Хэрн метнулся в кладовку, что раньше планировалась в качестве спальни, и если мой безумный эксперимент не принесет видимых результатов, то ей придется на зиму снова превратиться в спальню. Стоя передо мной, он трясущимися руками протягивал мне серебристый широкий шейный браслет, увидев который вблизи я почти утратил прежнюю решимость. Неохотно, с осторожностью дотронулся до холодного металла браслета. В воспаленном мозгу носилась безумная мысль о рабстве до смерти, но волевым решением приказал своим рукам взять ошейник и, напомнив Хэрну о приказе, надел серебряную побрякушку на себя.

Моя отправная точка — это Земля, память о родителях, жене, детях и внуке. Стереть такой слой вряд ли возможно, а якорем в этом мире выбрал бобика, ведь никого роднее его у меня здесь пока не было. Хэрн не в счет, слишком сложные чувства испытывал я к нему. Он канн, и в то же время заменил мне друзей, наставников и учителя. Заботится обо мне, и совсем не как раб или слуга, а искренне, по-дружески, и, возможно, он испытывает ко мне отеческие чувства.

Ощутив прохладный металл на шее, я словно весь растворился в нем, и только мысли о доме, любимой семье не давали полностью окунуться в омут блаженства, источаемого ошейником, которое подавляло всякие мысли о сопротивлении этому наслаждению. Теперь понятно, как действует этот амулет! Это своего рода сильнейший наркотик, и тот, кто его дает, становится для носителя «украшения» таким родным и любимым, что любой его приказ или просьба выполняется с радостью, максимальной скоростью и самоотдачей. Классно придумано. Я не понял… да я мыслю! Я анализирую! Я себя чувствую! Так, с памятью вроде нормально. Земля, самолет, канны, бобик… Бобик, солнышко мое, я к тебе вернусь — обещаю! А где Хэрн? Его надо позвать…

Чувствую, с каким трудом мне удается открывать глаза, только не в физическом, а в астральном плане. Вот что-то мелькнуло. Огонь, какой же он красивый, блики по моей пещере, я сижу на одеяле. С трудом поворачиваю голову, пытаюсь осмотреться. А ошейник на шее начал сильно жечься… хм, не нравится, видно, что против его воли иду. Теперь медленно — в другую сторону. Хэрн половником что-то размешивает в котелке, наверное, кашу готовит. Каша! В голове окончательно щелкнуло, чувство сильного голода буквально смело тормозящее действие ошейника. Я поерзал задницей по одеялу, удобнее усаживаясь, огляделся вокруг — темно, только всполохи по стенам пещеры от костра; ночь или глубокий вечер.

— Вечер добрый, Хэрн — как жизнь молодая, дикорастущая?! — громко спросил я.

Выпустив половник в котелок и чуть не перевернув все его содержимое в костер, Хэрн подскочил на месте не меньше чем на метр и ошалело вытаращился на меня.

— Чего мычишь? Слова забыл, что ли? — и мысленно спросил: «У тебя все нормально?»

Тут же по мысленной связи пришел радостный ответ: «Ага, хозяин!» — и на общем продолжил:

— Малыш, ты очнулся! Ну наконец-то — я так боялся, и скучно было очень… Ты сидишь, смотришь в одну точку, дышишь через раз. Я пытался давать тебе какие-нибудь команды, но ты на них не откликался, меня полностью игнорируя. Сейчас на улице ночь. И еще — прибегал бобик, увидел тебя в таком состоянии, обозвал меня идиотом, сказал, если ты завтра не очнешься, то он меня съест. И поверь, он не шутил, — как-то совсем грустно закончил свое повествование Хэрн.

«Да-а!.. Дела!» — подумал я.

— Хэрн, а вот скажи: какие у этого украшения есть хорошие качества?

— Ты бы мне лучше рассказал, как сумел его побороть, раз спокойно общаешься со мной, а он на шее.

Я обстоятельно поведал Хэрну о своих догадках, о действии наркотика, воспоминаниях о родных, бобике, о нем — Хэрне, и о сильном чувстве голода, окончательно смывшем волной тормозящее действие ошейника.

— Нужно иметь сильное чувство к чему-то или кому-то: месть, желания, любовь, ненависть, воспоминание, клятва, долг… все, что способно удержать тебя от погружения в наркотический дурман. Я не зря спрашивал, какие у него хорошие стороны есть. Уж очень все просто: одна функция — с его помощью превращать разумных в рабов. Одно рабство, и все? Этого мало: для того чтобы превратить в раба, не обязательно доставлять удовольствие и лечить… Кто их делает, эти ошейники, сколько они стоят и для чего их покупают?

Хэрн задумался, наморщил лоб, сосредоточился. В такие моменты он особенно напоминал о своем немаленьком возрасте. Набычился, надулся, как мыльный пузырь, — весь мысленный процесс вышел на передний план, в данном случае на лицо, вернее — на морду.

— Я не знаю. Ведь я познакомился с ним не по своей воле, и все время нашего знакомства для меня промелькнуло как один день. Мне просто очень повезло, что меня использовали в качестве мага, потому я и смог себя ощущать наполовину разумным и отсчитывать пролетающие циклы. Кто делает эти ошейники, я тоже не знаю, мне кажется, они — дело рук древних, но для чего древние их делали и как использовали, не ведаю. Я думаю, на этот вопрос никто тебе ответа не даст. Их приспособили местные, сам теперь знаешь к чему, и сто лет назад… да и сейчас, я думаю, — это довольно редкая вещь и стоит немало. Сам понимаешь — заполучить в рабы мага несложно. Намного сложнее удержать его в подчинении, чтобы при этом он хоть что-то понимал.

Теперь уже я задумался. Получается, ошейники используются в основном для рабов-магов, но ведь я видел на стоянках много народу в ошейниках, и женщин среди них тоже было немало, а Хэрн говорит о большой стоимости этих неприятных игрушек… Понятно и то, что Хэрн сам многого не знает. Я думаю, есть несколько видов ошейников, и используют их действительно для порабощения людей и им подобных, но они все разные. Для магов используют самые сильные из них, а вот кто их изготовляет или изготовлял, разберемся позже.

Я просидел в ошейнике до самого утра, боясь заснуть. А вдруг во сне мои настройки полетят и я стану полностью зависимым от шейного браслета?! Страшно! Но сон меня все-таки сморил под утро, так и не удостоив в очередной раз сновидениями.

И все-таки я проснулся сам! Очнулся от сна перед обедом: под головой подушка из плотной ткани, набитая сухой травой (идея моя, исполнение Хэрна), сверху накрыт маленьким одеялом, рядом горит огонь, над костром подвешены котелки, в них что-то булькает. Хэрна рядом не видно, ушел куда-то. Вставать неохота. Пьянящая радость наполняет сознание: я победил, я выиграл этот забег с беспамятством, я выжил! Тело поет и требует действий, а ссадины на руках, ногах и туловище, что каждую тренировку добавляются в мою «коллекцию», исчезли, синяки и ранки не саднят. Меня отлично подлатали, я стал как новый рубль. Интересное наблюдение. Может, много времени прошло и я все время был безумной рабочей машиной? Вряд ли! Пещера та же, вон мой черненький кинжальчик лежит, я точно помню, куда его вчера клал. Со стороны тренировочного зала раздалось кряхтение, и из серого проема туннеля появилась уставшая, но довольная физиономия Хэрна.

— О, господин, наконец вы проснулись. Прошу вас, давайте сейчас же пройдем к бобу, иначе это блохастое создание меня съест. Прошу вас, господин.

Я от удивления приподнялся на лежанке, и видок у меня был, наверное, до такой степени глупый, что он не выдержал и засмеялся, а следом за ним в пещеру ввалилось и само мохнатое недоразумение.

Вот гады, эти два спевшихся субчика решили меня разыграть! Но на дворе день, а бобик спокойно расхаживает по гостям, значит, перекрыл периметр зоны доступа.

— И вам привет, господа. Чем обязан, господин бобик, вашему посещению наших пенатов? Не соблаговолите ли, судари, изъясниться на сей волнующий меня момент!

Теперь уже они оба представляли собой экспозицию удивленного пограничника с собакой, причем тоже удивленной.

— Рты позакрывали, а то кишки простудите! — От моего высокопарного, аристократического слога не осталось и следа, и я хамски добавил: — Я не понял, в этой халабуде меня кормить кто-нибудь собирается?