— Посмотри на меня, — сказал он.

Ньют с неохотой повернул голову, воззрился в ответ. Он сидел у самого костра, и отсветы красиво ложились на его лицо, делая светлой одну половину и затеняя другую. Лицо Ньюта в этот миг было словно вырезано из камня — таким острым, чётко очерченным оно казалось.

Геллерт протянул руку, но Ньют ушёл от прикосновения, отсел подальше и отвернулся. Авгурий, уже успевший возвратиться, прошёл между ними и стал клевать насекомых, став дополнительной преградой, а вскоре подошёл и волк, лёг за спиной. Звери охраняли Ньюта.

Геллерт улыбнулся, тоже обращая взгляд к костру. Без особого удивления он осознал, что уже не может воспринимать Ньюта как однозначного врага.

primscela [2]

Несколько лет назад

— Я немного занят, Тесей, — сказал Ньют с досадой. — Это срочно?

Он как раз занимался слюной фестралов, смешивая её с другими магическими составляющими и наблюдая за результатом. Отчего-то волос единорога слюна растворила целиком и за считаные мгновения, и Ньют озадаченно рассматривал полученный эффект, почесывая затылок.

— Срочно.

Что-то в голосе Тесея заставило напрячься, и Ньют поднял голову. Брат сел рядом верхом на стул, повернув его спинкой к себе, и Ньют вздохнул.

— Ладно. Выкладывай, что там у тебя.

Он накрыл стеклянным колпаком плоды экспериментов и обратил лицо к Тесею. Тот помялся, будто не знал, с чего бы ему начать.

— Давно вообще-то стоило тебе рассказать. Обычно в семье все узнавали лет в четырнадцать, ну я чуть позже, ладно. Теперь моя очередь, но я совсем забыл и лучше расскажу сейчас, пока у меня снова из головы это всё не вылетело.

— Мерлин, о чём ты?

Ньют подался вперёд в недоумении, дотянулся ладонями до коленей Тесея и похлопал по ним.

— Не замолкай, продолжай, ну.

Тесей отсутствующе покивал и потеребил пуговицы на манжетах рубашки.

— Есть некие… запреты, — медленно начал он. — Они передаются в семье из поколения в поколение уже очень давно, никто не знает, как долго. Что эти запреты значат, тоже никому не известно. Похоже, они будут иметь значение для кого-то из членов семьи в конкретный жизненный период, а до тех пор они продолжают соблюдаться.

Он с улыбкой дотронулся до переносицы Ньюта, разглаживая морщинку.

— Не принимай это так серьёзно, просто семейные легенды. Бабушка рассказала матери, та — мне, и теперь мой долг как старшего брата поведать их тебе.

Тесей взмахнул палочкой, и потрёпанное перо на столе Ньюта замерло в ожидании, покачиваясь на обрывке пергамента.

— Тебе придётся заучить запреты наизусть, но это несложно, их всего пять. Запрет первый, — начал Тесей, и перо понеслось по пергаменту, брызгая чернилами, — ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя обходить Тару слева направо.

Ньют поднял брови.

— Это что ещё за «Разрушение Дома Да Дерга»? Ты мне опять ирландские легенды пересказываешь? У короля Конайре был такой же гейс.

— Не такой же, а справа налево… не важно. Второй запрет: не входить в волчий дом, волком охраняемый.

Ньют нахмурился, но промолчал.

— Третий: с феями не заводи вражду, ибо они братья и сёстры наши, так же под землю изгнанные.

— Под землю?.. Ну предположим.

— Четвёртый: не гляди смерти в глаза.

Ньют в замешательстве не сразу смог что-то сказать.

— …В переносном смысле? — наконец промолвил он. — Или?..

— Даже не представляю. И пятый запрет, последний: не возлежи с германцем, который враг суть. — Тесей развёл руками, скорчив смешную гримасу, а перо записало его слова, поставило точку и легло рядом с пергаментом.

Ньют потёр лоб.

— Последний совсем причудливый. Но Тесей, — он понизил голос, — что ты всё отрицаешь, это же и правда гейсы.

Брат натянуто рассмеялся.

— Да ну, какие гейсы, — ответил он неубедительно.

— Такие. Как у Кухулина или Конайре Великого. Мерлин, да первый запрет почти как у Конайре! Кому из наших предков и за какие дары так повезло…

— Ладно. — Тесей хлопнул по столу. — Я скажу, но предупреждаю сразу: считаю это пустыми фантазиями. Так вот: мать говорила, что всё не просто так, а потому, что мы родом из племён богини Дану. Как тебе? Надеюсь, верить в это ты не станешь.

Ньют помолчал и куснул ноготь на пальце.

— Мама во многое верит, — произнёс он с сомнением. — В странные вещи.

— Именно.

Ньют повернулся обратно к своему рабочему столу, снял стеклянный колпак.

— Спасибо, что поделился, — сказал отстранённо. — Можешь теперь выйти, я хочу подумать?

— Да пожалуйста.

Тесей встал, и его рука легла на макушку Ньюта, взлохмачивая волосы.

— Ты из нас больше пошёл в мать, — произнёс он, — но не теряй связей с реальностью. Наша реальность — это грядущая война, а не ирландские предания. Если бы мы были богами, мы бы могли остановить её.

— Ещё не поздно, верно же? — Ньют запрокинул голову, чтобы видеть брата. Один угол губ Тесея приподнялся в подобии невесёлой ухмылки.

— Я пойду на фронт, чтобы воевать как человек, а не герой из легенд.

— Ты можешь неожиданно для самого себя стать героем.

Тесей промолчал, лишь сжал плечо и удалился из комнаты, тихо прикрыв дверь. Ньют потянулся было снова к пинцету и лупе, но взяв, тут же отложил обратно и в задумчивости откинулся на спинку стула.

Часть II

Ньют проснулся и огляделся. Гриндевальд ещё спал рядом прямо на земле — то ли он был непривередливым, то ли не хотел засыпать крепко и был готов пробудиться от любого необычного звука. Ньют, по крайней мере, поступил бы именно так, будь он в его ситуации. Потому он поднялся очень тихо, двигался так бесшумно, как мог, но сигнальные заклинания, разумеется, сработали.

— Куда? — донеслось снизу.

— Догадайтесь, — проворчал Ньют и пошёл к дубу, стоявшему чуть в отдалении; волк увязался следом. Можно было бы ближе, но Ньют ощущал неловкость: ему постоянно казалось, что Гриндевальд следит за ним, и ощущение было не из приятных.

Оказавшись вплотную к дереву и проводив взглядом ушедшего в сторону зверя, он поднял глаза и увидел омелу: она окутывала своими мелкими листьями толстую ветку, и ягоды белели мелкими бусинами. Ньют поспешно отошёл от дуба, поклонился ему.

— Услышь меня, богиня, — сказал он. — Я не знаю, что делать.

Но дерево молчало, даже ветер не колыхал его ветвей; наверное, омела не всегда была знаком избранности богами. Но Ньют очень, очень хотел услышать Дану: ему казалось, что он бредёт в кромешной темноте.

Он выждал ещё немного и отвернулся. И больше не оборачивался.

Когда Ньют лёг обратно, Гриндевальд приоткрыл свой жутковатый голубой глаз и резко протянул к нему ладонь, словно глаз вдруг прострелило болью.

— Могу помочь, — произнёс Ньют без особого энтузиазма. — С глазом.

Гриндевальд, похоже, заинтересовался. Он привстал, развернулся так, чтобы видеть Ньюта.

— И каким же образом?

Ньют пожал плечами. Всё, что у него было — это поверья и приметы, но до тех пор они оправдывали себя.

— Дайте хоть попробую.

Гриндевальд лёг обратно.

— Согласись, — начал он, закрывая глаза, — разве не выглядел бы я глупцом, принимая помощь от заведомого врага? До этого ты вполне мог пытаться завоевать моё доверие.

Ньют потерял терпение.

— Селаго, — сказал он, — трава такая. Собирается правой рукой с соблюдением многих обрядов. Дым её помогает при всех болезнях глаз. Но не хотите — как хотите.

Гриндевальда, судя по выражению лица, позабавила его вспышка, но он никак не отреагировал, и Ньют вскоре провалился в сон.

И приснилась ему богиня — впервые в жизни.

Ньют заслонил руками лицо, зажмурился: от Дану исходило белое сияние, над головой её словно вздымалось пламя. Она была как дневное солнце — невозможно было смотреть, не щурясь. Девять коней, впряжённых в её колесницу, храпели и били копытами. Копыта тоже высекали искры о камни, и от искр загоралась вокруг сухая трава. Ньют огляделся — и увидел дуб, к которому пытался возносить молитвы.