повторяться, Найджел, – она сухо заговорила, – но твой друг офицер причастен – не виновен, но причастен – к убийству нашего начальника. Ты оказался здесь, потому что твоя сестра что-то вам пообещала. Она соврала, и теперь водит дружбу с тем, кто в действительности убил Клейтона. Тебе здесь больше нечего делать, это дело чести и здравого смысла. Едем сейчас и едем прямо к королю. Может, еще удастся что-то спасти.
