Поселение Крайе. Северо-восточное побережье Тихого моря.

Империя Синг. Весна 7025 года

«О боги, как хочется спать…» — зевая, подумал я. Затекшая правая рука противно ныла и колола кожу изнутри стайкой жалящих муравьев; дурная привычка — спать на боку, подложив под голову вместо подушки правую руку.

Приоткрыв глаза и не поднимая головы с предплечья, осмотрел открывающийся вид на вход в наш хилый шалаш. Часть хвойной подстилки, которую я соорудил себе вчера вечером, обрезав ветки елей ярдах в сорока от места нашей ночевки, выглядывала из-под куска овечьей шкуры, что стащил ночью у Хэрна. Преображающийся в свете восходящего весеннего солнца вход в шалаш будоражил воображение. Чуть-чуть фантазии — и я уже у входа в сказочную пещеру с драконами, сокровищами, приключениями, ну и с прекрасной принцессой, из собственных ручек угощающей меня великолепными яствами. В надежде обнаружить рядом с носом свалившийся, на счастье, хотя бы завтрак прикрыл глаза… Вкусно-то как! Попробуем! Не тут-то было: сдобная булка и молоко были лишь во сне… хотя вряд ли, мне практически никогда здесь не снятся сны. А жаль, какой был бы хороший сон и вкусный. Ну вот, опять хочу есть… а что тут удивительного — я всегда хочу есть: сколько себя помню, есть я хотел всегда. Всегда!

С залива потянул легкий бриз, принеся с собой запах гниющих морских водорослей. Крики чаек и бакланов раздавались неотчетливо и тоскливо. До моря лиги три — три с половиной; интересный факт — моря не видно, чаек тоже, а крики их слышны. Странно!

«О боги, как хочется есть…» — подумал я. Затекшая правая рука все так же ныла и колола кожу, но оторвать голову от своеобразной подушки было выше моих сил; гадство, болит-то как, а голову поднять лень, тем более — повернуться или вставать. Ну да, как в том анекдоте про кота, который выиграл спор, кто самый ленивый.

Вставать неохота, и вокруг какое-то умиротворение, тишь да благодать. Странно: почему тихо, если рядом должна быть отара овец — хоть и небольшая, голов тридцать, но все-таки… И собаки!

Приподнял голову, прислушался. Ничего — ни блеяния, ни рычания, ни лая. Лишь шуршание листвы в верхушках деревьев, потревоженных утренним бризом. Даже постоянного ворчания Хэрна не слышится. Наверное, Хэрн погнал овец к ручью на водопой. Да, но почему не разбудил меня? Пожалел? Вряд ли — еще тот вредина! Уж чем-чем, а человеколюбием не страдает и работу, даже свою, всегда норовит скинуть на других.

Надо вставать, приготовить завтрак, самому поесть и эту скотину Хэрна накормить.

— Да, надо вставать! — чтобы подбодрить себя, громко произнес я и с наслаждением повернулся на спину, раскинув в стороны руки.

«А вот дудки: надо пользоваться возможностью просто так поваляться утречком, побалдеть и помечтать. А завтрак — ну что завтрак? — подождет, и поболее голодали, потерпим, а вот возможность понежиться, пусть и не на мягкой перине, дорогого стоит, особенно теперь, в этой жизни.»

Да-да, в этой жизни, а ведь была и та! Боже, как давно это было… и было ли вообще? Иногда мне кажется, что воспоминания о себе прежнем — это плод моего буйного воображения и моя история — полный бред, а сам я смотрю спектакль с собой в главной роли как зритель, будто все происходящее меня никоим образом не касается. Кажется, что скоро опустится занавес, зрители овациями проводят артистов, а мы с женой, получив в гардеробе пальто и шубу, не спеша побредем к автомобилю на парковке, весело обсуждая перипетии спектакля, с удовольствием вспоминая особо понравившиеся моменты. Или это кошмарный сон, где я попал в тело малолетнего парнишки, и голод, унижения, постоянные стычки — это просто образы в мозгу, навеянные безмерным количеством прочитанных книг.

Но, увы, занавес до сих пор так и не упал, и просыпаюсь я весь последний год с постоянным чувством голода, боязнью неизбежных драк и огромным желанием жить (а на данный момент — просто выжить).

Зовут меня теперь Гури, мне около двенадцати лет, точнее сложно определить. Худой и маленький ростом. Прыщ — мое местное прозвище, и никто, кроме доброй госпожи Кларен, нашей лучшей стряпухи, меня по имени не зовет. На вид по возрасту мне дают еще меньше. Вечно грязный, с постоянным голодным блеском темно-коричневых, почти черных глаз, взъерошенными волосами, похожими на солому и цветом, и на ощупь (которые раз в месяц остригает Хэрн ножницами для стрижки овец), и правильным, я бы даже сказал, аристократическим носом (предметом вечной зависти моих недругов и наипервейшей целью для них в частых драках). Утонченные черты лица с постоянной усмешкой на губах, что еще больше бесит моих недругов, их друзей и их родителей.

«Эльфенок» — то есть полукровка, или попросту ублюдок. Как только ни изгаляются мои кровники, чтобы меня оскорбить! А если учесть то отношение, которое испытывают местные к эльфам и тем, что с ними связано, то худшего оскорбления придумать просто невозможно. Ну не любят тут нелюдь, и в особенности перворожденных, и не просто не любят, а стойко, яростно ненавидят всеми фибрами души. И, надо признать честно, есть за что. Даже к тем же оркам или гоблинам отношение ровное, а вот гномы и особенно эльфы… Хотя я и не похож на нелюдь и во мне, надеюсь, нет примеси древней крови, но из-за происков моих врагов очень часто мне достается, так сказать, за эльфов вообще.

Гады! Не жизнь, а сказка — правда, страшная. Не любят меня здешние жители: я не местный, я не макр. Если взрослое население относится ко мне безразлично, пока трезвое (кто же откажется навеселе поколотить «эльфа»), то со шпаной мелкой, моими ровесниками, и теми, кто постарше — война идет нешуточная, на уничтожение. И хотя я один, маленький, плюгавенький, часто бывающий битым большим количеством противников, но победы эти не даются выигравшей стороне легко. Мои маленькие костлявые кулачки не один нос противника свернули набок, хотя, сколько бы я ни проиграл битв и сражений, мой аристократический нос имел до сих пор первоначальный вид и непоправимым повреждениям не подвергался. Кроме того, в драке я пускал в ход всё — руки, ноги, голову, — бил всем, и бил так жестко, как только мог; бил так, как меня учили друзья, поэтому в последнее время менее чем втроем недруги ко мне не цеплялись…

Я потер рукой ушибленное правое плечо. Учебный меч почти ничем не отличается от настоящего: длина, вес — все такое же, только деревянный. Вот им мне сейчас и прилетело.

Макры — народ неуемный, раньше живший разбоем и грабежами, теперь немного… оцивилизованный, что ли. Лет двести назад местные лорды, уставшие от бесконечных боестолкновений с воинственными соседями и непрекращающихся грабежей, чтобы защитить свои владения и прекратить разбой, объединили свои дружины и зашли в леса, где обитали макры, для приструнения зарвавшихся.

Увы, но вышли — вернее, выбежали обратно — единицы, в их числе и будущий первый герцог Империи, на земле потомков которого теперь живет этот достойный народ. А что делать — договорились. Макры живут теперь сами по себе, по своим законам, находясь у себя дома, а на территории Империи являются свободными гражданами, пользуясь правами благородного сословия, но не являясь им. За это они обязаны при угрозе внешней агрессии предоставить ополчение, куда входит все взрослое население от шестнадцати лет и старше. Но это только при угрозе извне: во внутренние разборки аристократов и благородных макры ввязываются самостоятельно на свой страх и риск как простые наемники. Платят им за это хорошо, и ничего удивительного, что военному делу учат маленьких макров чуть ли не с пеленок. Вот и в наше противостояние неожиданно вмешалось оружие, пусть и деревянное, но от этого не менее эффективное.