Когда Найджел кончил говорить, Кришхен уже громко посапывал, свернувшись под покрывалом на лавке.

– И чем же сказка кончается? – спросил Эмори, жестко и прямо глядя на Найджела.

– Еще не знаю, – ответил Найджел, выдержав взгляд.

Коралловый дом был по-прежнему вымерзшим и темным, но еще днем Найджел обнаружил приличный запас дров в одной из кладовых, невесть сколько там пролежавший, и теперь ловко разводил огонь в камине одной из спален. Вряд ли кто обратит внимание на одну лишнюю дымящую трубу в ночь, когда вся главная площадь чадит от десятков костров.

Эмори стоял рядом, облокотившись на каминную полку, и с нарочитым интересом наблюдал за процессом. Когда Найджел наконец выпрямился, Эмори нарушил тишину:

– И как долго ты знал? Насколько глупо я должен чувствовать себя сейчас, просто для сведения? Может, я в самом начале был в разработке и все это, – он обвел рукой широкий круг в пустоте, – огромная шарада, в которую кто-то из твоих начальников затеял поиграть? Отвечай честно.

– Я догадывался с тех пор, как мы встретились, но не знал вплоть до последнего момента. Это правда.

Эмори невольно сжал кулак, но не сменил позы.

– Продолжай.

– Я знал, что где-то в Алькенбруге, среди знати, живет сын имперского наместника, которого младенцем бросили в Ольфсгейте, когда имперские силы бежали на восток. Это знают все, кто хоть что-то из себя представляет при дворе или в министерстве, и уж точно это известно Сорокам. Политически деликатная информация, если угодно, настолько деликатная, что личность не разглашается. Хотя возраст вычислить не сложно. Для меня это было чем-то вроде легенды. Но вот в чем проблема – я знаю вашего названного отца-парламентария. С какой же радости Редкрест-младший живет один, без прислуги, в съемной дыре? Хороший вопрос. Вот еще один – почему вы потащили меня к моей сестре, офицер, почему согласились укрывать преступника? По доброте душевной? Крайне не присущий полицейскому поступок, – Найджел сделал паузу. – Страх. В каждом шаге – страх.

– Что бы ты ни говорил, Прескотт, – голос у Эмори осип, – раз ты знаешь, кто я такой, все это может статься длинной, извилистой уловкой. Почем мне знать, что вы специально не разыграли драму с убийством Клейтона, чтобы повесить на меня то, с чем сами не смогли разобраться? И тебя мне на шею повесили, чтобы я не сбежал раньше времени? Не существует же никакого магического рабства, а, Прескотт? Вот же чушь собачья. Или может все еще раньше началось, может и убивали вы специально, чтобы привлечь мое внимание, а потом улучить момент и…

Найджел подошел ближе и заглянул в опущенное лицо Эмори.

– Это называется паранойя, офицер, – сказал он. – Я обещаю, что все, что здесь происходит – по-настоящему. Но, – продолжил со вздохом, – не могу обещать, что моя сестра прямо сейчас не точит на вас какой-нибудь особо замысловатый нож. Что касается, как вы это назвали – магического рабства, то все реальнее, чем мне хотелось бы, уж поверьте.

– Поверьте… – эхом отозвался Эмори, отворачиваясь. Затем резко повернулся обратно, с нездоровым проблеском в глазах. – Сделаем так: опускай руку в огонь, тогда поверю.

Найджел сделал шаг назад, присел на одно колено и сунул правую ладонь в разгоревшийся камин. Он продолжал смотреть на Эмори с выражением легкого удивления, глаза застлала знакомая поволока.

Прошло десять секунд. На покрасневшей коже ярко выступили белые полоски шрамов, рукав рубашки потихоньку занялся и подгорел почти до локтя. Эмори сильно стиснул челюсти.

– Не больно?

– Нет, – ровно сказал Найджел. – Больно будет потом.

Эмори отсчитал еще десять секунд. Желудок скрутило, и отнюдь не из-за запаха паленой плоти.

– Стоп, хватит.

Найджел выдернул руку. За полмгновения на его лице отразилась вся палитра эмоций, но тут же ее смыло немой гримасой боли. Эмори присел рядом и постарался как можно быстрее прихлопнуть языки пламени, подбиравшиеся от плеча к волосам. Найджел придерживал обожженную ладонь левой рукой, сгорбившись над ней, как над сокровищем. По его плечам прошлась мелкая дрожь, потом снова. Он смеялся.

– Хорошо, что я левша, – прохрипел он, не поднимая лица.

– Хорошо, что я не сказал тебе прыгнуть с крыши, – промычал Эмори, закрыв лицо руками.

Они долго сидели бок о бок, опершись спинами на изножье кровати, пока камин не начал тускнеть. Найджел приподнялся, подложил пару поленьев, и вернулся на прежнее место.

– “Извини меня, Найджел”, – пробубнил он низким голосом. И ответил сам себе: – “Без обид, офицер”.

Эмори медленно и задумчиво посмотрел на него.

– Знаешь, что бы я сделал на твоем месте, Прескотт? Убил бы меня, причем давно. Мы оба оказались в паршивой ситуации, только вот ты можешь бежать, куда хочешь, и стать, кем хочешь. Ты полжизни этому учился.

– А вы?

– А у меня есть только моя любимая работа и паршивая жизнь, которые вряд ли удастся получить обратно.

– Не убегу, – сказал Найджел и дернул плечами. – Во-первых, потому что без наказа не могу отойти от вас дальше, чем на сто метров. Я проверил, пока вы спали сегодня днем.

Эмори кивнул, будто ничему уже не мог удивляться.

– А во-вторых?

– Во-вторых… смотрите-ка, – сказал Найджел, вертя перед собой правую ладонь. Та уже почти побледнела. Он пошевелил пальцами. – Вот и все. Зажило.

Поддерживая подбородок рукой, Эмори спокойно ждал продолжения.

– Во-вторых, – Найджел неторопливо отодвинул руки Эмори, опускаясь, пока не улегся головой к нему на колени, – мне и здесь хорошо.

Ну не спать же, подумал Эмори, в кровати, как нормальный человек. Все нормальное осталось уже достаточно далеко позади. Он смог заставить Найджела поджечься, глазом не моргнув, но отодвинуться теперь почему-то не мог. Возможно, второе обстоятельство каким-то образом вытекало из первого.

– При одном условии. Больше никаких “офицеров”.

– Так точно, Эмори.

Найджел приподнял руку, будто хотел добавить что-то еще, но сон настиг его раньше.

========== 8. ==========

– У меня две новости, – сказала наконец Дели, досуха опустошив кувшин с водой. – Плохая и плохая.

Они сидели в трактире, почти пустом в такую рань, стоявшем при постоялом дворе на юго-западной окраине Ольфсгейта. Несмотря на заплеванный пол и одного особенно вонючего серого кота, по-хозяйски расхаживающего мимо, трактир не вызывал отрицательных впечатлений. Наоборот – привлекал своей неряшливой обыденностью. Можно было вообразить, что к вечеру здесь соберется весь пестрый ассортимент постояльцев, заезжих купцов и подозрительных путников, а вместе с ними местные любители пива и копченых колбасок. Но воображение это было обманчиво – вероятнее всего, зал останется пуст весь день и ночь напролет, как и карманы хозяина, который уже давно и смиренно ждет дня, когда придется в последний раз запереть все двери и ставни, чтобы отправиться к центру города, на работы в поле, а то и на все четыре стороны.

Дели нашла их затемно. Как нашла – не сказала; Найджелу не нужно было объяснять, а Эмори не стал спрашивать. Про себя заключил, что дело должно быть наполовину в том, что Дели знала, так сказать, образ действия Найджела, и наполовину в последовательной настойчивости.

В синих потемках она выглядела не лучше их, с запавшими глазами и грязными разводами на

пальто. Она разбила не одно окно и залезла не в один подвал, прежде чем найти их, это по крайней мере было ясно.

– Новость первая: вы в розыске…

– Вот уж новость так новость, – с притворным удивлением вставил Найджел. Он соскреб остатки яичницы, звякнул столовыми приборами по тарелке и все вместе отодвинул от себя.

– Дай договорить, Прескотт. Вы в розыске, который инициировал и спонсировал король.

– Сорен… – выдохнул Найджел.

– Мать его Ван Хертен, – без эмоций закончил Эмори, и принялся кончиком ножа что-то сосредоточенно выскабливал на столе.

– Официальная версия состоит в том, что вы, офицер, – Дели чуть склонила голову в сторону сидящего напротив Эмори, – отдали приказ убить советника Клейтона. Что у вас на то имелся мотив, и что во имя защиты короны и приближенных к ней вас требуется немедленно поймать, допросить, ну а дальше догадаетесь сами.