— Видите тропу, идущую по левую сторону от холма? Которая так и зовёт пойти по ней?

— И?

— Так вот: туда нельзя. Я не… — Он замялся. — Это плохая примета — огибать Тару по левой стороне.

Но говоря так, он отвёл взгляд.

— Кто тебя учил врать? — спросил Геллерт с сочувствием и повёл палочкой по обнажённой шее Ньюта. Тот вздрогнул. — Кто этот бездарный учитель? А хотя можешь не отвечать, я знаю ответ.

— Альбус…

— «Альбус», значит?

Ньют чертыхнулся, а внутри Геллерта поднялся восторг, мешаемый с любопытством. Скамандер выдал себя с потрохами и теперь, похоже, пытался сделать вид, что больше ни слова не скажет. Губы его были упрямо сжаты.

— Молчать бесполезно, всё и так понятно, — сказал Геллерт, садясь рядом. — Ты всё-таки его шпион?

— Нет.

— Друзья? Любовники?

Ньют едва двинул губами, отвечая:

— Второе.

Это предположение хоть и вертелось в мыслях наряду с прочими, но будучи озвученным, озадачило, и Геллерт на мгновение всё-таки потерял дар речи. Они с Ньютом встретились взглядами, и эти взгляды были изучающими. В глазах Ньюта промелькнуло понимание, он склонил голову на бок, как порой делают дети.

— Что он в тебе нашёл? — спросил Геллерт, но вопрос был риторическим. Ньют тем не менее ответил:

— Наверное, то же, что когда-то нашёл в вас.

В его тоне не было скрытой издёвки, напротив, Ньют казался серьёзным, однако фраза неприятно задела. Несмотря на порыв, Геллерт сдержался, лишь сжал крепче палочку, размышляя о шутках судьбы. Рядом раздалось хмыканье. Нижняя часть лица Ньюта была спрятана в уложенных на коленях руках, но глаза его улыбались. В эту короткую секунду оба — и Ньют, и Геллерт — похоже, думали об одном и том же.

Ньют поднял с земли жёлудь и покатал его в пальцах задумчиво.

— Мне нужен острый предмет, — начал деловито. — Можно? Шило, например. Обещаю не применять против вас.

Геллерт внял просьбе и теперь внимательно следил, как Ньют проделал в жёлуде отверстие, выдернул зубами нитку из своего жилета и вдруг забормотал что-то вполголоса, продевая нитку. Его голос становился напевнее, и уже можно было различить часть произносимых слов:

— …Ради любви Племени, во имя боли детей Дану держи свой щит перед нами, защити нас всех, держи свой щит перед нами, защити нас всех, — бормотал Ньют, прикрыв глаза. — Возлюбленная Дану! Мать Сияющих, огради, о огради нас, благородная Леди…

Ньют то переходил на шёпот, то начинал говорить громче; он не смотрел на Геллерта, только на жёлудь, и изрёк последние слова, завязывая на шее нить узлом.

— Триада да пребудет с нами и ее плащ вокруг нас, — проговорил Ньют напоследок и повторил концовку молитвы, медленно опуская руки. Он покорно склонил голову и сидел недвижимо на коленях, слабый ветер шевелил его волосы невидимой доброй рукой.

Геллерт опять почувствовал, что все здешние силы благоволят совсем не ему, вору с инородной магией. Что не так с этими Скамандерами? Они могли выискать книгу заклинаний задолго до Геллерта, могли прийти и взять сами копьё и стать могущественней любого из ныне живущих магов. Так почему?..

— Амулет тебе не поможет, — сказал Геллерт. — Вам, Скамандерам, похоже, уже ничего не поможет.

Ньют не понял, конечно, поднял брови, но ничего не спросил. Он всё так же пялился на холм, и лицо его становилось всё сумрачнее. Пальцы сжали колени, побелев.

Реакция его была необычной, но Геллерту тоже не нравились расходящиеся в разные стороны тропы. Неестественным выглядел правый путь, резко обрывающийся в пропасти.

— Пора идти. — Геллерт поднялся, движением палочки поднял на ноги Ньюта, и тот поморщился, пытаясь обрести равновесие. — Налево. По тропе. Я не собираюсь спускаться по крутому склону, и если у тебя есть оправдания посильнее дурных примет, то я слушаю.

На лице Ньюта отобразился отчётливый страх, впервые за всё это время. Последний раз Геллерт видел его таким в Нью-Йорке, и сейчас вдвойне приятно было наблюдать за его испуганной растерянностью.

— Я слушаю, — повторил Геллерт. Ньют качнул головой.

— Мне нельзя.

Он выдавил это с трудом, словно нехотя.

— Тебе?

Паршивец, похоже, понял, что сболтнул лишнего — в этот раз ничего не ответил и направился к тропе, уходящей влево. Лишь единожды он бросил тоскливый взгляд на крутой склон, где внизу неспешно тёк ручей.

Геллерт ещё помнил карты и рисунки Тары. Там не было никаких крутых склонов и ручьёв.

Он буравил глазами преувеличенно прямую спину Ньюта, который вдруг взял моду спотыкаться на ровном месте. Вместе с тем плечи его всё больше сутулились, как если бы его придавливала к земле неведомая сила. Единожды он обернулся, всего на миг, и на лице его Геллерт успел прочитать безмолвное «зачем?».

Мысли об этом даже ненадолго перекрыли поток размышлений о копье Луга.

*

Их остановило неожиданно раздавшееся непонятно откуда скуление. Ньют встал как вкопанный, начал озираться по сторонам. Потом вопросительно обернулся.

— Ты серьёзно? — устало спросил Геллерт, но сдался: — Ладно.

Он наколдовал люмос попытки так с третьей — магия не желала подчиняться, ей будто что-то мешало. Едва свет зажёгся на конце палочки, Ньют, резко ставший похожим на ищейку, дёрнулся куда-то вбок, к низине, начал спускаться. Скуление становилось всё громче, и Геллерт поднял палочку выше, силясь рассмотреть хоть что-нибудь. И, кажется, увидел.

— Надо же, волк, — сказал он с любопытством и тоже начал спускаться.

На него посмотрели жёлтые глаза, зверь оскалился — впрочем, в его оскале не было злобы, лишь измученность. Лапа волка застряла в расщелине между камнями. Кровавые брызги на желтой траве вокруг показывали, что зверь боролся долго и упорно, пока окончательно не вымотался, сдавшись судьбе. Ньют уже возился рядом, он не боялся, казалось, ничего: ни волчьего оскала, ни Геллерта. Перед ним был только больной зверь.

— Не бойся, — ласково сказал Ньют. — Я не причиню тебе боли, я лишь хочу её уменьшить, вот и всё. — Он чуть присел, сделав пару шагов навстречу. — Дай мне помочь.

Волк ждал, настороженно склонив голову. Его рычание стало тише, а потом и вовсе смолкло. Ньют преодолел последние футы между ними, выдохнул и протянул руку. Он тянулся пальцами невозможно долго, пока, наконец, они не легли на голову волка, осторожно погладили между ушей.

— Вот так, — сказал Ньют с облегчением. — Хороший мальчик.

Он повёл рукой ниже, до больной лапы.

— Вы так и будете стоять или поможете? — спросил Ньют отрывисто.

— Магия здесь может больше навредить. — Геллерт умолчал о том, что помимо всего прочего магия не больно-то ему здесь подчинялась. Ньют уже и без того успел заметить.

Осторожно, придерживая пальцами лапу, Ньют попытался расширить щель, и Геллерт всё-таки пришёл на помощь, поддев камень заклинанием. Вышло в итоге не очень аккуратно, камень сдвинулся слишком резко, причинив боль зверю. Тот беспомощно тявкнул совсем как щенок, а осознав, что свободен, мгновенно отскочил назад на несколько шагов и зарычал, приволакивая больную лапу.

— Я знаю лечебные заклинания, — сказал Ньют просительно.

— Нет.

— Тогда вы.

Он обернулся на Геллерта.

— Чтобы вышло как с камнем?

Ньют открыл рот и тут же хмуро закрыл его.

— У вас это общее с братом, — сказал Геллерт. — Наглость. Похоже, вы оба думаете, что вам всё должны преподнести на блюдечке с голубой каёмкой.

— Ни я, ни Тесей так не думаем, — отрубил Ньют и зашикал на волка, снова успокаивая его. — Это как раз вы так живёте, мистер Гриндевальд. Как будто вам кто-то должен подарить весь мир.

— Я сам в состоянии подарить его себе, Скамандер.

Он сказал это спокойно, но с затаённой угрозой, подтолкнул вперёд. Ньют сделал шаг и как-то резко сник.

— Зачем вам всё это, — сказал он спустя такую длинную паузу, что разговор казался уже завершённым. — Зачем вам весь мир?

— Это моё дело. И не притворяйся, что не читаешь газет. Им нравятся мои речи и лозунги.