— Появлялись племена богини из дымных облаков, а ещё из-под земли приходили, потому что с некоторых пор там царство их, туатов. Прячутся там они, да, прячутся, а те, кто поумнее был, в люди вышли, в маги. — Голос, поначалу звучавший нараспев, вдруг стал издевательским, а под конец и вовсе захихикал. — Чтобы на виду быть, никем не замечаемыми.

— Я и так понял, вы не сообщили мне ничего нового, — устало сказал Геллерт. — Знаю о Скамандерах.

Место он узнал с первого взгляда, а потому поспешил вынуть палочку, с трудом перенеся птенца на сгиб левой руки и прижав к животу.

— Глянь-ка, снова с палочкой-заклиналочкой!

— Уставился злобно — как змей подколодный!

Геллерт сдержал смешок: народ древний, а дразнилки детские. Он приготовился аппарировать, сделав маленький шаг вперёд. Чем чёрт не шутит, вдруг получится?..

— Стойте! — раздался рядом знакомый голос.

Геллерт вздохнул.

— И откуда ты всегда берёшься, Скамандер?

Ньют и ухом не повёл. Он вышел вперёд из глубины близ расположенной пещеры, и феи перед ним почтительно разлетелись. Его рыжие волосы выглядели особенно ярко на фоне неестественно голубого неба.

Как заколдованного.

— Чем обязаны вашему появлению в наших подземельях? — спросил вылетевший вперёд король, подтвердив догадку Геллерта о небе.

— Я вернулся за тем, что вы украли, — ответил Ньют. — За… этими двумя.

— «Этими двумя»? — с сарказмом переспросил Геллерт.

Феи зашептались, задумались.

— Мага бери, — сказала королева, сняв невидимую пылинку со своего воздушного зелёного платья. — А птица наша. Мы знаем, что она призывает дождь, а наши чародеи давно, так давно не могут вызвать хороший дождь! Деревья чахнут, травы сохнут! Мы посадим птичку в маленькую клетку, чтобы пела жалостливее, и тогда будет нам добрый дождь, лучше прежних!

Геллерт едва не расхохотался. Ему даже не нужно было глядеть на Ньюта, чтобы знать выражение его лица. Тот на мгновение, кажется, даже дар речи потерял.

— Вы должны отдать и птенца, — наконец сказал Ньют с нажимом. — Маленькая клетка — это неподходящие для него условия. Авгуриев вообще-то содержат в больших вольерах.

Феи притихли, но тишина эта была угрожающей. Они сузили круг, и часть взмыла вверх, превращая круг в шар, в центре которого стояли Ньют и Геллерт, по-прежнему удерживающий птенца. Авгурий совсем обессилел, и его головка свешивалась с локтя Геллерта, лишь изредка птенец издавал слабое карканье, больше похожее на хрип.

— Племена богини Дану хотят нарушить уговор? — спросил король, вылетев вперёд.

— Я не понимаю, какой… — начал Ньют, но осёкся. Тень легла на его лицо. Он оглянулся на Геллерта, и тот улыбнулся, давая понять: он всё слышал и принял к сведению.

Предположение подтвердилось.

— Какой уговор? — сердито закончил Ньют.

Феи изумленно ахнули — снова все разом, стройным хором тоненьких голосков. Королева подлетела к самому лицу Ньюта и взмахнула ромашкой на стебле, служившей ей зонтиком.

— Уговор не вмешиваться в дела родственного народа. Давний уговор.

— Вы вмешались первыми, если уж на то пошло, — сказал Геллерт. — Птицу нашли мы, так что тут нет нарушения вашего с туатами уговора.

— Птица сбежала от нас! Улетела! — возмутилась фрейлина, обмахивающая королеву листом лопуха.

— Да! Да! Да! Улетела!

Протестующие возгласы слились воедино. Геллерт переглянулся с Ньютом, и, похоже, это был редкий случай, когда они поняли друг друга.

— Сейчас будет сложнее, — тихо произнёс Ньют, и тут феи налетели, как миниатюрные пикси, мельтеша перед глазами так плотно, что полностью скрыли его от Геллерта. Голос Ньюта раздался отовсюду: он дразнился на все лады, звал к себе интонациями фей.

— Пойдём отсюда!

— Нет, это я настоящий! Идём!

И повторяющееся со всех сторон:

— Нет, я!

Геллерт закрыл глаза, потянулся туда, куда звала интуиция.

«Нет, я!»

«Я, я!»

И вдруг услышал среди этой какофонии:

— Руку давайте, — сказал Ньют нетерпеливо. Ньют ли?..

Геллерт приоткрыл один глаз. Мельтешащие стрекозиные крылья казались одним целым, словно листья, трепещущие под дуновением ветра в едином ритме.

— Как я могу быть уверенным, что ты — это ты? Как я могу тебе доверять?

— Доверять? Мы никогда друг другу не доверимся.

Здесь Геллерт потерял последние сомнения — он выбросил ладонь наугад, тут же почувствовав, как её сжали знакомые пальцы.

Они приземлились там же, откуда их забрали феи, и Ньют бросился к птенцу авгурия, начал нянчить, придерживая его поникшую головку. Голос птицы ушёл в жалобный писк.

— Позволь мне, — сказал Геллерт негромко.

Он тронул запятнанные кровью крылья, повёл палочкой. Раны начали на глазах затягиваться, и птенец всплеснул крыльями, едва не выбив у Геллерта из рук палочку. Ньют подкинул авгурия в воздух, и тот взлетел — свободно, легко. Жуткий крик разнёсся над лугом, такой громкий, что, казалось, возвращался эхом от далёких скал.

Ньют приложил ладонь козырьком к лицу, и уголки его губ были приподняты в мягкой полуулыбке. Вдруг он моргнул и стёр со щеки крупную водяную каплю.

— А вот и дождь, — сказал Ньют со смешком, и его слова подтвердила молния, сверкнувшая над холмом.

Ньют наотрез отказался идти в наколдованное укрытие и остался снаружи, встал посреди поляны меж деревьями. Дождь шумел, подгоняемый воплями авгурия, набирал силу, пока не превратился в ливень с оглушающими потоками воды. Они били по земле, стекали в низину. Ньют, совершенно мокрый, стоял под струями, подставив ливню лицо.

Когда он влез в подобие палатки, отряхиваясь как собака, Геллерт ненадолго задержался взглядом на мокрых прядях и каплях, которые стекали на шею. Ньют подсел к огню, разложив вокруг верхнюю одежду, и начал согревать руки. На Геллерта явно не надеялся, решив высушить всё естественным образом.

Они перекусили в гнетущей тишине. Ньюта опять что-то снедало, но делиться этим он, похоже, не хотел. Геллерт хлопнул в ладони.

— Поговорим о твоём происхождении, — сказал он непринуждённо, и Ньют сразу подобрался, тронул лицо, будто убирал с него лишние эмоции. — Туата де Дананн, значит.

— Да, — ответил с вызовом. — И?

— Не похоже, что ты знал с самого начала. Разве что, может, о гейсах.

— Я и не знал. Потом стал подозревать, потому что…

Ньют потёр глаза и неловко улыбнулся. Кажется, искренне.

— Понимаете, уже сложно было верить. Никто не верил — кроме мамы. Когда Тесей меня учил семейным гейсам, это слово у него не звучало — просто запреты. А почему запреты, откуда они? — Он взволнованно развёл руками и повторил: — Никто не верил.

Геллерт помолчал.

— Не думал, что гейсы бывают семейными.

— Не совсем… Они касались кого-то из членов семьи, того, кому…

— …Кому придётся охранять копьё. Всё понятно.

— Я и сам осознал лишь недавно. — Он посмотрел с сомнением на Геллерта. — Зачем я вам это рассказываю?..

Геллерт растянулся удобнее на траве.

— Тогда замнём. Меня интересует и другая тема, довольно далёкая от этой. Правда, тебе она тоже может не понравиться.

— Какая?

В глазах Ньюта появилась настороженность.

— Почему вдруг ты и Альбус? Только не говори, что начали ещё в школе.

Ньют поморщился, взъерошил влажные волосы.

— В школе? Сами же говорили, что неплохо его знаете.

— Альбус любит радикально менять свои мнения. Недругом мне он решил стать за один день. — Геллерт прервался, размышляя, хочет ли он говорить то, что, скорее всего, Ньют потом сообщит известно кому. И решился: — Однажды я сбежал, когда обстоятельства требовали остаться, и это было недостойно. Я сожалею и сейчас.

Ньют взглянул пытливо.

— Вы же не расскажете, о чём речь.

В предложении не было вопросительной интонации. Смышлёный парень.

— Разумеется.

— Я передам.

Они встретились взглядами, и Ньют очевидно смутился: он без перехода деловито полез в сумку, выискивая там что-то. Но Геллерт не хотел, чтобы этот новый короткий момент единения был так быстро сломан.