Гриндевальд хмыкнул: он уважал соблюдение древних традиций. Против воли он отметил в себе поднявшуюся волну расположения к семье Скамандеров.

— А что же вы тут делаете, мистер Гриндевальд?

— Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы.

Скамандер пожал плечами.

— Мне кажется, мы сейчас в равном положении. Ваша магия ведь тоже не работает? — с вызовом спросил он.

А вот теперь Скамандер снова раздражал.

— Сейчас проверим, — ответил Геллерт и, взмахнув палочкой, отбросил паршивца магией; тот упал. — Ну как?

Скамандер промолчал, поднимаясь. Смирился наконец-то и позволил толкнуть себя вперёд, к долине — туда, где взмывались всё выше костры и где вдалеке виднелась роща, совсем чёрная в этих густых сумерках.

Некоторое время они осторожно спускались вниз. Треск костров становился громче, высокая трава, уже давно жёлтая, шуршала и ломалась под ногами. Скамандер шёл первым, и Геллерт держал его на прицеле, продолжая размышлять. Ирландские предания и обычаи он уже помнил слабо, книга заклинаний подвернулась ему почти случайно, грех было не опробовать. Геллерту в одиночку, скорее всего, долго бы пришлось ходить вокруг Тары, но тут удачно подвернулся ирландский маг из семьи, соблюдающей древние традиции.

Или не случайно?..

Они достигли первого костра. Скамандер приблизился так, что высокие языки пламени едва не касались его лица. Он принюхался, тронул носком ботинка длинную, обгоревшую с одного конца ветку.

— Рябиновый, — пробормотал едва слышно. И вдруг разогнался и прыгнул — прямо в огонь, упав с другой стороны.

Геллерт, пожалуй, даже удивился.

— Жить надоело? — мягко поинтересовался он, обойдя костёр. Скамандер поднял голову — он был абсолютно цел, даже волосы не обгорели.

— Вам тоже надо, — сказал он уверенно. — Потому что это рябиновый костёр. И к тому же первый в долине.

Скамандер говорил какую-то тарабарщину, наверняка издевался.

Геллерт схватил его за воротник рубашки, приподнял с земли. На лице напротив не было страха, и пальцы упрямо пытались ослабить хватку.

— Поясни! — рявкнул Геллерт, отшвыривая от себя. Скамандер упал на спину и перевёл дыхание.

— Через первый костёр надо прыгать, особенно рябиновый. Потому что по нему предсказывают будущее.

— Я и сам умею видеть будущее.

— Да вы что, — был равнодушный ответ. — Вам это, похоже, пока не помогало.

Щенок начал показывать зубы, и это, пожалуй, лучше, чем затаённая агрессия. Геллерт хмыкнул, приходя в более благожелательное расположение духа, и сел рядом.

— Напомни своё имя, — сказал он.

Надоело мысленно звать паршивца Скамандером, по ассоциации сразу же вспоминался и второй брат, ещё более раздражающий.

— Ньют.

— Это имя ребёнка, а не взрослого мага.

— Меня устраивает.

Ответил холодно, и взгляд сразу стал неприятным. Геллерт задумался.

— Так звала мать? Или, возможно, брат? Хотя я слышал, что вы не очень близки.

— Прощупываете мои больные точки?

Геллерт махнул рукой.

— Твои больные точки — это звери, впервые вижу человека, который ценит животных больше, чем людей. Ты наверняка бы и брата обменял на единорога. Кстати, куда чемодан делся?

Ньют поднял брови.

— Вы думаете, я отвечу?

— Сейчас, может, и нет, но для меня пока твой ответ и не важен. А вот если понадобится…

Он многозначительно улыбнулся, но Ньют отреагировал полным безразличием. Что-то занимало его, и это был не Геллерт; языки костра отражались в глазах паршивца, и моргал он очень редко — словно лишь в те моменты, когда вспоминал об этом.

— Я ищу копьё Луга, — сказал Геллерт, и Ньют вздрогнул, а после медленно кивнул — значит, догадывался. — И ты мне поможешь его найти.

— Как будто у меня есть выбор. — Ньют горько усмехнулся, поднялся с травы первый. — Вы не знаете Тару, не знаете легенд и попали сюда лишь по счастливой случайности, мистер Гриндевальд, верно? И благодаря этой же случайности вам снова повезло — вы нашли меня. Но полоса везений может закончиться.

— Не волнуйся, — ласково сказал Геллерт, поднимаясь следом. — Я буду за тобой приглядывать внимательнее, чем ты за своим зверьём. Хочешь вернуться домой к брату и мамочке? Тогда помоги мне. Веди вперёд и помалкивай.

Они шли меж костров в жутковатой тишине, пахнущей горящим деревом и влажным осенним воздухом. Ветки трещали в огне, как поленья в камине, но в этом звуке не было уюта, он казался угрожающим. Тара присматривалась к незваным пришельцам, и даже в высокой траве, норовившей спутать ноги, в недобром молчании долины, в тяжёлом, насыщенном магией воздухе, не дававшем колдовать — во всём чувствовалось её глухое неодобрение. Геллерт понимал, что сейчас за ним пристально и скрытно наблюдают сотни глаз. Самайн — это время, когда волшебные создания выходят наружу, за пределы своих спрятанных от людских глаз чертогов, и эти создания теперь сделают всё, чтобы помешать Геллерту добыть копьё.

Он скрипнул зубами. Зря поддался любопытству, надо было изучить старые книги, вспомнить выписки, которые они с Альбусом делали много лет назад. Любой мелкий промах может иметь серьёзные последствия, и гадать, какие именно, не хотелось. Судя по легендам, древние волшебные создания вроде фей были весьма изобретательны в способах издевательств над людьми. Чего стоят многочисленные истории о том, как феи забирали людей в свою страну и возвращали спустя века, а незадачливые гости медленно осознавали, что родной дом уже не принадлежит им, их дети давно мертвы, и жизнь уже не стоит того, чтобы её продолжать.

Что-то ещё тревожило Геллерта, словно кончиком пера щекотало в подсознании, но никак не шло на ум. Тут Ньют отвлёк его от размышлений, обернувшись.

— Зачем вам копьё? — спросил он прямо.

— Артефакт, всегда дарующий победу своему обладателю? — Геллерт оставил вопрос повисшим в воздухе, а потом коротко рассмеялся. — По мне, так понятнее некуда.

— Мифы довольно буквальны. — Тон Скамандера был неприятно терпеливым, словно он разъяснял очевидное ребёнку. — Луг разил копьём своих врагов в самых что ни на есть настоящих сражениях. Зачем такой артефакт вам, магу?

— Изучить, исследовать лежащие на нём чары и, возможно, переделать во что-то более практичное. Кинжал из наконечника, палочка из древка…

Ньюта передёрнуло, и именно такой реакции Геллерт и добивался.

Наконец, спустя полпути к слабо различимой в темноте возвышенности, он понял, что его смущало: Ньют шёл впереди неохотно, но уверенно, будто в точности знал дорогу. Это было странно.

— Ты никогда не был в Таре, — сказал Геллерт.

— Да.

— Но ты знаешь, куда идти.

Ньют остановился, обернулся и на его лице отобразилось слабое удивление — оно прошло рябью, смывая уверенность. Ньют снова посмотрел на невидимую тропу, по которой шёл, уже с отчётливым недоумением, потом пожал плечами.

— Наверное, нас ведут. Меня.

Геллерт подтолкнул его, заставляя возобновить шаг.

— Тогда будем надеяться, что тебя ведут не феи.

*

Тот самый холм Геллерт заметил ещё до того, как Ньют показал ему. Перепутать было нельзя. С каждым шагом магия, которая была здесь задолго до появления людей-волшебников, обволакивала почти осязаемо, искрила на кончиках пальцев, которыми Геллерт держал палочку. Воздух вокруг словно загустел, но Ньют шёл вперёд, как волнорез, не испытывая никаких видимых трудностей. Пока в какой-то миг не встал столбом, глядя то вправо, то влево от холма. Эти два пути были абсолютно разными, что не нравилось Геллерту, потому что…

— Привал, — сказал Ньют, отходя в сторону и садясь на землю, под раскидистый ясень. — Я не знаю, что делать. — Он поднял глаза. — Хотите пытать — пытайте, но с места я не сдвинусь. Пока что.

— Объяснись.

Ньют обнял колени, положил на них подбородок. Костры остались позади, но какой-то слабый свет освещал его лицо, свет, не имеющий источника. Скамандер даже выглядеть стал иначе, но Геллерт не понимал, что именно в нём изменилось.